Эпиграф:
Трепещут горькие осинки.
Они страшатся новых битв.
Смолу, как слёзы, льют хвоинки
Над теми, кто в земле лежит.
Первые главы мемуаров моего деда, Пичугина Михаила Павловича, были опубликованы по ссылкам:
- Первая часть https://cont.ws/@mamalama2021/...
- Вторая часть https://cont.ws/@mamalama2021/...
- Третья часть https://cont.ws/@mamalama2021/...
- Четвёртая часть https://cont.ws/@mamalama2021/...
- Пятая часть https://cont.ws/@mamalama2021/...
- Шестая часть https://cont.ws/@mamalama2021/...
В оглавлении уже напечатанные части помечены мной курсивом. Теперь публикую следующие главы мемуаров моего деда (выделены жирным шрифтом).
"СОДЕРЖАНИЕ.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
1. Начало Великой Отечественной войны. Призыв в Армию.
2. Комиссар полевого госпиталя.
3. Одни сутки дома. Отправка на фронт.
4. В Торжке. Первые раненые и мои впечатления.
5. В деревне Дарьино. По пути наступления наших войск.
6. В Нелидове. Кровь за кровь. В чертовом мешке. Наша трагедия.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
1. Разгром.
2. В лагере. Побег.
3. Встреча с партизанами.
4. Зимовка.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
1. Подрывники.
2. Строчка из партизанской жизни.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 4. Зимовка.
Мой родной дед, Михаил Павлович, батальонный комиссар, пошёл на войну в возрасте 48 лет в августе 1941 года уже бывалым солдатом первой мировой. Заведовал госпиталем 3-й Ударной армии уральцев и сибиряков, воевавшей под Ржевом в 1941-42 годах. Там, во Ржевском котле, обессиленная армия попала в плен. Михаил Павлович бежал из плена и стал заслуженным партизаном Белоруссии. Награждён медалями и орденами…На фото не мой дед, но подобный ему старик-партизан с орденом Красной Звезды, как и у моего деда.
Мы решили зимовать. Подготовка зимовки.
Весь следующий день мы подыскивали удобное для зимовки место. Нашли указанную довольно большую поляну с болотом в средине, в котором была пригодная для питья вода. Лес был довольно густой, саженный, полосками и бороздами. Борозды почти тоже заросли, а на полосках между бороздами непроходимая сплошная чаща.
В этой чаще мы и решили копать себе землянку. Метров в четырёхстах от нашего жилья шла трактовая дорога из районного центра «Круглое» в деревню Пасырево. По другую сторону леса, почти в километре от нас, шла другая дорога. От деревни Пасырево до нашего жилья, похоже, около километра. С дороги хорошо были слышны разговоры проезжающих и пешеходов.
Место для зимовки, выбранное нами, было очень рискованным. По дороге почти каждый день из Круглого проезжали или немцы или полицейские в окрестные деревни. Причем, проезжая лесом, всегда активно обстреливали лес, боясь, по-видимому, партизанской засады.
Все с нашей стороны было построено на том предположении, что никому в голову не придет возможность проживания кого-либо в таком лесу прямо под носом у врага.
Исходя из этого мы и землянку строили необычную, это была почти квадратная яма в рост человека длинной и два метра шириной, глубиной всего метр. В ней можно было только сидеть, не задевая потолка. Копать глубже было почти невозможно.
Во первых - земля оказалась твердая как камень
Во-вторых, мы боялись, что много выброшенной земли некуда будет девать. Копать днём мешали ребятишки, которые сновали по лесу, ища грибы. И если бы кто нас увидел за работой – считай, всё! Дело пропало! О нашем местожительстве будут знать. Поэтому мы торопились быстрее закончить работу и замаскироваться.
В стенке ямы выкопали печку, дымоход вывели наружу в кусты. Вместо дверей мы просто оставили небольшую дыру, в которую можно было пролезть на брюхе, и затыкалась она пучком связанных сучьев.
Яму перекрыли жердями, закидали землей, землю разровняли так, что никакого бугра не заметно. Покрыли сверху мхом и осыпавшейся хвоей, насадили по чаще молодых елочек и так искусно замаскировались, что рядом пройдешь - и не заметишь наше жилье. В полу землянки вдоль сделали углубление для прохода. По обе стороны прохода - лежанки - головой к печке.
Так мы приготовились зимовать долгую зиму в тылу у врага. Окна никакого не сделали. Освещали тем, что ночью жгли огонь в печке, а днем иногда открывали отверстие в нашем входе.
Истопив нашу печку, мы закрывали отверстие в трубе прямо из землянки мокрым пучком соломы. От углей в землянке становилось тепло. Недалеко от жилья вырыли яму для картошки, покрыли землей и замаскировали. По ночам ходили за картошкой на поле. Создали неприкосновенный запас, пудов 20 картофеля, на случай «блокады».
Итак наше жилье было готово.
КАК МЫ ВЫЖИЛИ ЗИМОЙ.
Молча, мы оба стояли перед дырой в нашу «берлогу».
Каждый думал свою думу.
Не сбылись мои надежды попасть по осени к партизанам. Организовать свой отряд, нечего было и думать. Приближалась зима, и в этих местах партизаны могли появляться только время от времени, но не проживать. Да и кто пойдет за нами, за неизвестными людьми, безоружными...
Здоровых мужчин, конечно, много по белорусским деревням, но они предпочтут прожить зиму дома в тепле. Хлеб у них есть, немцы их не очень пока беспокоят, а там весной видно будет, что делать.
Мы бежали из плена с желанием снова обрести возможность бороться с врагом, а положение заставляло нас бездействовать все зимние месяцы. А впереди какая судьба нас ожидала?
Неизвестно.
Или перенесу зиму или погибну от холода и невзгод, а может быть, по нашему следу нас найдет полиция или немцы и пристрелят в этой яме...
Может быть, мы приготовили себе могилу.
Вообще, мы считали себя людьми, обреченными на гибель, и чувство тяжелой безысходной тоски не покидало нас вплоть до весны.
Наступило 6 ноября 1942 года. Канун дня Великой октябрьской социалистической революции. В ночь на 7-е выпал глубокий снег. Все вокруг было заснежено и нашу землянку окончательно замаскировало.
Высунув голову из норы, мы как дикие зверьки, озирались кругом. Как теперь пойдем в деревню, когда закончатся все продукты?
След-то никуда не денешь!
Более десяти дней мы не выходили из леса никуда, даже в лес за дровами, пользуясь запасом продовольствия и дров. Снег не растаял, а наоборот. Его выпало еще больше.
Через пятнадцать дней мы доели последние крошки хлеба, как ни экономно расходовали его. Вечером решили пойти в деревню, погода благоприятствовала нам, начинался снегопад . Уже стемнело, когда мы подходили к опушке леса перед деревней. Долго стояли в кустах и прислушивались. Тихо в деревне. Быстро перескочили дорогу, и зашли в крайнюю хату. Хозяин удивленно смотрел на нас.
- А мы же думали, что вы давно ушли куда-то, а вы все ещё здесь живете.
- Куда мы пойдем зимой, хозяин.
- Да, пожалуй, что вам придется здесь зимовать. Ну, ничего, ребята! Не падайте духом, у нас народ хороший, не выдадут и прокормят вас до лета, только будьте сами осторожны.
В каких-нибудь полчаса мы обошли знакомых мужиков. Нам дали хлеба, картошки, капусты, табаку и даже волокна конопли мне на лапти. С полными сумками мы темной ночью густыми зарослями леса двинулись к своему жилью. Снег валил не переставая и засыпал наши следы. В землянке затопили печку, стало тепло и светло. Сварили суп из картошки и кислой капусты, вкусно поели, покурили, и на душе как-то стало легче. Принесенные продукты мы посчитали. Решили, что нам хватит на две недели. Все вокруг завалило снегом, а нашу берлогу теперь не заметишь, даже если и пройдешь прямо через нее.
Так началась наша зимовка. Потянулись однообразные зимние дни. Из своей берлоги мы только выходили за дровами метрах в трех от нас. Сухой ольховник мы ломали на дрова. Печку топили только по ночам. В яме было тепло.
Партизаны больше в деревне не показывались, зато полиция и власовцы наезжали почти каждый день. Их прибытие и отбытие мы всегда знали, потому что проезжая лесом мимо нас они ожесточенно обстреливали лес из винтовок, а иногда и минометным огнем. В тихую погоду до нас отчетливо доносился их разговор.
Самым скверным в нашем положении было то, что мы не мылись в бане и не меняли белье. Пустить нас помыться в бане никто не решался, боялись друг друга. Грязь и паразиты нас буквально заедали. Каждый день мы выходили из землянки, но все равно тело гудело. Кожа становилась твердой как пергамент. Нас начинала давить тоска, и мы почти все время оба молчали. Каждый думал свою думу.
Неотступно стоял вопрос – что делать? Где и в чем выход?
Особенно это мучило моего товарища. Почти каждый день он изводил меня одним и тем же вопросом - что будем делать дальше?
- Дальше!- отвечал я, - Проживем зиму, если не убьют, и попадем к партизанам. Тогда пойдем к фронту и перейдем к своим.
Я начинал вслух рассуждать, где и как можно перейти фронт, вспоминал топографические карты, утешал, как мог, и Козлов понемногу успокаивался.
Иногда он выскакивал ночью, хватался за грудь руками и тихим шепотом начинал просить меня что-нибудь рассказать ему:
- Михаил! Душит меня тоска, сердце шалит, - говорил он.
Я разводил огонек в печке, становилось светлее. Над головою шумела снежная вьюга, темная длинная ночь. Я начинал рассказывать, всё,что мной было прочитано раньше. Романы Загоскина: «Русские в 1812 году», «Русские в 1612 году», «Аскольдова могила», что помнил из Пушкина, Лермонтова и других писателей. С советской литературой Козлов и сам был несколько знаком. Долго, иногда до рассвета, говорил я. И сам отвлекался от мрачных мыслей и отвлекал Козлова.
- Ну вот, сразу и легче стало, - говорил он. - А то молчим оба, прямо невыносимо.
ВОЛК.
Чтобы убить время с какой-либо пользой, я начал преподавать Козлову «Курс политической экономики». Восстанавливал подробно весь материал политической экономики, который я преподавал до войны в техникумах. Надо сказать, что материал, преподаваемый мною, сильно увлёк Козлова, расширяя его политический кругозор.
Он часто говорил мне: «Только теперь я понял, что гибель капитализма неизбежна, а социализм непобедим! И пусть фашисты сейчас радуются временным победами, все равно в конечном итоге мы победим!»
Научное обоснование возникновения и гибели капитализма, неизбежность победы социализма, вселяли в него дух уверенности, бодрости, духовно закаляли для дальнейшей борьбы.
Томительно и скучно тянулись дни. Мы становились все мрачнее и угрюмее. Что делается на фронте? Ничего нам не известно. Иногда ясной морозной ночью высоко-высоко в небе загудит пропеллер самолета. Как сильно забьется сердце! Не дыша, мы прислушаемся к гудению. Может наш?
В голове начинают бродить фантастические мысли. Вот самолет садится на поляну возле нас. Мы бежим к нему.
- Товарищ! Возьми нас!
Но наш самолет уходит дальше... и мир фантазии прерывается.
...Часто по ночам я вижу сны.
Вот я - молодой, мне всего 18-20 лет. В сатиновой рубахе-косоворотке иду с гармошкой по деревне с гурьбой девушек и ребят. А как я играю! Как пою! Потом пускаюсь в пляску. Пляшу самозабвенно, быстро и легко.
...Иногда я в Ирбите. Темная ночь, на вокзале темно, в городе темно. Почти бегом иду знакомой улицей к своей квартире, сердце усиленно бьется. Вот и квартира. Темно в окнах, холодно в сенях, холод на сердце. Стучу и стучу в двери – ни звука. Дом не жилой. Где семья? Кого спросить? Иду по улицам и забегаю в дома, нет никого. Как я попал сюда? Страх начинает сверлить мозг, и я просыпаюсь. Долго не могу прийти в себя. Где я? Под головой что-то глухо шумит. Что это шумит? Проезжающая по дороге машина...И я по-прежнему в землянке.
И так ночь за ночью.
Однажды рано утром, когда чуть рассвело, пошел я за водой на полянку, где был наш "колодец". Зачерпнул в котелок воды и поставил его на снег.
Почувствовав чей-то взгляд, я оглянулся и на противоположной стороне поляны увидел большого матёрого серого волка! Он сидел на задних лапах, подняв голову, и смотрел на меня жёлтыми, понимающими, твердыми и острыми, стальными глазами. Я тоже удивленно глядел на него. Мысленно между нами шел следующий разговор.
Я: - Если бы у меня была винтовка, я бы не убил тебя, потому что мы с тобой в одном положении.
Волк: – Я вижу, потому и сижу спокойно. Но я волк уже 15 лет. А вот ты, ты еще только становишься волком.
Я: – Да, я уважаю тебя, ты жил и живешь всеми гонимый, всеми преследуемый. Ни пуля, ни западня, ни собака, ни белорус, ни немец – ничего с тобой не смогли сделать.
Волк: – А ты думаешь, сразу я стал таким? Нет, годы и годы я много раз боролся за жизнь и, победив смерть, стал волком.
Я: – Я тоже буду волком, хитрым, выносливым, беспощадным, умеющим и бегать, и убивать. Но убивать только один вид животных - я буду душить немцев! Только душить. А мясо тебе!
Волк: – Понимаю, ты будешь душить немцев за то, что по их милости ты стал волком.
А я стал волком по милости всех вас - людей. Прощай!
И Волк тихо скрылся в лесу.
(Продолжение следует.)
Оценили 39 человек
69 кармы