Страшная зимовка. Разговор с Волком. Или настоящие мемуары моего деда, Пичугина Михаила Павловича. Часть Седьмая.

Эпиграф:

Трепещут горькие осинки.

         Они страшатся новых битв.

                      Смолу, как слёзы, льют хвоинки

                                   Над теми, кто в земле лежит.

Первые главы мемуаров моего деда, Пичугина Михаила Павловича, были опубликованы по ссылкам:

- Первая часть   https://cont.ws/@mamalama2021/...

- Вторая часть   https://cont.ws/@mamalama2021/...

- Третья часть   https://cont.ws/@mamalama2021/...

- Четвёртая часть   https://cont.ws/@mamalama2021/...

- Пятая часть   https://cont.ws/@mamalama2021/...

- Шестая часть   https://cont.ws/@mamalama2021/...

В оглавлении уже напечатанные части помечены мной курсивом. Теперь публикую следующие главы мемуаров моего деда (выделены жирным шрифтом).

"СОДЕРЖАНИЕ.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

1. Начало Великой Отечественной войны. Призыв в Армию.

2. Комиссар полевого госпиталя.

3. Одни сутки дома. Отправка на фронт.

4. В Торжке. Первые раненые и мои впечатления.

5. В деревне Дарьино. По пути наступления наших войск.

6. В Нелидове. Кровь за кровь. В чертовом мешке. Наша трагедия.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

1. Разгром.

2. В лагере. Побег.

3. Встреча с партизанами.

4. Зимовка.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

1. Подрывники.

2. Строчка из партизанской жизни.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 4.     Зимовка.

Мой родной дед, Михаил Павлович, батальонный комиссар, пошёл на войну в возрасте 48 лет в августе 1941 года уже бывалым солдатом первой мировой. Заведовал госпиталем 3-й Ударной армии уральцев и сибиряков, воевавшей под Ржевом в 1941-42 годах. Там, во Ржевском котле, обессиленная армия попала в плен. Михаил Павлович бежал из плена и стал заслуженным партизаном Белоруссии. Награждён медалями и орденами…На фото не мой дед, но подобный ему старик-партизан с орденом Красной Звезды, как и у моего деда.

Мы решили зимовать. Подготовка зимовки.

Весь следующий день мы подыскивали удобное для зимовки место. Нашли указанную довольно большую поляну с болотом в средине, в котором была пригодная для питья вода. Лес был довольно густой, саженный, полосками и бороздами. Борозды почти тоже заросли, а на полосках между бороздами непроходимая сплошная чаща.

В этой чаще мы и решили копать себе землянку. Метров в четырёхстах от нашего жилья шла трактовая дорога из районного центра «Круглое» в деревню Пасырево. По другую сторону леса, почти в километре от нас, шла другая дорога. От деревни Пасырево до нашего жилья, похоже, около километра. С дороги хорошо были слышны разговоры проезжающих и пешеходов.

Место для зимовки, выбранное нами, было очень рискованным. По дороге почти каждый день из Круглого проезжали или немцы или полицейские в окрестные деревни. Причем, проезжая лесом, всегда активно обстреливали лес, боясь, по-видимому, партизанской засады.

Все с нашей стороны было построено на том предположении, что никому в голову не придет возможность проживания кого-либо в таком лесу прямо под носом у врага.

Исходя из этого мы и землянку строили необычную, это была почти квадратная яма в рост человека длинной и два метра шириной, глубиной всего метр. В ней можно было только сидеть, не задевая потолка. Копать глубже было почти невозможно.

Во первых - земля оказалась твердая как камень

Во-вторых, мы боялись, что много выброшенной земли некуда будет девать. Копать днём мешали ребятишки, которые сновали по лесу, ища грибы. И если бы кто нас увидел за работой – считай, всё! Дело пропало! О нашем местожительстве будут знать. Поэтому мы торопились быстрее закончить работу и замаскироваться.

В стенке ямы выкопали печку, дымоход вывели наружу в кусты. Вместо дверей мы просто оставили небольшую дыру, в которую можно было пролезть на брюхе, и затыкалась она пучком связанных сучьев.

Яму перекрыли жердями, закидали землей, землю разровняли так, что никакого бугра не заметно. Покрыли сверху мхом и осыпавшейся хвоей, насадили по чаще молодых елочек и так искусно замаскировались, что рядом пройдешь  - и не заметишь наше жилье. В полу землянки вдоль сделали углубление для прохода. По обе стороны прохода - лежанки - головой к печке.

Так мы приготовились зимовать долгую зиму в тылу у врага. Окна никакого не сделали. Освещали тем, что ночью жгли огонь в печке, а днем иногда открывали отверстие в нашем входе.

Истопив нашу печку, мы закрывали отверстие в трубе прямо из землянки мокрым пучком соломы. От углей в землянке становилось тепло. Недалеко от жилья вырыли яму для картошки, покрыли землей и замаскировали. По ночам ходили за картошкой на поле. Создали неприкосновенный запас, пудов 20 картофеля, на случай «блокады».

Итак наше жилье было готово.

КАК МЫ ВЫЖИЛИ ЗИМОЙ.

Молча, мы оба стояли перед  дырой в нашу «берлогу».

Каждый думал свою думу.

Не сбылись мои надежды попасть по осени к партизанам. Организовать свой отряд, нечего было и думать. Приближалась зима, и в этих местах партизаны могли  появляться только время от времени, но не проживать. Да и кто пойдет за нами, за неизвестными людьми, безоружными...

Здоровых мужчин, конечно, много по белорусским деревням, но они  предпочтут прожить зиму дома в тепле. Хлеб у них есть, немцы их не очень пока беспокоят, а там весной видно будет, что делать.

Мы бежали из плена с желанием снова обрести возможность бороться с врагом, а положение заставляло нас бездействовать все зимние месяцы. А впереди какая судьба нас ожидала?

Неизвестно.

Или перенесу зиму или погибну от холода и невзгод, а может быть, по нашему следу нас найдет полиция или немцы и пристрелят в этой яме...

Может быть, мы приготовили себе могилу.

Вообще, мы считали себя людьми, обреченными на гибель, и чувство тяжелой безысходной тоски не покидало нас вплоть до весны.

Наступило 6 ноября 1942 года. Канун дня Великой октябрьской социалистической революции. В ночь на 7-е выпал глубокий снег. Все вокруг было заснежено и нашу землянку окончательно замаскировало.

Высунув голову из норы, мы как дикие зверьки, озирались кругом. Как теперь пойдем в деревню, когда закончатся все продукты?

След-то никуда не денешь!

Более десяти дней мы не выходили из леса никуда, даже в лес за дровами, пользуясь запасом продовольствия и дров. Снег не растаял, а наоборот. Его выпало еще больше.

Через пятнадцать дней мы доели последние крошки хлеба, как ни экономно расходовали его. Вечером решили пойти в деревню, погода благоприятствовала нам, начинался снегопад . Уже стемнело, когда мы подходили к опушке леса перед деревней. Долго стояли в кустах и прислушивались. Тихо в деревне. Быстро перескочили дорогу, и зашли в крайнюю хату. Хозяин удивленно смотрел на нас.

- А мы же думали, что вы давно ушли куда-то, а вы все ещё здесь живете.

- Куда мы пойдем зимой, хозяин.

- Да, пожалуй, что вам придется здесь зимовать. Ну, ничего, ребята! Не падайте духом, у нас народ хороший, не выдадут и прокормят вас до лета, только будьте сами осторожны.

В каких-нибудь полчаса мы обошли знакомых мужиков. Нам дали хлеба, картошки, капусты, табаку и даже волокна конопли мне на лапти. С полными сумками мы темной ночью густыми зарослями леса двинулись к своему жилью. Снег валил не переставая и засыпал наши следы. В землянке затопили печку, стало тепло и светло. Сварили суп из картошки и кислой капусты, вкусно поели, покурили, и на душе как-то стало легче. Принесенные продукты мы посчитали. Решили, что нам хватит на две недели. Все вокруг завалило снегом, а нашу берлогу теперь не заметишь, даже если и пройдешь прямо через нее.

Так началась наша зимовка. Потянулись однообразные зимние дни. Из своей берлоги мы только выходили за дровами метрах в трех от нас. Сухой ольховник мы ломали на дрова. Печку топили только по ночам. В яме было тепло.

Партизаны больше в деревне не показывались, зато полиция и власовцы наезжали почти каждый день. Их прибытие и отбытие мы всегда знали, потому что проезжая лесом мимо нас они ожесточенно обстреливали лес из винтовок, а иногда и минометным огнем. В тихую погоду до нас отчетливо доносился их разговор.

Самым скверным в нашем положении было то, что мы не мылись в бане и не меняли белье. Пустить нас помыться в бане никто не решался, боялись друг друга. Грязь и паразиты нас буквально заедали. Каждый день мы выходили из землянки, но все равно тело гудело. Кожа становилась твердой как пергамент. Нас начинала давить тоска, и мы почти все время оба молчали. Каждый думал свою думу.

Неотступно стоял вопрос – что делать? Где и в чем выход?

Особенно это мучило моего товарища. Почти каждый день он изводил меня одним и тем же вопросом - что будем делать дальше?

- Дальше!- отвечал я, - Проживем зиму, если не убьют, и попадем к партизанам. Тогда пойдем к фронту и перейдем к своим.

Я начинал вслух рассуждать, где и как можно перейти фронт, вспоминал топографические карты, утешал, как мог, и Козлов понемногу успокаивался.

Иногда он выскакивал ночью, хватался за грудь руками и тихим шепотом начинал просить меня что-нибудь рассказать ему:

- Михаил! Душит меня тоска, сердце шалит, - говорил он.

Я разводил огонек в печке, становилось светлее. Над головою шумела снежная вьюга, темная длинная ночь. Я начинал рассказывать, всё,что мной было прочитано раньше. Романы Загоскина: «Русские в 1812 году», «Русские в 1612 году», «Аскольдова могила», что помнил из Пушкина, Лермонтова и других писателей. С советской литературой Козлов и сам был несколько знаком. Долго, иногда до рассвета, говорил я. И сам отвлекался от мрачных мыслей и отвлекал Козлова.

- Ну вот, сразу и легче стало, - говорил он. - А то молчим оба, прямо невыносимо.

ВОЛК.

Чтобы убить время с какой-либо пользой, я начал преподавать Козлову «Курс политической экономики». Восстанавливал подробно весь материал политической экономики, который я преподавал до войны в техникумах. Надо сказать, что материал, преподаваемый мною, сильно увлёк Козлова, расширяя его политический кругозор.

Он часто говорил мне: «Только теперь я понял, что гибель капитализма неизбежна, а социализм непобедим! И пусть фашисты сейчас радуются временным победами, все равно в конечном итоге мы победим!»

Научное обоснование возникновения и гибели капитализма, неизбежность победы социализма, вселяли в него дух уверенности, бодрости, духовно закаляли для дальнейшей борьбы.

Томительно и скучно тянулись дни. Мы становились все мрачнее и угрюмее. Что делается на фронте? Ничего нам не известно. Иногда ясной морозной ночью высоко-высоко в небе загудит пропеллер самолета. Как сильно забьется сердце! Не дыша, мы прислушаемся к гудению. Может наш?

В голове начинают бродить фантастические мысли. Вот самолет садится на поляну возле нас. Мы бежим к нему.

- Товарищ! Возьми нас!

Но наш самолет уходит дальше... и мир фантазии прерывается.

...Часто по ночам я вижу сны.

Вот я - молодой, мне всего 18-20 лет. В сатиновой рубахе-косоворотке иду с гармошкой по деревне с гурьбой девушек и ребят. А как я играю! Как пою! Потом пускаюсь в пляску. Пляшу самозабвенно, быстро и легко.

...Иногда я в Ирбите. Темная ночь, на вокзале темно, в городе темно. Почти бегом иду знакомой улицей к своей квартире, сердце усиленно бьется. Вот и квартира. Темно в окнах, холодно в сенях, холод на сердце. Стучу и стучу в двери – ни звука. Дом не жилой. Где семья? Кого спросить? Иду по улицам и забегаю в дома, нет никого. Как я попал сюда? Страх начинает сверлить мозг, и я просыпаюсь. Долго не могу прийти в себя. Где я? Под головой что-то глухо шумит. Что это шумит? Проезжающая по дороге машина...И я по-прежнему в землянке.

И так ночь за ночью.

Однажды рано утром, когда чуть рассвело, пошел я за водой на полянку, где был наш "колодец". Зачерпнул в котелок воды и поставил его на снег.

Почувствовав чей-то взгляд, я оглянулся  и на противоположной стороне поляны увидел большого матёрого серого волка! Он сидел на задних лапах, подняв голову, и смотрел на меня жёлтыми, понимающими,  твердыми и острыми, стальными глазами. Я тоже удивленно глядел на него. Мысленно между нами шел следующий разговор.

Я: - Если бы у меня была винтовка, я бы не убил тебя, потому что мы с тобой в одном положении.

Волк: – Я вижу, потому и сижу спокойно. Но я волк уже 15 лет. А вот ты, ты еще только становишься волком.

Я: – Да, я уважаю тебя, ты жил и живешь всеми гонимый, всеми преследуемый. Ни пуля, ни западня, ни собака, ни белорус, ни немец – ничего с тобой не смогли сделать.

Волк: – А ты думаешь, сразу я стал таким? Нет, годы и годы я много раз боролся за жизнь и, победив смерть, стал волком.

Я: – Я тоже буду волком, хитрым, выносливым, беспощадным, умеющим и бегать, и убивать. Но убивать только один вид животных - я буду душить немцев! Только душить. А мясо тебе!

Волк: – Понимаю, ты будешь душить немцев за то, что по их милости ты стал волком.

А я стал волком  по милости всех вас - людей. Прощай!

И Волк тихо скрылся в лесу.

(Продолжение следует.)