Руническая загадка

Утром на строительную площадку «Ремстройдорсервиса» прибыл новый работник и по совместительству — практикант из Санкт-Петербургского Автомобильно-Дорожного института Иван Кукуев.

При слове «практикант» начальник восьмого участка поморщился — еще одного бездельника, болтающегося с нивелиром по всей площадке, только ему и не хватало. Но когда Иван показал корочки водителя категории «D» и удостоверение тракториста-машиниста, резко к новичку потеплел: прошлым вечером увезли с подозрением на аппендицит тракториста Нисурадзе, и огромный скрепер простаивал, и вместе с ним практически стоял участок.

— Справишься? — спросил Константин Эдуардович новоприбывшего, указав начальственным перстом на ярко-оранжевого стального монстра.

— Как два пальца! — заверил его Иван, фанатично блестя глазами.

— Ну, давай… студент, действуй.

Студент, ибо эта кличка прилипла моментально, будто смазанная «супермоментом», прыгнул в кабину трактора, и вскоре работа возобновилась. Но тут, к изумлению несведущей в астрономии дорожно-строительной публики, вмешались обстоятельства непреодолимой силы — в небе началось редкое явление, полное солнечное затмение. Вокруг потемнело, все рабочие задрали головы и уставились на тонкую белую корону, ободок, что остался от солнечного диска. Особенно удобно было сварщику, он глазел на небесное явление через свою маску.

Следствием этого произошло второе событие — Кукуев, заглядевшись на солнечный рогалик, разворачивал машину и, не привычный еще к ее габаритам, сильно зацепил ковшом за скалу, вдоль которой проходила трасса.

Раздались скрежет металла о камень и грохот осыпающегося щебня.

Лишиться бы трактору своего инструмента, но тут, к удивлению уже схватившегося за голову прораба Петровича, пострадала не машина, а скала; от нее отвалился значительный кусок, явив загадочно чернеющий лаз. В небе весьма вовремя начало светлеть — затмение закончилось.

Первым в пещерку влез сам Иван, молодость и прыть которого не дали форы ползущему по груде камней и кряхтящему Петровичу.

Когда глаза немного пообвыкли, Иван разглядел внутренности найденной каменной полости. Эта была не пещера, а скорее рукотворно созданное подземелье. Судя по всему, его устроили в стародавние времена; тесаные камни, коими был вымощен пол склепа, дышали древней историей. Пещерка была маленькая, в виде полусферы, скифского злата или пиратских дублонов внутри не наблюдалось, было пусто, если не считать крупного, черного, искусно обработанного каменного обелиска. Он был размером в рост человека, в ширину чуть поменьше.

Одна грань была отполирована до идеальной чистоты. Когда Иван обходил вокруг монолита, солнечный луч, в котором кружились мириады пылинок, отразился от зеркальной поверхности и попал в глаза Ивану. Тот оцепенел, замер и даже перестал дышать. Будто бы бесконечно глубокая пустота открылась перед ним, сознание остановилось, замерло, вмерзло в бытие, и вместе с ним остановило свой бег время.

Но это состояние продлилось секунды; в проломе появился Петрович, заслонил тучным телом свет и, оступившись, смачно выругался, как умеют это делать только портовые докеры и дорожные рабочие. Таинственный флер рассеялся, и Кукуева отпустило.

Вскоре начальник участка Константин Эдуардович, хлопнув дверью своего «Гелендевагена» и мрачно выругавшись, персонально ни к кому не обращаясь, — но все поняли, кого он имел в виду — уехал в город. В таких случаях закон строго предписывал вызывать археологов, иначе можно серьезно угодить. А вот за простой все равно начальство будет спрашивать с него. Премия была под угрозой.

Вернуться шеф обещал завтра утром, он звонил в город, и ему кто-то сообщил, что как раз в прибрежном санатории сейчас отдыхает мировое светило археологии — Анастасия Лопатокопатова. Шеф решил разбиться в доску, закатить ужин в любом ресторане района, ублажить как угодно — вероятно, некрасивую — научную тетку. Лишь бы быстрее закончилось на его участке исследование, и стройка двинулась дальше.

Иван, без вины виноватый и пока отлученный от трактора, подолбив немного ломиком вместе с веселыми таджиками, устанавливающими бордюрные камни, принялся помогать Никифору, ответственному за все малярные дела на участке. Остаток дня он мешал в бочке тягучую, как мед, и вонючую, как НПЗ, дорожную краску.

* * *

Айвен, сын Ханемира из Кукуйго, в приподнятом настроении вошел в лабораторию Мастера.

Старый маг уже давно был на ногах, а возможно, не ложился спать. Да и шутка ли, дело, которое продолжалось ровно полвека, завершалось. Как тут уснешь?

Полное имя мага, магистра магического совета Фенрирра, двенадцатого колдуна Великого Круга Пирадора, почетного друида Северного Ирлунда и внештатного советника по мистическим делам султана Аль Сал-ах-Какделадинна из далекого Шавермаристана звучало так: Фарон-Оснадур-Тинг-Ашхаен Блэксиа.

Но ставший мягким и добродушным в последнее время — годы брали свое — магистр, оглаживая доходящую до пола седую бороду, в которой он хранил запасы маны, для любимого ученика Айвена сделал исключение. Он разрешил называть себя просто — мастер Тинг.

Годы назад мастер Тинг набрал себе тринадцать юношей для того, чтобы передать им тайны Высокого искусства, но в процессе обучения остался только этот, единственный — многие были выгнаны за чрезмерную тупость. А когда, поймав на воровстве одного из учеников, он превратил его в крысу, разбежались остальные. Остался только Айвен, и хотя он звезд с неба не хватал, старому магу ничего не оставалось делать, как возиться с единственным учеником и терпеть его выходки.

— Итак, Айвен, сегодня великий день, завершается эксперимент, который я начал ровно полвека назад. Повтори мне основные этапы и постулаты его, — требовательно уставился маг.

— Мастер Тинг, ну сколько можно, я же…

— Повтори! — рявкнул колдун. — Подумаешь, лишний раз языком почешешь, тебе не привыкать, я хочу убедиться, что ты все усвоил верно!

Ученик закатил глаза и тяжело вздохнул. Он уже повторял одно и то же в четвертый раз. Однако, начав говорить нарочито монотонно и нараспев, незаметно увлекся сам, и в глаза его вернулся блеск молодого энтузиазма, блеск, который так ценил мастер.

— Семьдесят лет назад, вы — мастер Тинг, будучи еще юным магом — решили создать артефакт, способный дать ответ на один любой поставленный вопрос. Двадцать лет у вас заняли расчеты и теоретическая подготовка. Вы выяснили, что для этой цели нужно создать так называемое Черное Девственное Зерцало — волшебный предмет, способный проникнуть из нашего мира — Яви, в мир демонов — Навь.

— Хорошо, продолжай.

— Пятьдесят лет назад, в глубоких пещерах Асмагоста, в полной темноте, без света любых источников был добыт черный камень и доставлен сюда, в горы Карыма. Камень был обернут в сорок воловьих шкур, дабы ни один квант света, ни один чужой взгляд не коснулся его. Ибо вместе с взглядом коснется и мысль, и тогда артефакт будет испорчен. Солнечный луч же привяжет Зерцало к миру Яви. После того, как доставили камень, он был помещен в специальную подземную келью, где слепой с рождения каменщик в течение сорока девяти лет обрабатывал его и полировал Черное зеркало.

— Ну, ну, молодец, — подбодрил волшебник. — В чем смысл эксперимента?

— Смысл эксперимента получить ответ на вопрос — является ли человек свободным в своей воле или же он игрушка в руках высших сил, следует ли он по проложенным линиям судьбы, или же творит судьбу сам?

— Молодец. Теперь поведай о принципе работы артефакта.

— Сегодня в полдень, когда свершится великое затмение и Ночная хозяйка закроет лик Дневного хозяина, вы спуститесь к артефакту и при вспышке специального магического огня зададите свой вопрос. Энергия намерения, влитая в артефакт, выбросит его в мир Нави, где притянет к себе демона, поработит его разум и заставит дать ответ, коий демон начертает на поверхности Черного Зерцала.

— Какого?

— Девственного!

Маг был стар, но ему нравилось, как звучит слово «девственница» в молодых устах.

— Что же, хорошо, я вижу, что ты усвоил урок. Скоро затмение, поспешим, о мой юный ученик.

И маг, накинув на плечи любимый плащ, покрытый символами-оберегами — рунами древних заклятий, — и взяв в руки посох, вышел на двор.

* * *

Ивану не спалось. Цикады стрекотали громче сенокосилки. На другом конце городка, у навеса рабочей столовой, горел костер, и кто-то бренчал на гитаре, иногда раздавался женский смех — к ним в стройгородок заявились доярки с местной фермы. Иван же, как только село солнце, почувствовал, что никого сейчас не хочет ни видеть, ни слышать, ни тем более развлекать в попытках получить незатейливой, но весьма приятной женской ласки.

Сказавшись больным, он ушел спать в свой вагончик. «Перегрелся с непривычки на солнце», — решили рабочие. Но никто не расстроился — одним конкурентом меньше, доярок на всех не хватало.

Кукуев ворочался с боку на бок, пытаясь хоть как-нибудь уснуть, но в конце концов поняв, что зуд, зовущий его к найденному обелиску, ему никак не унять.

Руки и ладони свербели, чесались, горели, требовали странного — черная плоскость камня так и манила нанести на нее хоть что-нибудь, оставить свой след, ибо, как подозревал Иван, завтра камень заберут в какой-нибудь музей, а про него вряд ли кто-то даже упомянет. Во общем, руки требовали отметиться на находке, ну хоть ты тресни!

Иван вскочил, быстро натянул на себя черный тренировочный костюм и черную же лыжную шапку, став похожим на ниньзя из дешевого боевика. Скрипнув дверью вагончика, растворился в душной южной ночи.

Вход в пещеру должен был охраняться, но таджик, которого поставил на пост Петрович, дождавшись темноты и благоразумно решив, что никуда не денется камень весом в несколько тонн из маленькой пещерки, ушел есть плов со своими земляками.

Кукуев тихо прокрался к бочке, возле которой закончил свой первый рабочий день, вооружился кистью и пустой банкой из-под сгущенки, в нее он набрал сверхпрочной, специальной синтетической дорожной краски.

Вскоре перед ним чернела зеркальная поверхность полированного камня. Иван, подсвечивая неверным светом экрана мобильника, макнул кисть и размашисто, по-русски, начертал три знакомых многим с детства буквы. Эти буквы можно встретить повсюду — на заборах, в подъездах, на школьных партах и на грязных бортах автомобилей, если на них ранее никто не написал «вымой меня», а то и вместе с этой надписью, через запятую. Эти три буквы составляют короткое и емкое слово, с которым по жизни идет большая часть населения самой большой в мире страны, кладя заключенный в слове смысл на все превратности судьбы и происки богов и просто сильных мира сего.

Как только Иван закончил писать, его словно расколдовали. Он с удивлением уставился на кисточку в и мобильник в руках, огляделся, понял, где он находится и что только что натворил. Подумал было стереть все, но… Поздно было пытаться исправить сделанное, тем более что краска легла отменно, чертова химия высохла моментально и схватывалась намертво — шутка ли, краска выдерживает миллионы наездов покрышек тысяч автомобилей…

Иван благоразумно просто свалил из склепа, по дороге избавившись от банки и кисти, заскочил в вагончик, быстро разделся и, убедившись, что его никто не заметил и на руках нет следов краски, уснул сном младенца.

Утром стройплощадку разбудил крик Петровича. Похоже, тот только что посетил исторический артефакт. В негодующей тираде Петрович вспоминал начертанное Иваном слово в разных падежах, склонениях и видах; слово то становилось глаголом, то прилагательным, то отглагольным существительным и еще принимало разные другие формы, подробно о которых знают люди, изучавшие филологию.

Кукуев понял, что его арт-акция вполне себе удалась и получила общественный резонанс.

— Шеф бабу везет, понимаете? Бабу! — негодуя, жаловался кому-то Петрович,

— они уже будут через десять минут здесь, как я все это сотру? Это же спецсредство! Вандалы! Руки бы отрубить тому, кто это учудил!

Иван выскочил из вагончика, придав лицу как можно более невинный вид.

— А что случилось?

Петрович лишь отмахнулся. На площадку въехал «гелик» Константина Эдуардовича.

Двери распахнулись, и на песок и щебень стройплощадки ступила изящная ножка в красной, как противопожарный стенд, туфле с высоким каблуком. Это была та самая археологиня. Глядя, как она томно протягивает шефу руку, и какими масляными глазками глядит на нее шеф, Петрович понял, что крепко влип.

Он кашлянул в кулак, придал лицу выражение «у нас случилась жопа, но я тут ни при чем», зашептал на ухо Константину Эдуардовичу текущую диспозицию. Тот изумленно вылупился на прораба и покачал головой.

— В чем дело, мальчики? — тут же влезла археологиня. — Пропал артефакт?

— Не, что вы, все на месте. Вчера только… э… его немного покрасили какие-то хулиганы… Давайте попозже посмотрим?

— Нет, идем сейчас же, — решительно отрезало светило науки. И, опытным глазом определив место события, двинулась к пещерке.

Шефу и прорабу ничего не оставалось делать, как, переглянувшись, следовать за ней.

— Вы что, издеваетесь надо мной? — раздался уже женский крик, когда ученая исчезла в проломе. — Я, кажется, догадалась, зачем вы… ты меня разыграл, чертов кобель, — это уже было обращено к Константину Эдуардовичу. — Как ты мог воспользоваться моей профессиональной увлеченностью и благосклонностью… Животное!

— Ничего не понимаю, в чем дело, — пробормотал шеф и полез в пролом. За ним последовал и Петрович.

Там, где недавно была рукотворная пещерка в виде строгой полусферы, посреди которой находился загадочный обелиск, теперь была просто неровная трещина с осыпавшейся кое-где породой, таких трещин в скале сотня на километр; скалы в этих местах древние.

— Вы за это ответите! — после пощечины на щеке Константина Эдуардовича проступила красная пятерня. Дама, гордо задрав голову, зашагала к белеющей вдалеке одиноким парусом автобусной остановке.

Шеф потер щеку и задумчиво проговорил, глядя на обтянутую белоснежными брючками, маняще виляющую и одновременно излучающую негодование попку археолога:

— М-да… Но оно того все же стоило… А куда делась пещера-то?

Петрович всем видом выразил недоумение. Пещера пропала.

* * *

Раздался грохот, и скалы содрогнулись, словно под ними в дреме потянулся сам Горгормот, древний бог, охраняющий недра земные.

— Кажется, свершилось! — воскликнул маг. — Сейчас откроется истина!

Он бросился в пещеру Черного Зерцала, очевидно, потерявшего уже девственность, двигаясь чуть ли не проворней своего ученика. Пройдя сложную систему шлюзов, назначением которых было не пропустить ни один квант постороннего света и магии, вскоре они предстали пред магическим артефактом. В неверном свете факелов пред ними неведомым демоном начертаны три белоснежно отсвечивающие руны: «гебо», «нужда», «хагалаз», причем «нужда» была перевернута, что только усиливало ее смысл.

— Гебо… нужда… хагалаз… — убитым голосом прочитал мастер Тенг. — О, боги, все же мы марионетки в руках высших сил, — поник великий маг головой. — А я надеялся на иной ответ…

Плечи мастера опустились, и он чуть было не выронил факел, вовремя подхваченный Айвеном.

— Пойдем, мой ученик…

— А что делать с этим? — Айвен указал факелом на руны.

— С этим? Засыплем пещеру камнями и никому никогда об этой тайне не скажем. Тайне, что люди лишь игрушки в руках богов, что все и вся — предопределено. Пусть в невежестве своем мнят несчастные себя свободными…

Так и было сделано. И впоследствии, уже сам став великим магом, Айвен передал сию тайну ученику своему, дабы знал он истину; но наказав строго хранить сие знание от простых людей.

Послесловие

Х — Гебо. У руны Гебо есть более глубокое значение — дар партнерства. С этой руной связано что-то неожиданное и приятное, приходящее помимо воли человека и независимо от его желания. Это когда на нас свалилось что-то хорошее, когда мы встретились с тем, в чем очень нуждались, а его оказалось даже больше, чем мы ожидали.

У — Нужда, иными словами, руна Нужда говорит о том, что необходимо сделать, чтобы добиться желаемого. Другое, близкое к основному, но не идентичное ему значение этой руны — Судьба как предопределенность. Это наиболее сложный аспект интерпретации данной руны, ведь с одной стороны Судьба как раз и составляет тот элемент системы, который оказывает на нас самое непосредственное влияние, но на который мы сами повлиять не в состоянии. Это некая «высшая сила», с которой мы не можем бороться ввиду того, что она неизмеримо превосходит нас.

Й — Хагалаз, руна разрушений, задержки, связанная с энергией стихий. Гибель, полное разрывание; сила стихий; неконтролируемые внешние силы; изменения; жизненные неприятности; непредвиденные события, мешающие осуществлению задуманного.

Все три руны содержат в себе вмешательства внешних сил. Причем, поставленные вместе, они указывают на то, что это вмешательство абсолютно и предопределено.

* Тинг, Ашхаен, Блексиа — все это название Черного моря на разных языках. Я открываю пасхалку, так как все равно в моих текстах кроме меня их никто не видит. :)

Сё записано мною 7 марта 12017 года от начала цивилизации, а всех женщин нашей эпохи и культуры с наступающим праздником!