Уязвимый Запад прозевал удар от Большой России: топ-10 мировых итогов 2018 года

Конец декабря — идеальное время для подведения годовых результатов и составления планов на будущее. Не пытаясь объять необъятное, Федеральное агентство новостей рассмотрело самые важные международные события 2018 года и составило топ-10 его мировых итогов — не в хронологическом, а в смысловом порядке.



Сила России — «номер один»

Безусловным «событием номер один» следует признать оглашенную российским президентом Владимиром Путиным в ходе Федерального послания 1 марта 2018 года информацию о «великолепной шестерке» новых систем отечественного оружия, впоследствии известных как межконтинентальная баллистическая ракета РС-28 «Сармат», гиперзвуковой ракетный комплекс «Кинжал», крылатая ракета с ядерной энергоустановкой «Буревестник», лазерная боевая установка «Пересвет», подводный беспилотник с ядерной энергетической установкой «Посейдон» и ракета с гиперзвуковым планирующим крылатым блоком «Авангард».

Сказать, что эта информация была неожиданной и шокирующей для всего мира, — значит ничего не сказать. В ней содержались минимум семь смысловых моментов, каждый из которых даже по отдельности являлся смертным приговором для той модели однополярного мира Pax Americana, которая строилась на нашей планете в течение последнего полувека.


Во-первых, «коллективный Запад» во главе с США был поставлен перед фактом утраты своего глобального военно-технологического преимущества над остальным миром.

Во-вторых, речь шла о том, что Россия в действительности не только обладала и обладает всем комплексом возможностей (финансовых, технологических, организационных, кадровых и других) для осуществления столь масштабной программы перевооружения, но также активно и целенаправленно занималась ее реализацией на протяжении минимум нескольких десятилетий, поскольку за более короткие сроки достичь результатов подобного уровня невозможно.



В-третьих, вся эта деятельность внутри России и за ее пределами оказалась в значительной мере невидимой для всего «коллективного Запада», что вообще остается за пределами понимания в рамках стандартной глобалистской картины мира.

В-четвертых, само существование такой программы перевооружения свидетельствовало о том, что Россия изначально не вписывалась в неолиберальный глобалистский проект для всего человечества, а лишь имитировала такое вписывание, параллельно реализуя некий собственный, альтернативный проект.

Отсюда вытекало, в-пятых, наличие в современном мире мощного «центра силы», для которого государство под названием Российская Федерация является лишь одним из системных элементов и которое условно можно назвать «Большой Россией».

В-шестых, интересы и цели данного центра силы остаются неизвестными и неопределенными для других центров силы.

В-седьмых, Владимир Путин дал понять, что названные им системы вооружения — далеко не весь инвентарный список российского арсенала. В нем имеются и другие разработки, в том числе — основанные на использовании новых для военного дела физических и других природных принципов. В данной связи ряд источников указывает, как минимум, на средства радиоэлектронной борьбы и направленные погодно-климатические изменения.

Все это, вместе взятое, означало не просто сакраментально-басенное: «Слона-то я не приметил!..» — оно означало, что вся модель либерал-глобализма строилась без учета наличия этого самого «слона» — или, вернее, «русского медведя» — внутри данной «посудной лавки». С понятными и даже неизбежными перспективами разгрома и разрушения для нее. Fatal error.



Поскольку остальные важнейшие международные события при ближайшем рассмотрении, так или иначе, оказываются на деле производными от Федерального послания 1 марта, то выбор главного «события года» представляется очевидным и сомнению не подлежит. А то, что Путин на «большой» пресс-конференции 20 декабря назвал главными для себя вехами президентские выборы и чемпионат мира по футболу, — это уже, как говорится, вопрос к формату встречи.

Кстати, на Западе слова президента РФ сначала даже не приняли всерьез, назвав «кремлевской мультипликацией». Однако очень скоро появились убедительные доказательства того, что это — не «просто компьютерная графика», что некоторые из названных российским президентом систем уже приняты на вооружение, а некоторые — существуют «в металле» и проходят испытания.

В конце концов, военно-промышленное лобби США и их союзников даже использовало «русскую угрозу» для серьезного увеличения и переформатирования бюджетов своих оборонных ведомств, а также для нового ужесточения режима санкций против России. Правда, под совершенно иными предлогами, типа «вмешательства в президентские выборы» и «использования оружия массового поражения в «деле Скрипалей» и так далее.

Но все это никак не могло отменить нанесенного «Большой Россией» точного удара в сердце всего «коллективного Запада», чье мировое господство на протяжении более чем 500 лет истории, начиная с открытия Америки, обеспечивалось, прежде всего, подавляющим военно-технологическим преимуществом.

Уязвимый Запад прозевал этот удар, и теперь его преимущество не просто исчезло (это произошло еще 7 октября 2015 года, с первым успешным залпом «Калибров» из акватории Каспийского моря по целям в Сирии), а превратилось в отставание и уязвимость, преодолеть которые в обозримой перспективе и при действующей социально-экономической модели либерал-глобализма не представляется возможным.



Второй эшелон: учетная ставка ФРС и раскол американских «элит»

«Событием номер два», с той же точки зрения, следует считать процесс коррекции рынков, который начался после принятого 19 декабря Комитетом по открытым рынкам (FOMC) Федрезерва США решения о четвертом в 2018 году повышении учетной ставки — до уровня 2,25—2,5% годовых.

Первое такое решение было принято 21 марта (до 1,5—1,75%), второе — 13 июня (до 1,75—2%) и третье — 26 сентября (до 2—2,25%).

Можно сказать, что хозяева «империи доллара» среагировали на заявление Путина быстрее кого бы то ни было из акторов «коллективного Запада» и поспешили, от греха подальше, скомпенсировать утрату военно-технологического преимущества активизацией другого своего преимущества, информационно-финансового, которое теперь является их главным оружием и одновременно — последней надеждой.

Повышение учетной ставки ФРС — это инструмент «долговой экономики» современного типа, когда одни только монетарные долги оказываются примерно в полтора раза больше объема производимых товаров и услуг (184 трлн долл. против 127 трлн долл., по оценкам на начало 2018 года). Повышение кредитной нагрузки на 1% в течение года означает вовсе не одну лишь «прямую реквизицию» примерно 1 триллиона долларов, но и «изъятие» завязанных на эту сумму производных финансовых инструментов, примерно в 20 раз больших. Это сопоставимо с ВВП 2017 года таких экономических гигантов, как США и КНР.



Мы имеем дело, вне сомнения, с нокаутирующим ударом по всей мировой экономике. Напомним, что крах Lehman Brothers, с которого началась первая волна глобального системного кризиса в 2008—2009 годов, был вызван даже не «плохими долгами» на сумму менее 800 миллиардов долларов, а невозможностью обслуживать их по ставке на уровне примерно 5%. Полностью последствия нового удара ФРС проявятся уже в 2019 году, хотя уже за неделю 19—25 декабря с американского фондового рынка «испарилось» почти 7 триллионов долларов. «Кризисная пила» налицо, и временные «отскоки в зеленую зону» будут сопровождаться еще более масштабными падениями.

Главной причиной таких действий ФРС, что бы сейчас ни говорилось с верхушки данного айсберга, является отказ главного финансового регулятора от дальнейшего роста госдолга США и вообще американского проекта в качестве глобального лидера. Эту главу современной истории можно считать законченной и закрытой. Даже отставка президента США Дональда Трампа с приходом в Белый дом Хиллари Клинтон или кого-либо иного из когорты неоглобалистов здесь ничего не изменит. Никто не вернет легионов Красса…

Но в классическом «споре злата и булата», как известно, побеждает тот, на чьей стороне оказывается сам спор, то есть в данном случае — масс-медиа, средства массовой информации. А они сегодня, как легко можно в этом убедиться, открыто работают не только против России и Путина, но не в меньшей мере — против Америки и Трампа.

Поэтому «событием номер три» в указанном выше контексте следует считать объявленную 45-м президентом США «торговую войну» против Китая, а «событием номер четыре» — подписанный им указ о выводе американских войн из Сирии и (частично) из Афганистана.



Первое решение стало своего рода вершиной весьма многомерного процесса монетизации глобального лидерства США («Большой Дональд» и шел в Белый дом как лучший «антикризисный менеджер»), а второе — окончательным отказом от основанного на концепции такого лидерства «консенсуса 9/11» между крупнейшими группами американских «элит» образца 2001 года, скрепленного двойной печатью обрушенных «башен-близнецов» Всемирного Торгового центра в Нью-Йорке.

За два года своего президентства Трампу разными путями удалось выдавить из союзников Америки дополнительно больше триллиона долларов (сам он говорит о возврате 10 трлн) — это, вне всякого сомнения, действительно выдающийся результат. Но теперь эта неэмиссионная кормовая поляна практически полностью вытоптана — и после Китая деньги Америке брать будет неоткуда.

Поэтому теперь нью-йоркский миллиардер взялся шантажировать «перекрытием кислорода» американские энергетические корпорации и Пентагон (во многом кормившийся с афганского героина). Что, в свою очередь, лишь углубляет и обостряет внутриэлитный конфликт в США, ослабляя позиции в нем «трампистов».



Третий эшелон: «Северо-Восточная Азия» и другие круги по воде

Изменение веса одного элемента в замкнутой системе меняет структуру всей системы. Современная мировая экономика и политика не являются исключениями из этого правила. Наоборот. Возникновение нового глобального силового баланса изменяет все устоявшиеся позиции и блоки, ведет к ослаблению одних системных связей и укреплению других.

Поэтому «событием номер пять» можно назвать озвученный председателем КНР Си Цзиньпином 12 сентября на IV Восточном экономическом форуме во Владивостоке проект «Северо-Восточной Азии», нового метарегионального объединения в составе шести государств: Китая, России, Японии, двух Корей и Монголии. На их долю приходятся 23% населения планеты и более 27% мирового ВВП, что делает это объединение в перспективе крупнейшим глобальным центром силы, даже в сравнении с блоком USMECA (США—Мексика—Канада, 18,39% мирового ВВП) или, тем более, с ЕС без Великобритании (14,28% мирового ВВП).

В данной связи чрезвычайно важно, что Страна восходящего солнца в лице Синдзо Абэ высказала полную поддержку этому проекту, точно указав как свои интересы (создание логистического хаба данного проекта на Южных Курилах под управлением Японии), так и ключевое условие — смену императора в мае 2019 года.

Учитывая возможность подключения к данному проекту также Индии (что обсуждалось в рамках трехсторонней встречи Владимира Путина, Си Цзиньпина и Нарендры Моди на полях саммита G20 в Буэнос-Айресе 1 декабря) и начало круглогодичной работы Северного морского пути, длившийся более полутысячи лет «атлантический» период мировой истории имеет все шансы смениться «индо-тихоокеанским» — примерно той же длительности.



25 сентября Дональд Трамп выступил на Генеральной Ассамблее ООН с программной речью, в которой обозначил свое (вернее, не только свое, а тех сил, которые за ним стоят) видение новой роли Соединенных Штатов на международной арене. В этой речи он фактически сложил со своей страны звание «глобального лидера», заявив, что официальный Вашингтон больше не будет указывать другим странам мира, как им жить и что делать, но теперь за любую помощь и поддержку со стороны Америки всем ее контрагентам придется платить по повышенному прейскуранту. Иными словами, восстановление межгосударственной «свободной конкуренции» будет сопровождаться национализацией прибылей США и глобализацией их убытков.

Данное заявление Трампа по факту «подвесило на волоске» дальнейшую судьбу долговых расписок ФРС, в просторечии именуемых «американскими долларами», а также всех номинированных в них ценных бумаг, включая «трежерис» федерального казначейства США. Поэтому выступление Трампа вполне заслуживает признания в качестве «события номер шесть».

«Событие номер семь» — «дело Скрипалей» и развязанная на его основе с максимальным использованием «принципа хайли-лайкли» информационная атака против России. Эта атака продолжила начатую гораздо раньше линию малайзийского Boeing, допингового скандала, «вмешательства России в президентские выборы США» и прочей.

Здесь важны не столько новые санкции против России, сколько перемещение обществ «коллективного Запада» в «дополненную реальность», где присутствие того или иного «покемона» в указанной локации является установленным и доказанным в рамках «гаджетной логики» фактом и даже не имеет права подвергаться сомнению. Хотя оффлайн, конечно, ни самого «покемона», ни его следов в данной локации обнаружить не удастся…



«Событие номер восемь» — встреча Путина и Трампа в Хельсинки 16 июля. Пожалуй, самое закрытое и «непрозрачное» из всех «топовых» событий ушедшего года. Потому что оно, помимо прочего, включало в себя почти двухчасовые переговоры политических лидеров России и Америки в формате «без свидетелей».

Путин приехал в столицу Финляндии буквально со стадиона «Лужники», где проходил финальный матч чемпионата мира по футболу, а его визави — с саммита НАТО, из Лондона (который встретил его весьма нерадушно) и с шотландской родины своей матушки, где 45-й президент США владеет собственным гольф-клубом. Поскольку следующая их встреча так и не состоялась: ни в Париже, ни в Буэнос-Айресе, — из этого можно сделать вывод, что какие-то согласованные и ключевые для российско-американского консенсуса условия за это время так и не были выполнены. Судя по всему, «звездно-полосатой» стороной.

«Событие номер девять» — заявленное официальным Вашингтоном желание выйти из Договора о ликвидации РСМД 1987 года и связанный с этим «ультиматум Майка Помпео» в адрес России от 5 декабря. «Першинги» или их модернизированные аналоги — единственный шанс для американцев восстановить хотя бы видимость военно-стратегического паритета с Россией.

Несколько сотен ракет с подлетным временем 2—3 минуты, держащих на прицеле всю Европейскую часть нашей страны, — это, конечно, сегодня самая сладкая стратегическая мечта Вашингтона. То же самое касается и размещения «Першингов» на военных базах США в Южной Корее и Японии. Проблема для Вашингтона только в том, что на дворе — не 1987 год, а в Кремле — не Горбачев с его «прорабами перестройки», а Путин с Сергеем Шойгу, Сергеем Лавровым и Игорем Сечиным.



30 лет единоличного американского господства показали всему миру, что США неспособны обеспечить человечеству не то что достойное будущее, но и само существование. Поэтому их попытка «приставить заряженный кольт в виску России» вряд ли найдет понимание даже среди таких марионеток Госдепа, как страны Восточной Европы и Прибалтики. Да, нынешняя Украина готова, но оттуда все может полететь не на Москву, а, скажем, внезапно — на Варшаву или Будапешт.

Наконец, «событием номер десять», последнем в этом списке по месту, но далеко не по значению, следует признать «выход на плато» мировой добычи энергоносителей. Что, в свою очередь, окончательно ставит в повестку дня не столько развитие «зеленой» энергетики, сколько технологический прорыв в использовании термоядерных реакций. «Компенсаторные» финансово-экономические механизмы поддержания добычи и использования органического сырья, работавшие со времен «нефтяного» кризиса 1973 года, близки к «эффекту Джанибекова» с переходом в реверсный режим работы, поэтому от них придется отказываться — и чем раньше, тем лучше.

Данная ситуация в значительной степени нивелирует известный «турбо-патриотический» лозунг «Без перераспределения природных богатств России системные проблемы Запада сегодня не решить!» — поскольку эти проблемы одним перераспределением природных богатств России уже в принципе не решаются.



Все вышеизложенное подчеркивает центральную роль России в трансформации всей системы современных международных отношений, а также неизбежный перенос «фокусной точки» глобального конфликта в 2019 году с военно-политического уровня управления на финансово-экономический.

Владимир Винников