Бродский о языке Платонова

"В наше время не принято рассматривать писателя вне социального

контекста, и Платонов был бы самым подходящим объектом для подобного

анализа, если бы то, что он проделывает с языком, не выходило далеко за

рамки той утопии (строительство социализма в России), свидетелем и

летописцем которой он предстает в "Котловане". "Котлован" -- произведение

чрезвычайно мрачное, и читатель закрывает книгу в самом подавленном

состоянии. Если бы в эту минуту была возможна прямая трансформация

психической энергии в физическую, то первое, что следовало бы сделать,

закрыв данную книгу, это отменить существующий миропорядок и объявить новое

время.

Это, однако, отнюдь не значит, что Платонов был врагом данной утопии,

режима, коллективизации и проч. Единственно, что можно сказать всерьез о

Платонове в рамках социального контекста, это что он писал на языке данной

утопии, на языке своей эпохи; а никакая другая форма бытия не детерминирует

сознание так, как это делает язык. Но, в отличие от большинства своих

современников -- Бабеля, Пильняка, Олеши, Замятина, Булгакова, Зощенко,

занимавшихся более или менее стилистическим гурманством, т. е. игравшими с

языком каждый в свою игру (что есть, в конце концов, форма эскапизма), --

он, Платонов, сам подчинил себя языку эпохи, увидев в нем такие бездны,

заглянув в которые однажды, он уже более не мог скользить по литературной

поверхности, занимаясь хитросплетениями сюжета, типографскими изысками и

стилистическими кружевами.

Основной особенностью языка Платонова в целом является прежде всего сплав из разговорных оборотов и административной лексики, столь характерной для эпохи становления нового государства. "