Цикл #11_Антиутопий (читать полностью)
Уже подступило утро. Солнце ещё не взошло, но город уже окутался светом.
Охотники сидели у выхода в город.
Адольф Шваб никак не мог разобраться, сколько же человек в лагере у русских. Иногда казалось, что их здесь должно быть много. Но насчитал он только четверых людей. Зато были какие-то странные механизмы: кроме сотни шмелей-птах разных размеров, было несколько псов-пауков (шустрые пятилапые, меняющие свою форму), один бык (здоровенный с множеством разных конечностей) и ещё какие-то умные механизмы, которых Адольф рассмотреть не успел. И самое поразительное: было несколько фигур, что издалека выглядели как люди, но которые тоже оказались механическими.
Да, чудеса техники поражали воображение, но почему так мало людей? Парень решил при случае спросить Мирослава.
Русские придумали операцию по освобождению односельчан совместно с охотниками. Шла подготовка.
Мирослав сидел с охотниками, пока двое его товарищей вместе с умными механизмами готовили оборудование и боеприпасы.
Он только что согласовал всё со своим планшетом. Адольф понял, что русский как-то связался со св своими командирами. Через этот стеклянный светящийся предмет! Волшебство русских, что тут скажешь!..
— Мирослав, а можем мы поговорить с баварцами? — спросил Адольф, улучив минутку, когда русский освободился.
— Зачем? — отвечал русский не отрываясь от своего планшета. — Мы их скоро отправим на Международный трибунал над фашистскими преступниками, там их допросят, проведут следствие, накажут, если потребуется…
— Я не понимаю.
— Они — отработанный материал, преступники, о чём ещё с ними говорить? Баварский король — больной психопат и фашист, все его пособники за границей преследуются по закону…
— Я всё равно не понимаю до конца тебя… Есть ещё кое-что, что мы не сказали тебе, — заговорил старый Шпенглер.
— Интересно! — Мирослав наконец отвёл взгляд от планшета и взглянул на Адольфа, потом на Шпенглера. — И что же?
— В Баварии находятся моя внучка и ещё одна девушка и парень из нашей деревни.
— Дай догадаюсь, они там в рабстве, не так ли? И эти ублюдки вас заставили стать ворами из-за этого? Они что вам обещали? Освободить ваших? За мой планшет, так? И вы поверили?..
Мирослав не дожидаясь словесного ответа на свои вопросы, словно ловил невысказанное, и сразу задавал следующий вопрос.
Адольф вдруг понял, что его дурацкий воровской поход к русским был глупостью. Баварцы скорее всего собирались обмануть охотников, и вообще не надо было идти на сделку с этими лживыми “фашистами”, как их называли русские. Никаких пленников баварцы освобождать не собирались. И Мирослав почему-то это знал.
— Почему ты так говоришь?! — у Шпенглера в голосе чувствовалась боль. Он давно уже чувствовал свою вину за пропажу детей. Его никто не винил, но сам он частенько тосковал из-за своей нерешительности и чувства вины…
Адольфу всегда было жаль старика. Его внучка и её друзья пропали уже года три назад. И тогда охотники ничего не могли сделать для спасения детей. Следы их пропали, а ехать на юг вдогонку было бессмысленно, т.к. найти безопасный путь через лесистые болота и заражённую “синим грибком” территорию было проблематично. “Синий грибок” та ещё жуть, из-за которой люди становятся безумными. Идти туда было просто опасно.
А эти двое баварцев прибыли недавно и как-то обмолвились, что могут помочь Шпенглеру освободить девушку. Старик настоял, что они должны будут освободить и двоих других детей.
Как они там точно договорились, Адольф Шваб не знал, но какие-то гарантии баварцы старику дали. Потому и пришлось Адольфу идти за волшебным планшетом русских. Парень очень хотел помочь старику Шпенглеру, пропавшим детям, хоть и чувствовал, что баварцам верить нельзя.
Поскольку дело не выгорело, Адольф предложил старику поговорить с баварцами. Тот ухватился за эту идею, и поэтому они и завели сейчас разговор с русскими.
— Уважаемый, — вздохнул Мирослав, — понимаешь, эти ублюдки — фашисты. Они всегда относились к вам как к животным. А с животными они своих обязательств не соблюдают! Их слово — не слово мужчины! Их слова — яд! Вы ведь не настоящие дойчи, вы для них — грязные полукровки! Вон возьми хотя бы вашего негра! — он кивнул в сторону Шварценшварца. — Знаешь, как они их называют?.. Обезьяны! Знаешь, кто такие обезьяны?
— Припоминаю! Когда-то в детстве видел в зоопарке… — Шпенглер тяжко вздохнул. — Знаешь, дорогой, всё было достаточно мило когда-то после третьей войны… Когда города ещё были полны народа… Все имена, что мы брали, когда-то это были имена, написанные вот на таких табличках, видишь, как на том доме, — он указал на крыльцо здания, где возле дверей были приколочены ржавые таблички со старинными надписями. — Думаешь, я Шпенглер? У меня и имени-то не было толком, мы были как дикари, беженцы, от войны спасались… Когда дедушка брал эту фамилию, мы просто въехали в красивое здание… А там была такая фамилия. Шпенглер. Красиво!.. Да и не родной дедушка он был! Так, подобрал нас, оборванцев, с улицы… Единственный, у кого из наших придумали фамилию — это Шварценшварц. Он, в отличие от нас, был негром. И Шваб тоже не Шваб, а я даже помню имя его деда: Ахмад. Как у твоего друга, Мирослав… Вот такая вот история!
Адольф слушал эту историческую тираду с затаившейся тревогой. Что-то страшное было в этом. Он спросил старика:
— А для чего наши деды вдруг решили стать дойчами? Не понимаю!
— Мужики, мы теряем время! — сказал Мирослав. — Идём к пленным.
Они пошли к «изолятору» — сараю, где закрыли баварцев
— Знаешь, Мирослав, я потом понял, что эти уроды нас кинут, они не вернут нам наших детей, потому и послал их в город! — голос у старика Шпенглера дрожал.
— Ну, да! Если ваши дети в Баварии, то вы их никак оттуда не вытащите! С тех пор, как поссорились пипа римская и мима аглицкая, Европа превратилась в территорию хаоса… Пипа римская спасла часть Европы, но эта спасённая часть стала фашистской… Какой там рейх по счёту?.. Шестой, седьмой… Ладно, хватит болтать! — Мирослав открыл сарай.
Баварцы тут же вскочили, испуганно глядя на русского. Руки их были скованы какими-то хитрыми невидимыми наручниками.
— Давай, старик, спрашивай их! — сказал Мирослав Шпенглеру, потом обратился к баварцами: — Отвечайте правду, иначе моя птаха распознает ваш обман. Помните, надеюсь, как она клюёт электричеством?
Баварцы молча сглотнули сухую слюну. Поняли. Помнят. Глаза их уткнулись в механического шмеля, или точнее — птаху, что зависла в воздухе за спиной русского. Умная летающая машинка приблизилась к баварцам, зависла над ними, те вжали головы в плечи…
— Теперь, скажите правду… — заговорил старик Шпенглер. — Скажите, вы действительно могли бы освободить наших детей?
Баварцы вздохнули и молча отрицательно прокачали головами.
— Я так и знал! Вы просто нас использовали! Вы вообще что-то знаете о наших детях?
— Ничего не знаем, — сказал старший.
И тут же оба синхронно ойкнули, сжавшись от боли от удара током.
— Да мы и правда не знаем об этих детях!
— Зато можете рассказать, что вообще происходит с рабами, — сказал Мирослав. — Давайте быстро! А то времени у нас немного. Понятно же, что любая — любая! — ложь наказуема!
И баварцы рассказали. Дикость, бесчеловечность, подлость, — это самые мягкие эпитеты в оценке описанных ужасов…
Самое странное, что баварцы даже с каким-то нескрываемым удовольствием рассказывали о том, как рабов унижают, как издеваются над ними… О том, как «особые врачи» ставят опыты над стариками, детьми и беременными женщинами, бесполезными в реальной работе. О том, как некоторых здоровых людей иногда режут на части, и особо ценные сердца, почки и прочие органы замораживают и отправляют в Эдем. О том, что некоторых самых красивых и чистых детей тоже отправляют в Эдем…
— Куда-куда? — удивился Мирослав.
Баварцы пояснили, что это такое скрытое особое место, где живут очень богатые и влиятельные люди. Каждый баварец с детства мечтает туда попасть. Таких мест на самом деле несколько на Земле, и никто точно не знает, где они.
Потом пленники признались, что даже если дети живы, что не факт, то скорее всего после обработки «особых врачей» они не смогут вспомнить своих родителей и жить прежней жизнью. Они обычно ломаются уже через полгода, а тут прошло три года.
— Им уже мозги перепрошили окончательно. Попрощайтесь с ними! — безжалостно сказал младший баварец.
После этих слов старик Шпенглер не выдержал и со всей силы зарядил тому оплеуху.
Баварец кубарем покатился в угол сарая.
Старик плюнул в лицо второму пленнику, резко отвернулся и пошёл прочь.
Адольф чувствовал ненависть. Остро, мучительно, без возможности унять эту боль.
— Теперь понимаете, за что их будут судить? — спросил русский у охотников, которые испытывали то же самое, что и Адольф Шваб со стариком Шпенглером. — Они ведь будто бы гордятся этим безумием! Мы уже больше ста лет боремся с этой психопатий, с этой нежитью, этой нелюдью. Страшно, правда?! Я знал, что они расскажут, для меня это не новость, а вот ваша картина мира весьма изменилась, не так ли?..
Мужики молча смотрели на фашистов. Те лишь корчили жалобные рожи, словно не понимая, почему эти дикари так разозлились.
— Вы ведь для них как дикие звери, не люди, неразумные, без души!..
— Последнее, что забыл спросить старый Шпенглер, — сказал Адольф, повернулся к пленникам и спросил: — А как вы связаны с бритыми?
— Никак! — сказал старший баварец и тут же скорчился в судорогах от удара электричеством и свалился на пол.
— Я скажу! — крикнул младший испуганно. — Эти бритые — наёмники космополитов, наёмники Эдема. У нас было секретное задание. От самого короля. Мы именно с ними должны были встретиться. Из-за того, что русские нас захватили, бритые разозлились и сожгли корчму. Не надо было их злить! Это ты, русский, виноват, из-за тебя это случилось!
Птаха наказала пленника лёгким зарядом электричества. Тот вздрогнул и продолжил:
— Ну, я не это имел в виду! Не ты виноват, не твои солдаты… — он боязливо взглянул на птаху. — Ладно! Вы вообще не виноваты! Сами деревенские виноваты, не надо было посылать нас в город… — не получив удара от птахи он расслабился и хотел уже продолжить свои эмоциональные манипуляции.
— Это всё лирика! — перебил его Мирослав. — Меня интересует ваше секретное задание от лично самого его монаршего величества. То есть твой старший — это не простой какой-то штатный разведчик, я правильно понимаю? Это, скорее всего… Эй ты, фашист, какой у тебя чин? Не ниже полковника, так?
Тот вздохнул и кивнул.
Мирослав задорно взглянул на Адольфа Шваба. Так и читалось в его взгляде, что не зря он согласился на этот внеплановый допрос. Русский немедленно взял всё дело в свои руки. Причём что самое интересное, он настолько доверял деревенским, что даже не удосужился скрыть от них свой допрос.
— Итак, фашистик мой, давай, отвечай на мои вопросы. Для начала: на кой вам понадобился мой планшет?
— Не нам! Бритым! — ответил полковник с отвращением. — Из-за них всё! Если б не этот дурацкий планшет!..
— Интересно! Так и думал! Это их требование связано с вашим секретным заданием? В чём его суть?
Полковник мялся, ему очень не хотелось признаваться, но и страх получить удар током…
— Давай не тяни! — жёстко сказал Мирослав. — У нас не так много времени! Ну, отвечай! Птаха, разряд!
— Нет-нет! — вскричал баварец. — Всё дело в бомбе!
— Что?!
— Король послал нас за бомбой, — сказал баварский полковник, потом указал на своего товарища: — Он — бомбовед, он должен достать сердечник. А то ведь мы всю бомбу не унесём!
— Так вы хотите… Король ваш уверен, что тут есть ядерная бомба? Я правильно понял?
Полковник кивнул.
— Интересно! А откуда у него информация, что тут есть ядерная бомба?
— От бритых.
— Ну, я всё понял! Но бритым то это зачем? Новый рейх хотят снова накачать оружием? Дать террористам и фашистам ядерную дубинку, чтоб они снова шантажировали весь мир?
— Я не политик.
— Подробнее опишите операцию! Где сама бомба? Как вы её достанете? Как доставите в Мюнхен?..
Баварцы стали рассказывать…
Олаф знал, что такое бомба, но если она ядерная, это наверное означало нечто более опасное, мощное.
Но вдруг, синхронно с его размышлениями, послышалось отдалённые взрывы. Мощные…
Взрывы доносились со стороны лагеря бритых.
Птаха что-то запищала. Русский понимал её электронный язык (Олаф заметил, что у русского есть крохотный наушник, который и переводил ему все разговоры на его язык).
Пока она пищала, Ярослав на правый глаз натянул стёклышко, которое висело в воздухе, ни к чему не прикреплённое.
Ярослав нахмурился, наблюдая за чем-то в этом маленьком стёклышке.
В сарай забежал Ахмад и доложил:
— Рыцари ван де Боша напали на лагерь бритых!
— Да, птаха уже докладывает! — сказал Мирослав, приподнимая глазное стекло. — Картинку птахи уже передают в прямом эфире. Они за ядерной бомбой все припёрлись сюда, представляешь?! Со старой мумерканской базы. Представляешь, лежит эта дрянь уже лет тридцать там забытая, тут про неё вспомнили уроды всех стран! Экстренная ситуация! Информация уже в Штабе! Всё, выдвигаемся! Значит так, полковник, — обратился он к баварцу, — расскажешь всё птахе в подробностях, вопросы она ставит умеет, сейчас настрою её на мою речь! Рассказывай, как будто мне рассказываешь! Всё! По матрёшкам!
Планы менялись. Но у Адольфа было такое впечатление, словно главный русский рад был подобному развитию событий или даже он будто как-то знал, что всё повернётся столь непредсказуемо, потому и не торопился начинать операцию по освобождению пленников.
Адольф понял, что всё как-будто к лучшему. Но это не снижало опасность для Олафа, его отца и Хельги. А может даже опасность возросла?..
Всё равно понять эти игры русских, бритых и баварцев понять он не мог. Ему просто было обидно, что сами деревенские стали невольными участниками этой “политики” (это непонятное слово он запомнил).
В лагере русских сквозило напряжение. Русские не суетились, но движение людей и умных механизмов чуть ускорилось.
Вслед за Мирославом и Ахмадом охотники залезли в какую-то машину с прозрачными стенками, похожими на стеклянные.
Адольф понял, что это машина потому, что внизу у неё было что-то наподобие колёс. Снаружи эта машина была похожа на большую бутыль, внутри были удобные кресла и перед одним из них прикреплённый к потолку планшет, наподобие того, что был у Мирослава.
Все сели в кресла, автоматические ремни стянули их тела, чтобы при движении люди не вывалились из кресел.
Ахмад сел в кресло с планшетом. Вести машину должен был он.
Но машина не поехала, а взлетела в воздух. Быстро, так, что захватило дух. Охотники взвизгнули все, кроме старого Шпенглера, который заявил, что в молодости летал на самолёте, хотя этот самолёт — нечто космическое.
— Что значит космическое? — хотел спросить Адольф, но от страха лишь прошептал вопрос, и никто его не услышал.
— Это скоролёт, — сказал Мирослав.
Сквозь прозрачные стенки Адольф видел, как город качался под ними, как дома скачут в небеса, как огромное утреннее солнце врезается…
Такого ужаса он ещё никогда не испытывал, наверное, потому что страх этот смешивался с восторгом. Такой коктейль бурлил в крови, словно парень напился самой дикой бурды из корчмы Хельги, и теперь он не понимал, хочет спрятаться, орать песню или блевать от укачивания…
Полёт был недолгим. Парень даже не успел толком приспособиться к перегрузкам и необычным видам за прозрачными стенами.
Но то, что было внизу, оказалось не менее впечатляющим, чем полёт…
Продолжение следует
Оценили 3 человека
8 кармы