Беседа руководителя проектного центра "Новая реальность", политического эксперта Максима ШАЛЫГИНА с академиком РАН, председателем Комиссии РАН по научной этике Александром Григорьевичем ЧУЧАЛИНЫМ –
посвященная 100-летию трагической гибели великого русского врача
Евгения Сергеевича БОТКИНА.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
канал видео 1:
канал видео 2:
М. Шалыгин: Александр Григорьевич, добрый день. Спасибо, что согласились побеседовать.
А. Чучалин: Добрый день.
М. Шалыгин: Мы с вами встречаемся в дни столетней годовщины очень трагической даты, даты очень непростой в нашей отечественной истории – 17 июля 1918 года была расстреляна царская семья. И это событие очень сложное, не терпящее какого-то одного линейного толкования. Потому что, с одной стороны, вроде бы – по большевистской логике – оно вполне понятное. Но, в тоже время, это тайное убийство, не как во время Парижской коммуны, когда осуждали и казнили публично. Здесь расстреляли, как говорили, «втихаря». С другой стороны, это событие ни по каким божьим законам не оправдательно.
Но, к сожалению, мы в обществе очень мало говорим о тех, кто пошел на смерть из чувства долга. Кто в этот момент мог уйти, оставить царскую семью, состояться в новых условиях. И это, прежде всего, Евгений Сергеевич Боткин. Без преувеличения, великий русский врач. Который выбрал Служение и Долг перед жизнью, перед сохранением своей жизни.
Ведь он мог остаться в Тобольске, где открыл больницу для бедных. Он мог не ехать дальше вместе с царской семьей в Екатеринбург под расстрел. И он погиб. Был расстрелян вместе с императорской семьей.
В 1981 году Русская зарубежная православная церковь его канонизировала, канонизация доктора Боткина Русской православной церковью здесь, в России, произошла только два года назад. В 2016 году. И вы приложили очень много стараний, чтобы это случилось. Спасибо вам.
И я думаю, очень важно сегодня, особенно сегодня, говорить о Служении, о врачебном Долге, о докторе Боткине.
А. Чучалин: Спасибо большое. Действительно, для меня эта тема, с одной стороны, непростая. А, с другой стороны, я много узнал. После того как я познакомился с жизнью и деятельностью Евгения Сергеевича Боткина – то, конечно, стал другим человеком, другим врачом. Я хотел бы напомнить, что, прежде чем царская семья переехала из Тобольска в Екатеринбург в Ипатьевский дом – семья расположилась в Тобольске в доме губернатора. И, нужно сказать, что царской семье там было комфортно. По крайней мере, судя по тем дневникам, которые оставил Николай Второй. Он в ранней юности был в этих местах, они были ему знакомы. Была знакома география, климат. И он, откровенно говоря, в семье – Александре Федоровне и дочкам – с удовольствием рассказывал, какой в его памяти остался Тобольск. Тем более, что Тобольск – это место особое в истории России. Это место, которое открыло России путь в Сибирь. И открыло Шелковый путь, хотя правильно говорить – чайный путь. Потому, что чай ввозился через Тобольск. И потом китайский чай уже поступал вначале в центральную Россию, потом в Западную Европу. Тобольск – это место где погиб Ермак, и его отряд потом пошел уже в Сибирь открывать новые земли.
М. Шалыгин: Но это – еще и пересыльный пункт для заключенных.
А. Чучалин: Да, совершенно точно. Да, и потом со временем, к сожалению, Тобольск стал, помимо всего прочего, еще и местом ссылки. И вот, люди, которые нам с вами близки, это врачи, такие, как, Войно-Ясенецкий… ну, доктор Боткин не сидел в тюрьме, он присоединился к судьбе царских сидельцев, как тогда говорили.
О чем я хочу сказать. 24 апреля 1918 года, при смене власти в России, царскую семью, ее предупредили, и они стали по воде уезжать, уходить в Екатеринбург. А цесаревич в это время очень тяжело заболел, у него случился приступ гемофилии, разыгрались дикие боли в суставах, и он был неподвижен. Цесаревич двигаться не мог. И вот, те люди, которые принимали это решение тогда, в Тобольске – они дали распоряжение, чтобы цесаревич остался до выздоровления. Конечно, полное выздоровление не могло наступить. Но, до тех пор, чтобы эти острые симптомы пошли на убыль. Сложная судьба была у Боткина. Он присоединился к царской семье в Тобольске, обратившись тогда к Керенскому, главе Временного правительства России. Это было специальное разрешение Керенского, чтобы врачу была дана возможность исполнить свой долг.
М. Шалыгин: Давайте сразу уточним, что Евгений Сергеевич Боткин происходил из семьи лейб-медика, его отец был знаменитый доктор Сергей Петрович Боткин, который был лейб-медиком Александра Второго и Александра Третьего. И сам Евгений Сергеевич – почему и обращаю на это внимание – тоже был лейб-медиком императорской семьи с 1908 года после Русско-японской войны. Поэтому это было возвращение к прежним обязанностям.
А. Чучалин: Да, собственно говоря, Евгений Сергеевич Боткин обратился к главе Временного правительства, чтобы ему как лейб-медику разрешили присоединиться к царской семье. А лейб-медиком, вы абсолютно правы, он стал после того, как написал небольшую книгу «Свет и тени Русско-японской войны». И в этой книге, небольшой по содержанию, она посвящена солдатам. И, вот, когда он описывает раненных солдат, он высказывает свое сострадание – как врач, и как человек – солдатам. И когда Александра Федоровна (супруга Николая Второго) случайно прочитала вот эти небольшие его зарисовки с Русско-японской войны, она сказала супругу: «Ты знаешь, это наш врач, он должен прийти в нашу семью». Именно по этой причине он и становится лейб-медиком. Потому что царская семья поняла по его духовному состоянию, его морали, его индивидуальности – это тот человек, который был нужен царской семье. А в это время, как вы знаете, цесаревичу был поставлен диагноз гемофилия. И рядом с цесаревичем должен быть врач высокого профессионального уровня. С тем, чтобы облегчить страдания цесаревича. Так Боткин появился в семье Николая Второго. И Боткин дал клятву тогда, что он будет с царской семьей столько, сколько жизнь ему отвела пройти этот путь. Поэтому сама клятва перед своими пациентами царской семьи, она была принята тогда, когда он принял приглашение стать лейб-медиком. И, собственно говоря, на протяжении всех этих периодов – 1908 года и последующих лет – и, вот, апрель и июль 1918 года – он царскую семью не оставил ни на один день. Он прошел этот путь от начала до конца.
Ну, а, вот, действительно, в Тобольске его авторитет врача очень быстро пришел. А тобольские врачи – это особые врачи. Они отличались от санкт-петербургских, от московских, они не очень как бы доверяли столичным московским и петербургским авторитетам …
М. Шалыгин: Ну, правда жизни другая. Более суровая правда жизни.
А. Чучалин: Наверное, наверное. И они как-то увидели его реальную работу, и как он помогает людям. Он выезжал к пациентам…
М. Шалыгин: Он открыл в Тобольске клинику для бедных. Не оставляя царскую семью при этом. Находил время помогать бедным.
А. Чучалин: Тот флигель, в котором он жил, он его сделал кабинетом врачебного приема. А дочка, которая приехала к нему, Татьяна Евгеньевна, она стала ему помогать. Собственно, это был, как говорят, «семейный подряд». Эта замечательная дочка его, она сыграла большую роль, по крайней мере, в том разговоре, о котором мы с вами сегодня ведем. Если бы не дочь…
М. Шалыгин: Она оставила книгу об отце и том периоде жизни царской семьи и своего отца…
А. Чучалин: Да, она написала замечательную книгу, из которой мы почерпнули замечательный материал. Но теперь вернемся к тому печальному дню. Боткину – тогда в Тобольске, еще при правительстве Керенского, и потом, когда сменилась власть – ему предлагали переехать в Москву, и дать ему большую московскую больницу. Он от этого отказался. В мягкой форме, но отказался.
М. Шалыгин: Простите, давайте сразу покажем несколько поступков этого человека, покажем. Ведь говоря, современным языком, Евгений Сергеевич Боткин был мажором. Он из вполне состоятельной известной семьи. Но дальше происходит следующее. Он по молодости, молодой Боткин, идет работать в больницу для бедных.
А. Чучалин: Да, Мариинская больница.
М. Шалыгин: Это, к слову о сегодняшних элитных детях и детках. И потом молодой Боткин за свой счет едет за границу учиться в престижных университетах и наблюдать за работой известнейших европейских врачей. За свой счет. То есть, это ведь – не просто такой подвиг вдруг произошел – это воспитание, это культура. Это понимание – что такое быть врачом врач, как врач должен служить больному.
А. Чучалин: Это – дух семьи Боткиных. И во всех поколениях, каждый из них поступал из высоких, таких, гражданских позиций. И его отец, его братья. Ну, а то, что касается самого Евгения Сергеевича… его брат Александр говорил: «Знаете, он родился для того, чтобы делать добро». А так – по -молодости он не хотел быть врачом. Он не хотел идти по пути своего знаменитого отца Сергея Петровича Боткина. И Сергей Петрович не противился этому. Он давал ему хорошее образование – всестороннее, языковое, гуманитарное, инженерное. И те люди, которые давали образование молодому Боткину – скажем, например, поэт Фет, Репин, это были люди вот этого уровня … И, собственно говоря у Евгения Сергеевича – любовь к семье и любовь к отцу, к другим – это передать невозможно. Его письмо, написанное своим детям, начинается так: «мои дорогие ангелочки». «Мои дорогие ангелочки»! И далее идет само повествование.
Итак, он не хотел быть врачом. Он поступил на факультет математики в Санкт-Петербургском университете. Отучился два года. И, вот, есть такая же общая черта – у Вересаева. Вересаев тоже изначально не хотел быть врачом.
М. Шалыгин: Это великий русский доктор Первой мировой войны.
А. Чучалин: Да. Вересаев очень быстро ворвался в литературу. Он перевел Гомера. И литературная элита России того периода мгновенно приняла его, Вересаева. Но и у Боткина, и у Вересаева общая черта – они хотели быть очень близко к человеку. И, вот, этого во врачебном деле заложено – как ни в одной другой специальности. Это как особое врачевание – когда человек хотел бы быть, когда врач хотел бы быть с Человеком в самые тяжелые минуты его жизни.
М. Шалыгин: У Боткина есть даже фраза где-то: «Так войдем же к Больному с радостью для того, чтобы ему помогать».
А. Чучалин: Да, я сейчас к этому подойду. И, собственно говоря, он блистательно окончил Военно-медицинскую академию. Стал лекарем. Тогда было такое звание – не доктор, а лекарь. И первые шаги, которые он сделал – он пришел в эту больницу, Мариинскую больницу Санкт-Петербурга (в Москве тоже есть Мариинская больница). В этой больнице оказывали медицинскую помощь Достоевскому и так далее. Там он читал две лекции студентам, выпускникам Военно-хирургической академии. Эти лекции назывались так – «Как любить больного Человека», «Как баловать больного Человека».
М. Шалыгин: Как это актуально сегодня! С учетом всех тех реформаций, которые выпали на нас, грешных, уже в XXI веке.
А. Чучалин: Максим, я хочу сказать, что ни до него, ни после него – никто таких лекций не читал. Я вместе с отцом Сергием из Санкт-Петербурга, мы достали эти лекции. Они в одном единственном экземпляре. Мы их перепечатали. Теперь в наших журналах они опубликованы. Знаете, вот, потрясающие вещи – как он был с больным Человеком, и когда он писал о больном Человеке – и при написании доходил до этого слова – он писал «Больной» с большой буквы. Человек Болен. Писал с большой буквы. И в этом отражалась, действительно, его бесконечная любовь к Больному, к Человеку.
Беседа записана в июле 2018 года.
Продолжение следует...
ИСТОЧНИК: Проектный центр "Новая реальность", http://www.newreality.online/b...
Оценили 3 человека
5 кармы