Исторически Россия почти всегда была страной, закрытой для иностранцев, и потому миграционный обмен с другими государствами мира происходил не спонтанно, а исключительно по «государеву дозволению» или в нарушение оного.
Что касается дозволения, то наиболее известными примерами являются приглашение в Россию немецких колонистов-меннонитов в XVIII—XIX вв. для заселения вновь приобретенных земель Новороссии и разрешение селиться на территории империи представителям православных балканских народов (грекам, сербам, болгарам) в XIX веке. В ХХ веке из наиболее известных переселений в Российскую Империю из-за ее пределов является иммиграция на Дальний Восток китайских и корейских рабочих, использовавшихся в начале прошлого века на строительстве Транссибирской магистрали.
Гораздо чаще иноплеменники попадали в Россию по мере ее территориального расширения. Финны, поляки, грузины, молдаване, аджарцы, азербайджанцы, армяне, казахи и народы Средней Азии становились российскими подданными, не меняя своего места жительства[1], и уже затем, обретя новую отчизну, расселялись за пределы своей исторической родины по всей территории Российской Империи.
В разные периоды формирования русского национального государства политика инкорпорации и натурализации иноплеменников претерпевала существенные изменения. Так, начиная со времен правления Ивана Грозного, расширение Российского государства сопровождалось, как правило, заселением вновь обретенных земель русскими крестьянами и казаками. Самодержцы российские обоснованно полагали, что наличие сельского русского населения в окраинных землях являлось гарантией того, что данные территории вошли в состав государства навечно[2]. Действительно, в отличие от городов, изменение этнического состава сельского населения территории происходит медленнее. Закрепиться в сельской местности инородцам значительно сложнее, чем в городах, так как подчас приходится адаптироваться к совершенно иным ландшафтным и климатическим условиям, а значит, начать менять традиционную систему взаимоотношений с землей.
В XVI—XVIII вв. высокая активность (пассионарность) русского этноса, расселявшегося в привычных для него условиях лесной и лесостепной зоны Евразии, позволяла легко и безболезненно «перерабатывать» включаемые в состав российского государства народности. Интеграция в состав Русского государства финно-угорских и тюркских народов Европейского Севера, Поволжья, Урала и Сибири происходила как через их культурно-языковую ассимиляцию, посредством обращения в православие, так и через гражданскую натурализацию, с распространением на них всех прав и обязанностей русских подданных. Как расплавленный металл стремится заполнить всю отведенную ему форму, растворяя одни встречающиеся на пути материалы и плотно включая в свой состав (в виде конкреций) другие, так и русский этнос в акматической фазе этногенеза полностью ассимилировал одни древние народы Европейской равнины (меря, мурома, водь, весь, ижора) и существенным образом «переработал» другие (мордва, коми, карелы, чуваши, удмурты и др.). При этом необходимо отметить, что ассимиляция финно-угорских народов Европейской России русским этносом происходила[3] мирным путем на основе взаимной комплементарности.
Однако не все народы России, имевшие длительный контакт с русским этносом, были им ассимилированы. Так, татары, несмотря на массовый переход в православие в XIII—XVI вв. — более трети дворянских родов России имело татарское происхождение, — сохранили и свой язык, и отличную от русской культурную традицию, индикатором принадлежности к которой стало исповедание ислама (что не было и до настоящего времени не является препятствием положительной комплементарности русского и татарского этносов).
К концу XVIII века, с присоединением Сибири, Дикого Поля, украинских и белорусских земель, волны русской колонизации достигли пределов своей этноландшафтной зоны. Конечно, полярную тундру и таежные водоразделы, не пригодные для ведения того типа хозяйства, к которому испокон веков был привычен русский крестьянин, эти волны обошли. Однако поймы рек лесной зоны Евразии, лесостепь и степь, пригодные для неполивного земледелия, были заселены русскими колонистами. При этом все народы, населявшие эти территории, получили в полном объеме права и обязанности российских подданных и были приписаны к тому или иному сословию[4].
Но уже в XVIII веке оказалось, что далеко не все народы Империи готовы раствориться в необъятном Русском Мире, изменив свою ментальность. Население балтийских провинций России, являющееся осколком Западного Мира, в различной степени подвергалось ассимиляции немцами, шведами, поляками, но только не основным государствообразующим этносом Российской Империи, с которым имело отрицательную комплементарность. Царское правительство, понимая это, старалось свести к минимуму межэтнические контакты в данном регионе, довольствуясь гражданской натурализацией своих малочисленных балтийских подданных.
В еще большей степени гибкость государственной политики России по отношению к «чужим» территориям и «чужому» населению, входящему в состав Империи, проявилась в случае с присоединением Финляндии (1809). Александр I пошел на беспрецедентный шаг, предоставив Великому Княжеству Финляндскому права автономии, которых не имела в то время ни одна территория в составе какого-либо государства Европы. Собственные законы, собственное правительство (Сенат) и парламент (Сейм), своя валюта (марка), таможня и армия — вот неполный перечень льгот, дарованных финнам русским императором. К тому же на «финляндских уроженцев» не распространялись подати и повинности, которые несло остальное население Империи, а русские[5]подданные в Финляндии были, по сути, приравнены к иностранцам.
Первые серьезные сбои в проведении политики натурализации новых подданных Российской Империи начались в XIX веке. Так, попытка интеграции поляков вызвала череду польских восстаний, которые явочным порядком обособили жителей Привислинских губерний от остального населения России. А стандартная до того времени процедура распространения общего порядка сословного устройства на земли Закавказья, отвоеванные в начале XIX века у Турции и Персии, вообще приобрела анекдотичный характер. По представленным документам, сплошь фальшивым и поддельным, оказалось, что добрая четверть населения грузинских земель претендует на зачисление в дворянское сословие. Все желающие стать «князьями», естественно, не получили дворянство, но данные первой и единственной переписи населения Российской Империи, проведенной в 1897 году, показали, что среди грузинского населения Закавказья удельный вес первого сословия в
4—5 раз превышал средний показатель по Империи (около 1% населения).
Горское население Северного Кавказа, вошедшее в российское подданство после ожесточенной полувековой войны, вообще плохо вписывалось в существующую в России гражданско-правовую систему. В результате было решено не тратить силы попусту и отказаться от полной натурализации населения Кавказа — для региона был установлен отдельный порядок управления, отличный от администрирования других российских губерний[6].
С еще более нестандартной ситуацией столкнулись российские власти во второй половине XIX века при включении в состав Российской Империи территорий Степного края (современный Казахстан) и Средней Азии. В отличие от Закавказья, здесь даже не предпринимались попытки натурализации «туземного» населения и распространения на него норм общероссийского законодательства (в частности, воинской повинности, а в судах низшей инстанции применялись нормы не общероссийского гражданского права, а традиционного). «Устав об инородцах» от 22.07.1822 г.[7] и «Временные правила об управлении Закаспийским краем» от 09.03.1874 г.[8] устанавливали особый порядок отношений между российскими властями и коренным населением присоединенных земель[9]. Так, законы о местном самоуправлении 1864[10]и 1870[11]гг. не применялись на территории Туркестана[12].
Почему же получилось так, что с XIX века характер русской колонизации коренным образом изменился?
Первой и наиболее существенной причиной было то, что, приняв в состав государства обширные территории Закавказья, Средней Азии и Казахстана, Россия перешагнула естественные ландшафтные границы ареала расселения русского этноса. Практически впервые в русской истории присоединение новых земель не привело к их широкомасштабной крестьянской колонизации: трудовые навыки русского крестьянина не подходили для условий субтропических долин Закавказья, оазисов и пустынь Туркестана, скалистых гор Дагестана и Чечни[13]. Да, миграция русского населения на окраины Империи продолжалась, но если в восточном направлении (Сибирь, Дальний Восток) она по-прежнему носила в основном характер крестьянской колонизации, то в южном направлении (Закавказье, Средняя Азия) перемещались почти исключительно горожане: чиновники, военные, рабочие для вновь строящихся заводов и фабрик.
Второй причиной стало то, что, выйдя за пределы естественного ареала расселения, русские столкнулись с этносами, имевшими совершенно иную культурно-историческую традицию, а нередко и отрицательную комплементарность. Остывающая лава русской колонизации, теряющая пассионарность, уже не могла перерабатывать чужеродные этнические элементы с прежним успехом, а снижение возможностей ассимиляции русским этносом все новых и новых «инородцев» неизбежно влияло и на скорость их гражданской натурализации и интеграции в российское общество.
В результате земли и народы, включенные в Российскую Империю в разные исторические периоды, получили различный политико-административный и гражданский статус. Одни народы получили все права (и обязанности) российских подданных, будучи причисленными к тому или иному сословию, другие, войдя в состав Империи на правах инородцев, сохраняли свой традиционный уклад, вплоть до традиционных органов управления и судопроизводства. Это естественным образом влияло и на глубину социокультурной переработки разных народов России, на степень их «вживления» в государственную ткань Империи.
Таким образом, с административно-правовой точки зрения, территория Российской Империи представляла собой сложную мозаику земель и народов. Тот факт, что население национальных окраин почти не было представлено в управлении государством (в III Государственной Думе
1908—1911 гг./ из 442 депутатских мест 403 были заняты депутатами от 51 губернии Европейской России и только 5 мест было предоставлено депутатам от Закавказья, 14 — от Привислинских губерний[14], а население Степного края и Средней Азии не было представлено вовсе[15]), почти всеми воспринимался как должное. При этом попытка изменить сложившийся порядок вещей, выразившаяся в мобилизации казахов на тыловые работы в годы 1-й Мировой войны, вызвала кровопролитное восстание (1916) и резню русских переселенцев в Степном крае.
С отречением Николая II от престола начался принципиально новый период натурализационной политики. Так именно Временному правительству принадлежит честь распространения гражданства на всех бывших подданных упраздненной Империи. Никто до России этого в мире не делал (по крайней мере, что касается империй Нового времени). Большевики, шаг за шагом собирая территорию, сохранили принцип всеобщего распространения гражданских прав. Безусловно, этим шагом Москва продемонстрировала уникальную способность принципиально другого отношения к своему пространству контроля.
В советский период программа колонизации получила новое содержание. Вместо «трудовых навыков русского крестьянства» главную роль стали играть рабочие, научные, инженерные и управленческие квалификации. Именно масштабная индустриализация, научно-техническая революция и энтузиазм советского человека позволили продолжить освоенческий процесс окраин, но уже совершенно на иной основе. Машина русской (советской) колонизации продолжала катиться дальше, но ее мотор работал уже на холостых оборотах.
* * *
В отличие от иммиграции, эмиграционный поток за пределы России был куда более разнообразным. С одной стороны, существовал поток переселенцев, искавших «землю и волю» на окраинах государства и за его пределами. Часто русская колонизация (крестьянская и казачья южных и восточных окраин, старообрядческая — западных) опережала вхождение этих земель в состав Русского государства. Неоднократно государство «догоняло» своих бывших подданных, пытавшихся избежать его тяжелой десницы. Пожалуй, наиболее известный пример — эмиграция старообрядцев за пределы России после церковного раскола XVII века. Одними из направлений исхода русских раскольников были Речь Посполита и Прибалтика. При Петре I и Екатерине II эти земли вошли в состав Российской Империи вместе с потомками русских эмигрантов.
В то же время российская история знает и случаи безвозвратной эмиграции. Так в XIX веке имела место массовая эмиграция в «добровольно-принудительном порядке» адыгских[16] племен западной части Северного Кавказа[17]. После ожесточенной борьбы с русскими войсками, в результате подавления вооруженного восстания 1877—1878 гг. более трех четвертей адыгов переселились из России в Османскую Империю, где были расселены турецким правительством (в качестве, своего рода, казачества) преимущественно в арабских землях Блистательной Порты (Иордания, Ирак, Сирия, Палестина). Ту же историю можно было наблюдать в отношении крымских татар и ногайцев, покинувших пределы России несколькими волнами: после покорения Крыма в конце XVIII века и по окончании Крымской войны в середине XIX-го[18].
В XIX веке начался один из наиболее значительных эмиграционных процессов в истории России, продолжившийся и в первые десятилетия ХХ века, — выезд населения в Северную Америку. Большую часть эмигрантов, направлявших в США, составило еврейское население западных губерний Российской Империи — территорий современных Украины, Белоруссии, Молдавии и Литвы. Непосредственно территории Российской Федерации в ее нынешних границах этот эмиграционный поток почти не коснулся.
После Гражданской войны и последовавшей за ней эмиграции, составившей, по разным оценкам, от 2 до 5 млн. человек, вокруг столь долго чаемого государства рабочих и крестьян опустился «железный занавес», почти полностью исключивший возможность внешней миграции. Миграционные процессы стали развиваться исключительно внутри государственных границ СССР, и в этих условиях Российская Федерация не только оставалась донором населения для других союзных республик, но и продолжала принимать переселенцев из Украины и Белоруссии.
Снятие сословных и этнических ограничений, существовавших в Российской Империи, формальное уравнивание в правах всех граждан страны Советов способствовали интеграции населения иноэтничных окраин, его социокультурной переработке. На определенном этапе появилась такая дефиниция, как «новая историческая общность — советский народ», которая, в соответствии с марксистско-ленинским тезисом об отмирании наций по мере строительства коммунизма, должна была заменить все ранее существовавшие этнические образования. Но если проблема натурализации «инородцев», проживавших на территории бывшей Российской Империи в правовом отношении была решена сравнительно легко, то государственная политика по стиранию национальных различий и стандартизации образа жизни населения СССР имела неоднозначные последствия. В отношении народов, чье постепенное растворение в русском этносе шло достаточно легко и безболезненно, советская национальная политика лишь ускорила ассимиляционные процессы[19]. В то же время реальные или мнимые попытки русификации Прибалтики и Западной Украины лишь более четко обозначили объективность существующего этнокультурного барьера и невозможность ассимиляции.
В период до Великой Отечественной войны наиболее важные миграционные потоки были направлены в восточные районы России. Такая миграция была связана с хозяйственным освоением последних и нередко носила насильственный характер (заключенные, высланные, депортированные). В это время (20—30-е гг. ХХ века) наблюдался даже некоторый приток населения в Российскую Федерацию, составлявший в среднем от 30 до 60 тыс. человек в год[20]. В военные годы основную часть миграционных процессов составили потоки эвакуированного населения, а в конце войны — реэвакуация.
В послевоенные годы началось интенсивное хозяйственное освоение Казахстана (распашка целинных земель), была активизирована политика индустриализации неславянских республик СССР. Все это привело к формированию стабильного миграционного оттока населения из РСФСР, который дрогнул и стал постепенно менять свой вектор на сломе 60—70-х годов.
С начала 70-х и до настоящего времени Российская Федерация имеет положительный миграционный баланс.
.....................................................................................................................................................................
[1] Обычно, для того чтобы вступить в русское подданство, иностранец должен был проживать на территории Российской Империи не менее 5 лет.
[2] Так, впрочем, считали не только русские цари. Известно, что после поражения России в войне со Швецией в начале XVII века по условиям Столбовского договора (1617) все русское и карельское православное население Ижорской земли (Ингерманландии), отошедшей к шведам, было отселено в другие российские земли, а на их место шведы заселили своих подданных — финнов-лютеран из восточных районов Финляндии. После возвращения этих земель в состав России при Петре I началась их повторная русская крестьянская колонизация.
[3] Процесс этнической ассимиляции финно-угорских народов России продолжается и до настоящего времени, о чем свидетельствуют данные переписей населения. Это процесс длительный, но естественный для контакта взаимно комплементарных этносов и не зависит от сиюминутных политических оценок.
[4] Исключение составило еврейское население вошедших в состав Российской Империи восточных земель Речи Посполитой. Попытки натурализации еврейского населения Западного края и причины их неудач подробно описаны А. И. Солженицыным («Двести лет вместе»).
[5] Именно что русские, а не российские, ибо так они значатся в текстах того времени, включая данные переписи населения 1897 года.
[6] Для управления Закавказским краем, а в дальнейшем и Северным Кавказом, в 1840 г. был учрежден специальный «Кавказский комитет» с широкими административными полномочиями.
[7] Полное собрание законов Российской империи с 1849 г. Т. 38. № 29.120, сс. 394-416.
[8] Градовский А. Д. Начала русского государственного права. В 3 т. — С.-Петербург, 1875—1883.
[9] Кряжов В. А. Статус малочисленных народов России. Правовые акты. — М., 1999.
[10] «Положение о губернских и уездных земских учреждениях» от 01.01.1864 г.
[11] «Положение о выборах в городах городских дум и городских управ» от 16.06.1870 г.
[12] В 1877 г. положение о местном городском самоуправлении было введено в качестве исключения только для г. Ташкента, да и то с некоторыми ограничениями./История государства и права СССР. Ч.1. (Под ред. Титова Ю. П.). М., 1988. С. 438.
[13] Отдельные поселения молокан и духоборов в Закавказье и русские села в Чуйской долине Киргизии, по своим климатическим условиям пригодной для неполивного земледелия, являются исключениями, подтверждающими общее правило. Административные же попытки создания в горной Чечне крестьянских поселений безземельных русских крестьян и бывших солдат окончились полным провалом.
[14] В том числе по одному месту было зарезервировано для представителей русского населения Закавказья и Польши.
[15] В III Государственной Думе русские (великороссы, малороссы, белорусы) составляли 85% депутатов, что значительно превышало их удельный вес в составе населения Российской Империи.
[16] Под термином «адыги» понимаются не только современные адыгейцы, но и другие северокавказские народности родственной языковой группы — черкесы, абазины, шапсуги, кабардинцы и иные ныне не выделяемые родоплеменные объединения.
[17] Понимание того, что преобладание того или иного этноса среди населения территории является одним из наиболее веских аргументов в споре о ее государственной принадлежности, сложилось задолго до создания этнополитических концепций. Политика Ивана Грозного, целенаправленно заселявшего земли Казанского ханства русскими крестьянами, и Екатерины II, переселившей на Кубань запорож-ских и донских казаков, мало чем отличалась от политики выселения немцев из Силезии и Померании после 2-й Мировой войны или создания еврейских поселений на Голанских высотах и западном берегу р. Иордан.
[18] В начале ХХ века (в 1902—1903 гг.) среди крымских татар имел место еще один небольшой эмиграционный всплеск, совпавший по времени с просветительской деятельностью Исмаила Гаспринского и становлением новой национальной (тюркской, в частности крымско-татарской) интеллигенции. Причины возникновения этой микроволны, вынесшей за пределы Империи около 13 тысяч человек, до сих пор остаются не вполне ясны. Считается, что главную роль сыграл экономический фактор, в первую очередь массовое обезземеливание, достигшее среди крымских татар 64%. Власти, не заинтересованные в массовой эмиграции, прекратили тогда выдачу паспортов.
[19] Подобная ситуация наблюдалась не только в отношении русского и иных народов: в советский период ускорилось отатаривание башкирского населения, поглощение крупными дагестанскими народами (аварцы, даргинцы, лезгины) мелких родственных им этнических групп, формирование единого грузинского этноса и др.
[20] Андреев Е. М., Дарский Л. Е., Харькова Т. Л. Демографическая история России: 1927 — 1959 // Население и общество 1998. № 31, октябрь.
Источник: "Политика иммиграции и натурализации в России: состояние дел и направления развития" http://www.archipelag.ru/agend...
Оценили 2 человека
2 кармы