Обычное дело

 В тихие, ещё тёплые дни начала октября откуда-то сверху нисходят умиротворение и покой. В такое время Алексей любил оглядывать рыжие сопки на противоположном берегу бухты, гладь воды, отражающую солнечные лучи, следить за клиньями покидающих Камчатку птиц.

Правда, заниматься этим было особо некогда. Родное железо стояло в заводе у пирса и требовало ремонта и покраски. Конечно, штурмана и прочие люксы под благовидными предлогами слиняли в штаб и на лодке практически не появлялись. Все заботы легли на плечи механиков.

 Старший из них — стармех, он же Дед, он же Петрович — предвидя напряжённую жизнь в предстоящей автономке, основные хлопоты доверил командирам дивизионов и боцману, изредка контролируя процесс. К тому же он был едва ли не единственным в дивизии счастливым обладателем автомобиля — Москвича-412, что накладывало на него определённые обязательства. Командир с замполитом любили ездить на базу с комфортом. Со временем у этой троицы сложились тёплые дружеские отношения, скреплённые возлияниями в тесной компании.

 Алексей вспомнил, как, будучи на учёбе в Обнинске, попросил у командира трёхдневный отпуск с целью жениться.

 «Ну как я могу ещё и тебя отпустить, - был ответ, - механик же собрался машину из Белоруссии перегонять.»

 Впрочем, затем сжалился и уступил. Но долго ещё Алексей представлял себе колеблющиеся чаши весов, на одной из которых стояла его будущая судьба, а на другой — голубой «Москвич».

 Однако преимущества «Москвича» заканчивались с первым снегом. А к середине зимы наметало столько, что редкие автовладельцы часами сметали двухметровые покровы со своих красавиц.

 Петрович рассказывал, что однажды, выйдя поутру из подъезда с лопатой, увидел плачущую соседку с группой возбуждённых мужиков. Оказалось, они с ночи разыскивали пропавшего мальчонку лет семи. Последний раз, когда начался бурный снегопад, его где-то тут видели. Обошли друзей-знакомых — нет, не ночевал. Так что Петрович включился в общие раскопки.

  Спустя пару часов мальчишку нашли в сугробе — спящего, живого и невредимого, даже не обмороженного. Он уже шёл домой, когда с крыши на него упал и придавил громадный ком снега. К счастью, было сухо и морозно, лёгкий пушистый снег позволил парнишке дышать.

 В отсутствие Петровича богом, царём и воинским начальником для Алексея был Андрей Сергеич, комдив-2 — легендарная личность. Андрей Сергеич умудрялся быть одновременно и членом парткомиссии дивизии, и добрым, душевным человеком. Первоклассным специалистом — и большим другом зелёного змия. Не раз Алексею с вахтенными приходилось под покровом ночи заносить его бездыханное тело на корабль.

 Но ему всё прощалось за уникальную способность в любом агрегатном состоянии моментально найти неисправность в энергосистеме и способы её устранения. Хорошая была школа. Под руководством комдива Алексей перебирал дизель, занимался перегрузкой аккумуляторной батареи и находил неполадки в электрощитах.

 Когда в Обнинске сбылась, наконец, многолетняя мечта Алексея — приобрести велосипед, он на радостях предложил начальнику покататься. Андрей Сергеич закурил и задумчиво произнёс: «Нет, Лёха, всё, что между ног — не транспорт».

 В один прекрасный день по кораблю объявили покраску цистерн. Алексей в этом мероприятии не участвовал. Спокойно возился с аварийным фонарём в седьмом отсеке, когда прибежал его электрик, литовец Юзик: «Тащ старший лейтенант, там Чубарову плохо — противогаз нужен».

 На нижней палубе 1 отсека – тьма народу над открытым лазом в носовую дифферентную правого борта. В лаз спускают воздушные шланги и переноски.

 Из цистерны выкарабкивается Шарик — матрос Шориков, срывает маску: «Он может сам двигаться – бейте его по чём попало!»

 Приносят противогаз. Гена Мезенин примеряет, зажимает гофрированную трубку: «Нет, сосёт». «А ну-ка», - Алексей берёт у него маску, одевает, проверяет – нормально сидит, - фильтр в штаны, чтоб не болтался, спускается в лаз. Чуть пошире его, конечно, не могли сделать.

 В самом низу ещё один боковой лаз, а за ним в корму идут разделённые перегородками шпации цистерны(как уточнил потом Алексей – пять). Чубаров был в четвёртой, когда потерял сознание. Из пятой его бы вообще не вытащили.

 В нерешительности остановился перед боковым лазом – лезть или нет? Из третьей шпации показывается голова Коли Чубарова. В неровном свете переноски – полузакрытые глаза, раздуваемые воздухом от шлангов вихры. Как может, подталкивает упитанное бессознательное тело напарник.

 Здесь Алексей впервые понял, что – страшно. Что не шуточки всё это. Подхватил под руку, потащил на себя. Даже немного переусердствовал – голова Николая пошла в носовую часть цистерны. «Гена, тащи на себя!», - заорали оба с напарником. Кое-как развернули головой к выходу. Тяжёлый, стервец.

Дышать нечем. У Алексея появилось чувство, что следующим придется тащить его самого.

 Сверху Николая уже схватили за руки. «Коля, Коленька, давай!». «Да тише вы, человека сломаете!» - это напарник. Ноги застряли в боковом лазе.

 Света белого не видно. Совсем. Больше всего хочется вынырнуть побыстрей из этой преисподней.

 Развернули. Алексей подставил под его сапог колено. «Теперь тащи!»

 Вылез последним.

 Чубарова увидел уже в центральном на лежаке. Весь в краске, от угла губ вверх грязный шрам.

 «Лежи!» Вскочил: я пойду, там еще работы много.

 Немного придя в себя, рассказал: помню, как макнул кисточку в краску и поднёс к переборке. А потом – сижу в центральном, и вы вокруг.

 Видимо, для удобства снимал противогаз: напарник из соседней шпации слышал весёлые песни.

 Андрей Сергеич вливает в Чубарова спирт из пузырька. Тот стихает и больше уже никуда не рвётся.

 У Алексея болят плечи и никак не расслабляются мышцы левой руки.

 Но – отошёл быстро и даже спросил Николая: ну, как там, на том свете?

 Как худо, когда вокруг ржавые железные переборки, темень глядит в стёкла противогаза, с трудом вбираешь в себя сладковатый, с привкусом краски воздух... И одна мысль: не выбраться...

 Не столько из опасения выговора от начальства, сколько из сочувствия к бестолковому подчинённому Андрей Сергеич в следующие сутки подкармливал Чубарова грибным супчиком. Благо, грибов на сопке было — хоть косой коси.

 Через несколько дней вернулись на свой берег. Как обычно - эпопея приёма питания. Условия, максимально приближённые к боевым: двенадцатый час ночи, темень непроглядная. Колонка со стороны корпуса не работает, придётся подключаться к соседям.

 - Эй, комдив-два! – крикнул Алексей фигуре на трапе.

 - Что нужно? – сердитый голос.

 Оба готовы сцепиться. Алексей подошёл ближе – ба! Это же Миша Сирота, бывший старшина роты, сердитый и серьёзный, а в общем, мировой парень!

 Вместе они проделали рискованный эксперимент: подсоединили концы к колонке под напряжением. У Миши в руках зачем-то синхроноскоп(сломанный, он может служить лишь символом профпринадлежности). Юзик демонстрирует цирковой фокус: касается клемм тыльной стороной ладони. Если руку отбрасывает — это верный признак наличия напряжения. Алексей и Шориков в диэлектрических перчатках, Миша слегка командует. И от этого становится спокойно, и живо вспоминается училище, где всё было так ясно, прочно, надёжно. Алексей готов расцеловать Мишу - но тот по-прежнему серьёзен и неприступен. По привычке держит дистанцию.

 Ну вот, вроде бы всё. Замерли чёрные корпуса. Только верхние вахтенные перетаптываются у трапов. Можно идти спать.