"Сейчас, на склоне жизни, я могу с чистой совестью сказать: я был слабым человеком. Но судьба толкала меня на самое трудное. Однако для своего Отечества я сделал всё, что мог. Притом — бескорыстно. А если кто считает, что он мог бы больше, так пусть сделает это..."
Редкое по искренности и чувству собственного достоинства признание принадлежит человеку, вышедшему из самых что ни на есть низов советского простонародья, но одарённому столь разнообразными талантами, столь сильной волей и такими нравственными основами, что, читая его книги, невольно приходишь к выводу: если Россия сможет в настоящем и будущем воспроизводить людей такой породы, то она не пропадёт никогда.
Поскольку и как литератор, и как человек Анатолий Тихонович Штыров почти неизвестен читателю, то мы обозначим основные вехи его незаурядной судьбы.
Родился Анатолий Штыров 6 марта 1929 года в г. Петровске Саратовской области. Жестокая нищета, безотцовщина, естественно, наложили отпечаток на все ранние мироощущения.
Сочинять стихи начал с четвёртого класса. В 1944 году, в соответствии с указом Сталина подбирать беспризорников на железных дорогах, попал в военно-морское подготовительное училище (город Горький). Начальником училища оказался капитан первого ранга, уцелевший в репрессиях потомственный дворянин Константин Беспальчев, который, помимо морских наук, обучал своих воспитанников этикету и бальным танцам, а главное - зажигал в них настоящее пламя любви к российскому флоту со всей его непростой и великой историей.
В 1947 году был исключён из комсомола «за антисоветские настроения», но был прощён по возрасту и благодаря отличной успеваемости.
Трехлетнюю подготовку на Волге Анатолий Штыров закончил на отлично и был зачислен в Тихоокеанское высшее военно-морское училище, находящееся во Владивостоке. Окончив ТОВВМУ 21 сентября 1951 года, получил воинское звание лейтенант и был назначен адъютантом командующего Камчатской военной флотилии.
С 1953 года – служба на дизельных подводных лодках.
Низвергнут с олимпа штабного,
Слегка был пощипан орёл,
И в мире подводном, суровом,
Он хмурое братство обрёл.
Забрав лейтенантские шмотки,
Вошёл я в железную твердь.
На тесной и старенькой лодке
Моя началась круговерть.
Набираясь опыта, растя в званиях и должностях вместе с быстро развивающимся подводным флотом, ходил в походы на лодках типов "Щука", "Ленинец", "Сталинец" и более современных, уже номерных проектов - 613 и за ним следующих. Всего сменил около пятнадцати подводных кораблей.
Свыше восьми лет Штыров командовал дизельными подводными лодками, выполнив ряд сложнейших заданий по разведке и боевой службе. В памяти его хранится немало трагических и (не побоимся этого слова) героических эпизодов, которые еще совсем недавно были скрыты завесой секретности.
Так, в середине 1963 года, в самый разгар "холодной войны", во время скрытных наблюдений за большими учениями знаменитого 7 флота США американцы обнаружили лодку Штырова и тут же обрушили на нее всю огневую мощь. Требуя всплыть и указать принадлежность, противники семь с половиной часов преследовали субмарину, засыпая ее глубинными бомбами. Одна из них разорвалась совсем рядом и повредила внешний корпус "С-141". Более двадцати тонн соляра поднялось наверх и разошлось по волнам большим пятном. Американцы решили, что потопили русских и повернули назад. Но упрямая подлодка следом за ними проникла в радиус непосредственной близости к флагману группировки -- противолодочному авианосцу, произвела по нему четыре торпедных залпа (условных, в отличие от настоящих американских бомб) и, теперь уже необнаруженная, покинула район учений. На базу "С-141" возвратилась с искорёженным корпусом и на трое суток позже последнего контрольного срока...
В 1969 году, уже находясь на штабной работе, Анатолий Штыров пошел старшим в свой последний подводный поход на всё той же "С-141". В те времена в разряд "условных противников" на востоке добавился и Китай, поэтому курс субмарины пролегал через Желтое и Восточно-Китайское моря. Словно испытывая напоследок, судьба преподнесла Штырову в этом походе целый набор различных ЧП. При первом же срочном погружении вышла из строя система гидравлики, и лодка "провалилась" на аварийную глубину. Пришлось лечь на грунт и начать ремонт. Специалисты говорят, что только мастерство и воля командира Штырова помогли спасти корабль, а затем еще и выполнить боевую задачу.
Почти десять лет он оставался ведущим специалистом в системе морской разведки и, наверное, мог бы сделать более блестящую карьеру, дослужиться до очень высоких чинов, но подвёл тот самый штыровский характер... "Непочтение высшим авторитетам", нежелание каждый раз послушно брать под козырёк, честность в оценке ситуаций и событий, отстаивание на любых уровнях своих взглядов и позиций делали контр-адмирала Штырова неудобным человеком в глазах некоторых больших начальников, что, как известно, всегда должны быть умней и осведомлённей подчинённых. Поэтому Последний из Могикан, как его прозвали на флоте, и ушёл в отставку не с самыми большими звёздами, но зато в ореоле искренней любви и огромной популярности среди знавших его офицеров и матросов.
Не особо впечатляет его наградной «иконостас»: всего три ордена и несколько «песочных» и юбилейных медалей.
Зато флотская общественность к «золотым кортикам», знакам «Командир ПЛ» и «Летучим мышам» присовокупила «Бизертский крест» и орден Сталина. А земляки присвоили высокое звание Почётного гражданина города Петровска.
Выйдя в запас, Анатолий Тихонович не стал почивать на лаврах, а начал реализовывать ту часть своей неугомонной и творческой натуры, которой практически не оставалось места в военной жизни. Он написал и издал одну за другой несколько книг стихов - "Моряна", "Девятый вал", "Солёные ветры", а также повесть "Приказано соблюдать радиомолчание", сборники рассказов "Морские бывальщины", "Жизнь в перископ", монографию "Дизельная подводная эпопея". Все они получили высокую читательскую оценку, в том числе и у самих моряков, некоторые произведения вошли в издания энциклопедического типа, такие как "Российская маринистика".
Жена адмирала Нина, геолог по образованию, закончив институт во Владивостоке, была направлена на работу в Якутию, и вернувшемуся из очередного похода Анатолию пришлось ехать за ней почти к самому Полюсу холода. Как и всякой жене подводника, ей выпало немало тревог и ожиданий, особенно во времена, когда мир балансировал на грани мировой войны. На Дальнем Востоке Нина Ивановна провела в полевых маршрутах и за обработкой их результатов в общей сложности 35 лет.
Их старший сын Вячеслав стал президентом Якутской Республики.
Вот несколько стихотворений адмирала, подводника и поэта в душе:
КАМЧАТСКОЕ УТРО
Вулканы спят. И море не кипит.
Ушли тепло и мрак вчерашней бури.
И тишина. Со мной одна не спит,
И белый лоб Вилючинская хмурит.
А вот и пёс приблудный. Не один
Встречаю утро, значит, в эту стужу.
Он трётся о сукно моих штанин,
Как будто век со мной, бродяга, дружен.
Ты только, шелудивый, помолчи.
Будь человеком, помолчи со мною.
Присядь и подхалимски не стучи Хвостом.
Я полон этой тишиною.
Как хорошо, что нет вокруг людей!
Тебе на них не надо пастью щерить,
А мне совсем не хочется, ей-ей,
Ни вежливость блюсти, ни лицемерить.
Я эту ночь провёл на берегу,
Сидел, курил, уйдя с измятой койки,
И слушал гул, протяжный моря гул.
А ты, конечно, шарил на помойке.
Так хорошо на этом берегу!
Здесь призраки в давно застывшем чуде
Историю России стерегут
Заклёпанными жерлами орудий.
Здесь, на краю заброшенной земли,
Не ведая крутой науки боя,
Немеркнущую славу обрели
Простые безызвестные герои.
Из грозных бурь и вязкой тишины,
Как горные пласты, ложатся годы,
Где дальними сполохами войны
Освещены забытые походы.
Придёт закономерная пора,
И новое, слепое поколенье
Всё, ярко пережитое вчера,
Повыбросит без тени сожаленья.
Ты мне больную лапу не тяни!
Она, как и положено собаке,
Не перебита, Боже сохрани,
Из-за угла, а смята в честной драке.
Уже вовсю окрасился восток,
А мы сидим в тиши необычайной.
Ну что ж, пошли. Ты здорово помог
Мне в эту ночь, друг верный, друг случайный.
Камчатка, Сопка Любви, декабрь 1978 г.
* * *
Я помню, как Санина "Щука"
В зимовке торосы скребла,
А Санина Дашенька, в муках,
Ему близнецов принесла.
Для Сани — и гордость, и радость.
Да тут завопила беда:
А жить-то им, крохотным, надо,
Идти-то вот только куда?
Матросики вырыли яму,
Собрали в кладовках старьё,
Слепили лежанки из хлама.
Прими-ка, Дашуня, жильё!
И мы, убегая к рыбачкам,
Считали за долг и за честь
Притырить хоть сахара пачку,
Чтоб Даше послаще поесть.
Наладить дымящую печку,
Ступеньки в заносах пробить,
Проверить коробку-аптечку,
Дровишек каких нарубить.
Два года спустя мы узнали —
Настал же мученьям конец! —
Что Сане на Балтике дали
Две комнатки — счастья венец!
Напившись для первой разрядки —
Ведь повод-то, повод какой!
Гудела, как улей, Камчатка...
А в яму вселился другой.
1975 г.
* * *
Расчистив пыль уже прожитых лет,
Храню в душе бесценную находку —
Свой звёздный час, когда на глубине
Водил свою упрямую подлодку.
Там грозного величия полна,
Гнетущая для слабых, тишина.
Пока живой, да будет жить со мной
Мой экипаж, исполненный отваги,
С которым покрестил я шар земной
На деле, под водой, не на бумаге.
Их не забуду, в памяти храня,
За то, что трусость выжгли из меня.
Мы не успели подвигов свершить,
Попасть в легенду. То — судьбы капризы.
Но там, где мы единожды прошли,
Был сонм врагов тревогою пронизан,
И может быть, всё рации стучат
Зловещие столбцы координат.
Боялся враг! Осиное гнездо
Гудело так, в эфире было тесно —
И янки, и потомки бусидо,
И новые потомки Поднебесной.
И до сих пор нет атомной чумы
Лишь потому, что там не спали мы,
Укутанные пеной с головой,
Когда стальная рыба в знобкой дрожи,
Взвывала сталь, мы панцирь ледяной
С лица сдирали с бородой и кожей,
Когда в кипенье волн гороподобном
Ждала нас бездна холодом утробным.
Мне грустно вспомнить неизбежный час,
Когда, изрезав под водой полмира,
По узкой сходне я в последний раз
Сошёл на пирс. Уже не командиром.
Но всё течёт. Усталый и больной,
Воюю вот с чернильницей штабной.
А там — друзья, которых больше нет.
Растаял след отваги незабвенной.
Они — на дне. И миллионы лет
Не тронет их теперь дыханье тлена.
Их, родине списавшей не в укор,
Американцы ищут до сих пор.
Списавшей ли? Там памятник стоит
У пирса, кособокий и щербатый.
Его слепили из бетонных плит
Солдаты гарнизонного стройбата.
Сварили рубку из листовой жести,
И сурик не жалели. Всё по чести.
Подводному отдали кораблю
Дань местные народные умельцы,
Мы жёнам их собрали по рублю,
Так на Руси сбирали погорельцам.
А бронза — та на идолов нужна.
Большой расход, великая страна!
Кто помнит, этим время вымирать,
А дети долгогривые забудут
И будут с удивлением взирать
На это доморощенное чудо.
И только первогодки из подплава
Прочтут слова чужой и грустной славы.
А нам-то что? Уж недалёк расчёт.
Дела свои, как говорят, — "на бочку".
Придёт косая, скоренько сочтёт
И влепит уж не запятую. Точку.
1976 г.
Анатолий Тихонович умер в Москве 5 лет назад, 26 января 2014 года. Похоронен в Москве на кладбище Ракитки. Почтим память этого человека-эпохи.
Оценили 25 человек
58 кармы