Виноградную косточку в тёплую землю зарою,
И лозу поцелую, и спелые гроздья сорву,
И друзей созову, на любовь своё сердце настрою…
Эту любовь он многие-многие годы несёт в себе. Все его фильмы — это любовь и… удивительной силы талант. Такой, что не даёт потерять самого себя и оригинальное видение мира, не позволяет затеряться среди множества других. Он всегда таким был, Отар Иоселиани — ироничный грузинский интеллигент, режиссёр-музыкант и художник. В его кинокартинах есть нечто едва уловимое, больше ощущение, «письмо изображениями и звуками», почерк, а не зрелище.
Его кинокадр — всегда движение: сложение пространства и времени, людей и явлений природы, цветов и травы, животных и машин, иногда находящихся даже вне кадра (движение в звуке). Они могут двигаться вместе или по раздельности, но непременно дают глубину и дополнительный смысл происходящему. В этом Отар Давидович близок с Куросавой, также умевшем тонко использовать этот код, задавать движением тон и настроение в каждом отдельном эпизоде и в кинокартине в целом. Но узнаваемой и отличительной чертой Иоселиани является внутренний ритм, рождающий мелодику, наполняющий кинокадр музыкой, даже когда она не звучит.
Картины Иоселиани постепенно, по мере просмотра, завлекают, затягивают в бессвязные с виду сюжеты с множеством действующих лиц. Режиссёр обожает наблюдать за выполнением самой простой работы и делает зрителя соучастником процесса. Фоном ко всему этому идут обычные, бесстрастные диалоги как будто ни о чём. Но внезапно, уже во второй половине фильма, ты оказываешься по ту сторону экрана и начинаешь ловить кайф от происходящего на экране. Это не передать словами — надо смотреть.
Именно циник и хулиган Иоселиани, если говорить о кинематографистах, стал для зрителей символом советского интеллигента — благодаря своему культовому фильму 1970 года «Жил певчий дрозд». Он о молодом тбилисском парне, самом скромном из музыкантов симфонического оркестра (играет на ударных и имеет славу раздолбая), чей истинный талант в том, что он душа компаний и отзывчивый друг.
“Жил певчий дрозд» - это восхитительный фильм о невыросшем мальчике, которому всё в жизни интересно, который всюду опаздывает, но в последний момент всегда успевает. Друзья и даже случайные знакомые всё время зовут его к себе, а те, кто связан с ним по работе, постоянно гонят его, но не выгоняют, потому что этот певчий дрозд всем нужен, хотя не все это осознают. Он дает людям возможность почувствовать тот вкус жизни, который чувствует он сам и который у других пропадает, когда заканчивается детство.
Но его назначение было, наверное, просто не в том, чтобы оставить после себя конкретные вещи, может быть, он родился на свет, чтобы делиться своим теплом. Чтобы петь. Чтобы славить солнце. Никто ведь не ждет от птицы практической пользы — она прекрасна и просто потому, что существует. Так и Гия: своим внутренним светом, легкостью он озаряет всё, к чему прикасается. Его влюбчивость — не только признак молодости, но и признак большого сердца, он каждый раз увлекается всерьёз, он каждый раз верит, что вот сейчас получится. Его вечная спешка — от невозможности отказать, когда просят, от желания помочь. Гия необычайно обаятелен, к нему хочется притронуться.
Конечно, в 1970-е этого героя воспринимали как своего рода несознательного оппозиционера — пусть не строю (дали бы у нас снять кино про строй, жди!), но образу жизни. Как человека, пытающегося быть свободным, жить не как все, не как надо, альтернативно. Понятно было, что места в обществе таким людям нет — о чём финал «Певчего дрозда». Понятно, что с этим героем всегда олицетворяли и самого Иоселиани. Он между тем всегда был другим. Тут-то и кроется загадка Иоселиани: почему именно он сделал самые интеллигентские (и очень интеллигентные) фильмы в СССР, сам при этом не соответствуя образу классического интеллигента?
Самый утонченный режиссер постсоветского кинематографа Отар Иоселиани, чья интеллигентность напоминает об Антониони, а аристократизм — о Висконти, на самом деле ёрник, забияка, собутыльник дорогой (в чём не раз признавался, подчеркивая, что предпочитает грузинскому вину хорошую водку) и любитель женщин.
Ещё одна загадка Иоселиани — его вселенский, уж точно мало кому из успешных творческих людей свойственный нонконформизм. Иоселиани умудрился не встроиться в советскую систему — хотя снял на её деньги три значимых фильма: «Листопад», «Жил певчий дрозд» и «Пастораль». Но затем умудрился не встроиться в систему буржуазную, хотя моментально стал одним из самых успешных режиссеров Франции, получив три вторых приза (специальных Гран-при жюри) на фестивале в Венеции (за «Фаворитов Луны», «И стал свет» и «Разбойников. Глава VII»), а также приз за режиссуру на другом авторитетнейшем фестивале в Берлине за «Утро понедельника». Работая в рамках обеих враждебных политико-экономических систем, Иоселиани всегда умудрялся снимать лишь то, что нужно ему, а не начальству. При этом равно ненавидел обе системы, рассматривая их как одну — как врага. И поливал их в своих фильмах со всем возможным сарказмом.
Почему творческого эмигранта Иоселиани в СССР не преследовали? Вероятно, потому, что он всегда умел «строить» начальство, будь то советское коммунистическое или буржуазное хапужное. Он был хитрым, жёстким, злым. Он лицедей. Он безусловно игрок. Он умеет добиваться своего — и при этом не изменять себе.
Посещая в Госкино самых больших начальников, Иоселиани непременно заходил по дороге в расположенный вблизи «Елисеевский», там покупал пару бутылок белого сухого «Вазисубани», срывал этикетки и крышки, затыкал бутылки пробками, скрученными из газет, и преподносил начальству со словами: «Мама просила передать. Домашнее». Потом начальники ему говорили: «Да! Такого вина в магазинах не сыскать!»
Если ранние грузинские фильмы Отара Иоселиани часто сравнивались с французской новой волной, то стиль более позднего творчества уже французского производства скорее ближе к колориту Кустурицы. В фильмах грузинского режиссера национально-бытовая специфика постепенно заменяется на оригинальность характеров и деталей, ироничность повествования.
Отар Иоселиани иммигрировал во Францию еще в начале 80х(Об этом - его почти автобиографический фильм "Шантрапа" 2010 года). Он приехал в Европу, когда она на всех парусах неслась в Светлое Будущее, но все его фильмы — это хроника того, как этот корабль планомерно и обстоятельно на полном ходу открывал кингстоны. Он и сейчас ещё куда-то гребёт, но очень напоминает «Титаника», неумолимо приближающего к своему айсбергу.
Один из фильмов французского периода - "Охота на бабочек" 1992 года. Две престарелые графини доживают последние дни в родовом имении: играют в крикет, ловят рыбу в собственном пруду, репетируют в местном самодеятельном оркестре и опекают табор местных кришнаитов. Милую, умиротворённую патриархальность не нарушают даже разгуливающие по дому призраки русских офицеров. Сбой происходит вместе со смертью хозяйки дома. Многочисленные родственники умершей, съехавшиеся на похороны, даже и не пытаются скрывать, как жаждут заполучить наследство. Но оказывается, хозяйка завещала старый замок старушке Элен — своей дальней родственнице из России, прибывшей на погребение вместе с деловой дочкой…
Мудрая, пронзительная и невероятно печальная притча с оттенком горечи, в неспешной манере повествующая о вырождении великой нации — одно поколение сменяет другое, а культура сменяется бескультурьем. Фильм можно рассматривать как парафраз на тему «Вишнёвого сада». Иоселиани как будто берётся пофантазировать в относительно свободной форме о том, что было бы, если бы Лопахин приобрел имение Раневской…
В 2002 году Отар создал один из лучших своих фильмов "Утро понедельника". Это притча о том, что будни — они везде будни. Люди — везде люди. И жизнь наша течёт незаметно, сменяясь одинаковыми днями, любой из которых можно превратить в удивительное путешествие. Главное - не бояться совершить что-то необычное, не бояться потом вернуться обратно к привычным понедельникам и всегда и везде оставаться собой.
https://filmix.co/dramy/32672-... (К сожалению, без предварительной рекламы уже и фильм не посмотреть).
Картина очень музыкальная, мелодичная — своеобразная симфония обыденности, когда поёт каждая половица, кружка, соседский трактор, каждый утренний зевок попадает в такт, каждый шаг, действие содержит ритмический акцент, оркестр огромен, насчитывает множество инструментов, а дирижёром выступает сама жизнь. Абсурд ежедневной рутины, механического повторения всей схемы, есть правила и обязанности и небольшие отступления от правил. Есть родные, которым до тебя нет дела, и получается, что герой ведет жизнь-существование. И мудрость жизни от Иосселиани — находить в этом комические моменты, смеяться прежде всего над собой. Правда, улыбка и смех все равно выходят грустные.
Всем фильмам Отара Иоселиани присущ только им одним свойственный ритм. Неторопливый, но с внутренней динамикой. Словно взгляд чуть со стороны. Немного свысока. Без радости и без боли. Без осуждения и сожалений. От этого картинка неизменно бывает покрыта чуть размытой пеленой, разделяющей нас с ней едва ощутимым слоем времени. Один из таких фильмов - "Сады осенью" 2006 года.
https://kinoserial.tv/films/46...
О чём эта картина? Высокопоставленный французский чиновник вынужденно уходит в отставку — и становится счастливым человеком. Кажется, так.
Фильм для хорошего настроения. Спокойный, как прогулка на велосипеде с багажником, добрый, как мама бывшего министра(которую блистательно играет переодетый в женское платье Мишель Пикколи), беззаботный, как ночное застолье старых друзей, улыбчивый, как Северин Бланше, исполнитель главной роли. Ноль экшна, минимум слов, тихий ненавязчивый юмор, непрофессиональные актеры… Да, ещё магия режиссерского имени.
Став стопроцентным французом, он не перестал быть грузином. И снимая французские фильмы, по-прежнему делает грузинское кино.
Потомок грузинских князей, на старых семейных снимках внешне напоминающий бравого офицера, он, например, убежден, что СССР был величайшим социальным экспериментом в истории человечества. И не скрывает сожалений в связи с его крахом. Возмущен тотальной коммерциализаций искусства, в частности, кинематографа. Главной чертой характера Отара Иоселиани является благородство: редкое умение никого не осуждать, но с горьким пониманием констатировать абсурдность и в то же время полноту жизни.
«Я никогда не эмигрировал, просто я восемь лет не работал - и это мне надоело. Я пошел и сказал, что я приглашен снять картину, отпустите меня, сделаю я картину. Там заключали пари - вернётся он или не вернётся. Многие проиграли, потому что я вернулся.
А потом была перестройка. Когда была перестройка, то кран финансирования кинематографа закрылся. "Мосфильм" впал в бедность, по нему стали бегать голодные собаки. Студия "Грузия-фильм" закрылась. "Ленфильм" закрылся. Фильмы уже не делали.
Я поехал обратно во Францию - и так и продолжал, пока не наступил капитализм, который в России превратился в соревнование с Голливудом. А хуже фильмов, чем в Голливуде, уже и не придумаешь. Делать художественное кино было уже нельзя. Так я и остался во Франции, потому что там чудная система субсидирования фильмов как произведений искусства, которые, как там надеются, составят национальное достояние.”
В своих работах он сумел добиться удивительного баланса художественных средств, когда слова не довлеют над смыслом и ничего никому не навязывают. Когда они превратились в инструмент, сравнявшийся с музыкой и графикой кадра. Неудивительно! Иоселиани – прекрасный музыкант. Талантливый художник. В силу полученного образования, обладающий вдобавок математическим складом ума.
По отдельности свои дарования он воспринимает как хобби, заставляя их, однако, служить главному делу своей жизни. И создав трудно поддающийся определению синтетический жанр, органично сплавивший в себе силу притчи и кино, апеллирующий и к разуму, и к душе.
Оценили 15 человек
40 кармы