Михаил Щербаков:"Я покорный слуга глагола"

  Не буду нагружать читателя биографическими данными - да и сам Михаил Щербаков это не приветствует. Он не даёт интервью СМИ, не занимается саморекламой. При этом удивительно популярен в России и даже гастролировал с концертами в США.

  Кто он? Обычный русский мальчик, родившийся в Обнинске в 1963 году, окончивший обнинскую школу, а затем филфак МГУ. Всю свою жизнь этот поэт и исполнитель зарабатывал исключительно литературным трудом. Жанр, в котором работает Щербаков, сам он называет просто «песня», не вдаваясь в такие понятия, как "авторская песня" или "самодельная песня".

  Слово бард к Щербакову не очень применимо, оно «узко» для него. Правильнее назвать его поэтом, который служит делу поэзии. Он понимает своё занятие, как некую миссию, относится к нему со всей ответственностью, выдвигая высокие требования к качеству.

Всё скрылось, отошло, и больше не начнётся.
Роман и есть роман. В нём всё как надлежит.
Кибитка вдаль бежит, пыль вьётся, сердце бьётся.
Дыхание твоё дрожит, дрожит, дрожит.

И проку нет врагам обшаривать дорогу,
им нас не отыскать средь тьмы и тишины.
Ведь мы теперь видны, должно быть, только Богу.
А может, и Ему - видны, да не нужны.

А где-то позади, за далью и за пылью
остался край чудес. Там человек решил,
что он рождён затем, чтоб сказку сделать былью.
Так человек решил. Да, видно, поспешил.

И сказку выбрал он с печальною развязкой,
и призрачное зло в реальность обратил.
Теперь бы эту быль обратно сделать сказкой,
да слишком много дел и слишком мало сил.

А мы всё мчимся вдаль, печаль превозмогая,
как будто ничего ещё не решено,
как будто век прожив и всё-таки не зная,
что истина, что нет, что свято, что грешно.

И бесконечен путь, и далека расплата.
Уходит прочь недуг, приходит забытьё.
И для меня теперь так истинно, так свято
чуть слышное в ночи дыхание твоё.

 Щербаков начал очень рано и сразу мощно. Уже по его первым песням стало понятно, что это талантливый автор и исполнитель. Так как он, не начинал ни один из бардов. Михаил утверждал свою личность, свою тему и свою собственную интонацию. Эти тема и интонация оказались понятны и близки восьмидесятникам, так как в его песнях выражается их внутренний мир, можно сказать – мир если не целого поколения, то немалой его части.

Что отнято судьбой, а что подарено, -

в конце концов, не всё ли мне равно?

Так странно всё - что было бы, сударыня,

печально, если б не было смешно...

И я - не тот: ничуть не лучше всякого,

и вы - не та: есть краше в десять раз.

Мы только одиноки одинаково,

и это всё, что связывает нас.

  Щербаков большой любитель поиграть длинной, сверхдлинной строкой. Вот один пример:

Предположим, герой - молодой человек, холостой кавалер - должен ехать в провинцию, дней этак на десять, делать дела.

Расставаясь с избранницей, он орошает слезой интерьер и, пожалуй, не врёт, говоря, что разлука ему тяжела.

Заклинает богами земли и морей без него не подмигивать здесь никому.

В сотый раз напоследок, уже у дверей, умоляет писать ему, что бы там ни было, в день по письму,

рисовать голубка на конверте и слать непременно скорей.

И красавица тем же вполне от души отвечает ему:

обещает писать, ободряет кивком, одаряет цветком,

наконец отпускает - и в десять минут забывает о нём...

  А может и вот так - короткими стежками, в подражание Фету:  

"Помнишь, как оно бывало?
Все горело, все светилось,
Утром солнце как вставало,
Так до ночи не садилось.

А когда оно садилось,
Ты звонила мне и пела:
-Приходи, мол, сделай милость
Рассказать, что солнце село.

И бежал я спотыкаясь,
И хмелел от поцелуя,
И обратно шел шатаясь,
Распевая "Аллилуя"..."

ПРОЩАНИЕ СЛАВЯНКИ

Когда надежды поют, как трубы, 
Их зов дурманит, как сладкий дым. 
Они предельны, они сугубы, 
И так несложно поверить им. 

И вот дорога, и вот стоянка, 
Вокзал и площадь в цветах, в цветах. 
Восток дымится. Прощай, славянка! 
Трубач смеется, шинель в крестах.

Воспитан славой, к смертям причастен, 
Попробуй вспомни, ловя цветы, 
Какому зову ты был подвластен, 
Какому слову поверил ты... 

Броня надежна, тверда осанка, 
Припев беспечен: все "ай" да "эй"... 
А трубы просят: не плачь, славянка! 
Но как, скажите, не плакать ей?

Пройдет полвека. Другие губы 
Обнимут страстно мундштук другой. 
И вновь надежды поют, как трубы. 
Поди попробуй, поспорь с трубой. 

А век не кончен, поход не начат. 
Вокзал и площадь - в цветах, в цветах. 
Трубач смеется, славянка плачет, 
Восток дымится. Земля в крестах.

  Похоже, за такие стихи Булат Окуджава и ценил Михаила Щербакова. В самом деле, в их творчестве много общего.

  Песни Щербакова прекрасно исполняет Лидия Чебоксарова. Вот полюбившийся многим "Кораблик":

  И ещё на морскую тему:

  И снова, вроде бы, о море... Но нет, вся эта словесная вязь - размышление о жизни. О месте своего кораблика в людском море.

"Я покорный слуга глагола,

Я поклонник деепричастий,

Остаюсь со своим неверным

Поэтическим ремеслом"...

Юго-Восток - ненастная страна.
Сезон дождей здесь тянется полгода.
И день за днем с восхода до восхода,
Лишь непогода царствует одна.

Вот и теперь - медлительный поток
Сошел с небес, томительно нахлынул,
Все изменил, все сдвинул, опрокинул
И поглотил страну Юго-Восток.

Теченье вод, бескрайний караван,
Не разобрать, где дно, а где поверхность.
Сезон дождей в смятение поверг нас,
Затеяв свой унылый балаган.

Далекий город облик корабля
Приобретает в этой непогоде.
Но там никто по палубам не ходит
И не стоит на вахте у руля.

Матросы спят. Им горе не беда.
В сезон дождей предписано уставом
Все время спать, прикинувшись усталым.
Корабль дымит. Но с места - никуда.

Так, вероятно, греческий чудак,
Силач-атлант, прикинувшись бессонным,
Стоит и спит под небом невесомым,
Но напрягает мышцы - просто так.

И лишь мой дом в пустыне, как монах,
На полпути меж Югом и Востоком
Плывет один, открытый всем потокам,
Челном бесхозным путаясь в волнах.

Плыви, мой челн, привыкни ко всему,
Держись легко, скользи неторопливо.
И встречным всем рассказывай правдиво,
Как одиноко в море одному.