"Теперь ты домосед и звездочёт..."

  

  Что далее? А далее — зима.
  Пока пишу, остывшие дома
  на кухнях заворачивают кран,
  прокладывают вату между рам,

  теперь ты домосед и звездочёт,
  октябрьский воздух в форточку течёт,

  к зиме, к зиме всё движется в умах,
  и я гляжу, как за церковным садом
  железо крыш на выцветших домах
  волнуется, готовясь к снегопадам.

    Это отрывок из поэмы Иосифа Бродского "Шествие". Ему ли не быть знакомым с настоящей зимой - уроженцу Северной Пальмиры, рабочему геологических экспедиций на Белом море, в Якутии и Восточной Сибири!

  Но в это самое время на другом конце планеты жарит солнце и звучит             Мексиканское танго( в том же исполнении):

В ночном саду под гроздью зреющего манго
Максимильян танцует то, что станет танго.
Тень возвращается подобьем бумеранга,
температура, как под мышкой, тридцать шесть.

Мелькает белая жилетная подкладка.
Мулатка тает от любви, как шоколадка,
в мужском объятии посапывая сладко.
Где надо — гладко, где надо — шерсть.

В ночной тиши под сенью девственного леса
Хуарес, действуя как двигатель прогресса,
забывший начисто, как выглядят два песо,
пеонам новые винтовки выдает.

Затворы клацают; в расчерченной на клетки
Хуарес ведомости делает отметки.
И попугай весьма тропической расцветки
сидит на ветке и так поёт:

Презренье к ближнему у нюхающих розы
пускай не лучше, но честней гражданской позы.
И то, и это порождает кровь и слёзы.
Тем паче в тропиках у нас, где смерть, увы,

распространяется, как мухами — зараза,
иль как в кафе удачно брошенная фраза,
и где у черепа в кустах всегда три глаза,
и в каждом — пышный пучок травы.