В прошлый раз ( https://cont.ws/@ogbors/157887... ) мы с вами остановились на том, что в связи с абсолютно несправедливой, неумной внутренней политикой правительства Александра II, в России зародилось революционное движение - которое однако, в силу своей слабой организованности и абсолютной неопытности лидеров, было относительно легко и быстро разгромлено царскими властями.
При этом основания для массового недовольства - никуда не делись. "Элита" продолжала проводить единственно верную (как им тогда казалось), но буквально самоубийственную (как выяснилось со временем) политику...
Принимало ли мировое масонство какое-то участие в тех процессах, которые происходили в глубинах российского общества, начиная с шестидесятых годов девятнадцатого века?
Скажем так - масоны были вполне в курсе того, что происходило в России. Они контактировали с такими людьми, как например Герцен и Огарёв.
Но при этом, у них не было доверия к подобной публике. Они хорошо видели, что представители первой революционной волны, были слишком русскими по своему духу. Включая даже таких эмигрантов-полукровок как Герцен.
У масонов не могло быть доверия и серьёзного отношения к людям, которые искренне любили Россию и русский народ. Пусть наивной, глупо-восторженной любовью, но всё же, всё же...
Нет - с такой публикой масонам было не по пути.
Конечно, у масонов была в империи своя агентура из числа русских, вполне пропитанных масонским духом. Но таковым, до поры и до времени, было велено не высовываться и не встревать ни в какие сомнительные авантюры.
А самое главное заключалось в том, что мировой масонский кагал, был вполне доволен императором Александром II, и вовсе не ставил своей целью свержение императора - по крайней мере в начальный период правления этого царя.
Александр II, резко развернувший политику Российской империи, напрочь отказавшийся от постулатов дорогих сердцу своего отца (Николая I), взявший курс на дружбу и союз с Соединёнными Штатами Америки, с крайним подозрением относившийся к большинству монархов Европы, твёрдо настроенный на реванш за полупроигранную Крымскую войну, совершенно не склонный к возрождению в каком-либо виде монархического "Священного союза", зато готовый при необходимости находить общий язык с республиканцами и мятежниками из тех или иных стран - был выгоден масонам.
Международная политика Александра II, полностью соответствовала интересам масонства ( https://cont.ws/@ogbors/153752... ).
В том числе и поэтому, масоны в тот период не прикладывали особых усилий, для расшатывания внутренней обстановки в России.
Между тем, события не стояли на месте.
Ещё в 1863 году, из состава организации "Земля и воля", выделилась особая, законспирированная группа, под руководством уроженца города Сердобск Пензенской губернии, Николая Андреевича Ишутина (на фото ниже).
Это были так называемые "ишутинцы", ставившие своей целью подготовку крестьянской революции, путём предварительного формирования отдельных групп заговорщиков, из числа интеллигенции.
Ишутинцы установили связи с петербургским подпольем, а также с польскими инсургентами, с русской политической эмиграцией, и с провинциальными кружками в разных городах России - в том числе в Саратове, Нижнем Новгороде, и других.
В 1865 году они создали в Москве бесплатную школу, переплётную и швейную мастерские, а также ватную фабрику в Можайском уезде на началах ассоциации, вели переговоры о создании коммуны с рабочими железоделательного Людиновского завода Калужской губернии.
К началу 1866 года у ишутинцев появилось центральное руководство, под названием «Ад», а также собственно тайное общество («Организация») и примыкавшие к нему легальные «Общества взаимного вспомоществования».
Ишутинцы подготавливали побег Чернышевского с каторги, и вполне возможно что эта подготовка увенчалась бы успехом, особенно учитывая тот факт, что эти люди в своё время помогли бежать за границу одному именитому беглецу - польскому революционеру и будущему генералу Парижской коммуны, Ярославу Домбровскому.
Однако тут в события вмешался Его Величество случай.
Дело в том, что один из активных ишутинцев, двоюродный брат самого Ишутина, Дмитрий Владимирович Каракозов (на фото ниже), не поставив в известность организацию, на свой страх и риск, решил пойти на убийство царя.
Как ни странно, ему почти удалось довести задуманное до конца. Видимо как раз потому, что он действовал в одиночку и о нём у полиции не было никаких агентурных данных.
Каракозов сумел приблизиться на подходящее расстояние к царю у ворот Летнего сада и сделал выстрел. Но в последнее мгновение его руку с пистолетом, толкнул крестьянин Осип Иванович Комиссаров (на фото ниже) - который таким образом спас жизнь царю, за что был возведён в дворянское звание с фамилией Комиссаров-Костромской.
Интересно что этот крестьянин был родом из той самой местности, где когда-то родился Иван Сусанин, спасший жизнь первому царю из династии Романовых, ценой собственной гибели.
Этого сусанинского земляка, в числе прочих наград за его поступок, определили на службу юнкером в элитный 2-й Павлоградский лейб-гусарский полк.
Однако сослуживцы, из числа дворянских отпрысков, относились с откровенным презрением к мужицкому "выскочке".
Постоянно ощущая это презрение, Комиссаров-Костромской начал потихоньку спиваться...
Но видимо человек он был смышлёный и достаточно волевой. Поэтому, пораскинув мозгами, принял единственно верное для себя решение: вышел в отставку в чине ротмистра и поселился в пожалованном ему имении, в Полтавской губернии, где спокойно жил до самой смерти (умер в 1892 году) занимаясь садоводством и пчеловодством...
Каракозова арестовали. Поначалу не знали кто это такой, тем более что сам он выдавал себя за крестьянского сына.
Однако в конце концов смогли установить место его временного жительства в Санкт-Петербурге, где провели тщательный обыск и нашли разорванное, но не уничтоженное письмо к Ишутину. Таким образом вышли на ишутинцев.
Сам Каракозов был повешен на Смоленском поле Васильевского острова.
Власть начала закручивать гайки. Так, например, был закрыт журнал "Современник", в котором регулярно печатал свои стихи поэт Некрасов. Хотя Некрасов попытался спасти положение, разместив у себя пару верноподданнических стихотворений - но это не помогло.
Ишутинская организация была подвергнута разгрому. Сам Николай Ишутин, был приговорён к казни, которую позже заменили пожизненной каторгой. Два года его продержали в одиночке Шлиссельбургской крепости, где он сошёл с ума. Потом его отправили на каторгу в Забайкалье, где он убил каторжника по фамилии Баженин. В конце концов, там в Забайкалье, Ишутин и умер в 1879 году...
При всей своей кажущейся простоте и примитивности, покушение Каракозова привлекло к себе пристальное внимание всех, так сказать, неравнодушных.
Потому что как-то вдруг стало ясно, что царь-то, оказывается, не такой уж и недоступный. При наличии определённой доли смелости, отваги, решительности и везения, а также мало-мальски сплоченной группы - царя вполне можно достать, как и любого смертного.
Каракозов, десакрализировал царя. Он доказал и показал, что царь, будь он хоть трижды помазанник Божий - есть прежде всего живой человек, состоящий из плоти и крови. И уничтожить этого повелителя народов, может вовсе не какой-то там великомогущественный богатырь-сверхчеловек, а обыкновеннейший из числа подданных, вооружённый простым пистолетом и готовностью пожертвовать своей жизнью...
Это очень хорошо понял Сергей Геннадьевич Нечаев, чьё фото вы видите ниже.
Отец Сергея Геннадьевича, родился "нечаянно", когда помещик Пётр Семёнович Епишков, обрюхатил крепостную дворовую девку Фотинью Алексееву. От того и дали ему такое прозвище, превратившееся в фамилию - Нечаев.
Когда мальцу было 10 лет - помещик продал его, вместе с мамашей, другому помещику. Как говорится: с глаз долой - из сердца вон.
В 1834 году, уже от другого хозяина, мать и сын получили вольную...
Мать Сергея Геннадьевича, тоже родилась крепостной. Позже её семья сумела выкупиться у помещика.
Сам Сергей Геннадьевич, работал с 14 лет - в том числе официантом и мальчиком на побегушках в купеческой конторе.
Следует отметить, что родители находили возможность нанимать Сергею хороших наставников, которые обучали его латыни, немецкому, французскому языку, истории, математике, риторике. Уровень самообразования у этого человека, был очень высок.
В конце концов, сдав все необходимые экзамены, он утроился на работу преподавателем в церковно-приходской школе, в Санкт-Петербурге. Посещал лекции в университете, в качестве вольнослушателя.
Заодно штудировал всевозможную запретную литературу, перезнакомился со всей вольнодумствующей тусовкой, стал даже подражать революционеру Рахметову из романа Чернышевского "Что делать?": спал на голых досках и питался чёрным хлебом...
Покушение Каракозова, произвело на Нечаева мощное впечатление. Нечаев решил, что вот он - выход из положения!
Не надо мудрствовать лукаво - нужно просто создать сплоченную, дисциплинированную группу революционеров, готовых на всё. Нужно отринуть все условности, все сдерживающие моральные факторы. Цель оправдывает средства!
Нужен беспощадный террор. Нужны решительные действия. И никакого слюнтяйства! Никаких колебаний!
Сказано - сделано.
Нечаев срочно распространяет слухи о том, что он, якобы, был арестован и посажен в Шлиссельбургскую крепость - из которой бежал.
После чего - спокойно уезжает в Швейцарию.
Там, в Швейцарии, он заявился к Михаилу Бакунину и Николаю Огарёву, которым представился как беглый руководитель серьёзной подпольной организации "Русский революционный комитет" (разумеется это была выдумка Нечаева).
У Огарёва была на руках приличная сумма денег (10 тысяч франков, или 400 фунтов стерлингов), пожертвованная когда-то помещиком Бахметьевым на нужды русской революции (так называемый "Бахметьевский фонд"). Эти деньги Огарёв передал Нечаеву.
Это не означает, что Нечаев обманным путём выкружил у Огарёва бабло, в каких-то своекорыстных целях. Деньги ему действительно были нужны на революционную деятельность. Но немножко не на такую, которая понравилась бы Огарёву.
Там же в Швейцарии, в Женеве, Нечаев написал свой, ставший знаменитым впоследствии, "Катехизис революционера" - своего рода руководство к действию, для целых поколений будущих революционеров.
В будущем, наиболее радикально настроенные революционеры, ориентировались именно на этот "Катехизис". А их противников "Катехизис" приводил в ужас, как образец безнравственности и нигилизма.
Привожу текст этого сочинения полностью:
Отношение революционера к самому себе
§ 1. Революционер – человек обречённый. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Всё в нём поглощено единственным исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью – революцией.
§ 2. Он в глубине своего существа, не на словах только, а на деле, разорвал всякую связь с гражданским порядком и со всем образованным миром, и со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями, нравственностью этого мира. Он для него – враг беспощадный, и если он продолжает жить в нём, то для того только, чтоб его вернее разрушить.
§ 3. Революционер презирает всякое доктринёрство и отказался от мирной науки, предоставляя её будущим поколениям. Он знает только одну науку, науку разрушения. Для этого и только для этого, он изучает теперь механику, физику, химию, пожалуй медицину. Для этого изучает он денно и нощно живую науку людей, характеров, положений и всех условий настоящего общественного строя, во всех возможных слоях. Цель же одна – наискорейшее и наивернейшее разрушение этого поганого строя.
§ 4. Он презирает общественное мнение. Он презирает и ненавидит во всех ея побуждениях и проявлениях нынешнюю общественную нравственность. Нравственно для него всё, что способствует торжеству революции.
Безнравственно и преступно всё, что мешает ему.
§ 5. Революционер – человек обречённый. Беспощадный для государства и вообще для всего сословно-образованного общества, он и от них не должен ждать для себя никакой пощады. Между ними и им существует тайная или явная, но непрерывная и непримиримая война на жизнь и на смерть. Он каждый день должен быть готов к смерти. Он должен приучить себя выдерживать пытки.
§ 6. Суровый для себя, он должен быть суровым и для других. Все нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в нём единою холодною страстью революционного дела. Для него существует только одна нега, одно утешение, вознаграждение и удовлетворение – успех революции. Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель – беспощадное разрушение. Стремясь хладнокровно и неутомимо к этой цели, он должен быть всегда готов и сам погибнуть и погубить своими руками всё, что мешает ея достижению.
§ 7. Природа настоящего революционера исключает всякий романтизм, всякую чувствительность, восторженность и увлечение. Она исключает даже личную ненависть и мщение. Революционерная страсть, став в нём обыденностью, ежеминутностью, должна соединиться с холодным расчётом. Всегда и везде он должен быть не то, к чему его побуждают влечения личные, а то, что предписывает ему общий интерес революции.
Отношение революционера к товарищам по революции
§ 8. Другом и милым человеком для революционера может быть только человек, заявивший себя на деле таким же революционерным делом, как и он сам. Мера дружбы, преданности и прочих обязанностей в отношении к такому товарищу определяется единственно степенью полезности в деле всеразрушительной практической революции.
§ 9. О солидарности революционеров и говорить нечего. В ней вся сила революционного дела. Товарищи-революционеры, стоящие на одинаковой степени революционного понимания и страсти, должны, по возможности, обсуждать все крупные дела вместе и решать их единодушно. В исполнении таким образом решённого плана, каждый должен рассчитывать, по возможности, на себя. В выполнении ряда разрушительных действий каждый должен делать сам и прибегать к совету и помощи товарищей только тогда, когда это для успеха необходимо.
§ 10. У каждого товарища должно быть под рукою несколько революционеров второго и третьего разрядов, то есть не совсем посвящённых. На них он должен смотреть, как на часть общего революционного капитала, отданного в его распоряжение. Он должен экономически тратить свою часть капитала, стараясь всегда извлечь из него наибольшую пользу. На себя он смотрит, как на капитал, обречённый на трату для торжества революционного дела. Только как на такой капитал, которым он сам и один, без согласия всего товарищества вполне посвящённых, распоряжаться не может.
§ 11. Когда товарищ попадает в беду, решая вопрос спасать его или нет, революционер должен соображаться не с какими нибудь личными чувствами, но только с пользою революционного дела. Поэтому он должен взвесить пользу, приносимую товарищем – с одной стороны, а с другой – трату революционных сил, потребных на его избавление, и на которую сторону перетянет, так и должен решить.
Отношение революционера к обществу
§ 12. Принятие нового члена, заявившего себя не на словах, а на деле, товариществом не может быть решено иначе, как единодушно.
§ 13. Революционер вступает в государственный, сословный и так называемый образованный мир и живёт в нём только с целью его полнейшего, скорейшего разрушения. Он не революционер, если ему чего нибудь жаль в этом мире. Если он может остановиться перед истреблением положения, отношения или какого либо человека, принадлежащего к этому миру, в котором – всё и все должны быть ему равно ненавистны. Тем хуже для него, если у него есть в нём родственные, дружеские или любовные отношения; он не революционер, если они могут остановить его руку.
§ 14. С целью беспощадного разрушения революционер может, и даже часто должен, жить в обществе, притворяясь совсем не тем, что он есть. Революционеры должны проникнуть всюду, во все высшия и средние сословия, в купеческую лавку, в церковь, в барский дом, в мир бюрократский, военный, в литературу, в третье отделение и даже в зимний дворец.
§ 15. Всё это поганое общество должно быть раздроблено на несколько категорий. Первая категория – неотлагаемо осуждённых на смерть. Да будет составлен товариществом список таких осуждённых по порядку их относительной зловредности для успеха революционного дела, так чтобы предыдущие номера убрались прежде последующих.
§ 16. При составлении такого списка и для установления вышереченнаго порядка должно руководствоваться отнюдь не личным злодейством человека, ни даже ненавистью, возбуждаемой им в товариществе или в народе.
Это злодейство и эта ненависть могут быть даже отчасти и кремего полезными, способствуя к возбуждению народного бунта. Должно руководствоваться мерою пользы, которая должна произойти от его смерти для революционного дела. Итак, прежде всего должны быть уничтожены люди, особенно вредные для революционной организации, и такие, внезапная и насильственная смерть которых может навести наибольший страх на правительство и, лишив его умных и энергических деятелей, потрясти его силу.
§ 17. Вторая категория должна состоять именно из тех людей, которым даруют только временно жизнь, дабы они рядом зверских поступков довели народ до неотвратимого бунта.
§ 18. К третьей категории принадлежит множество высокопоставленных скотов или личностей, не отличающихся ни особенным умом и энергиею, но пользующихся по положению богатством, связями, влиянием и силою. Надо их эксплуатировать всевозможными манерами и путями; опутать их, сбить их с толку, и, овладев, по возможности, их грязными тайнами, сделать их своими рабами. Их власть, влияние, связи, богатство и сила сделаются таким образом неистощимой сокровищницею и сильною помощью для разных революционных предприятий.
§ 19. Четвёртая категория состоит из государственных честолюбцев и либералов с разными оттенками. С ними можно конспирировать по их программам, делая вид, что слепо следуешь за ними, а между тем прибрать их в руки, овладеть всеми их тайнами, скомпрометировать их до нельзя, так чтоб возврат был для них невозможен, и их руками и мутить государство.
§ 20. Пятая категория – доктринёры, конспираторы и революционеры в праздно-глаголющих кружках и на бумаге.
Их надо беспрестанно толкать и тянуть вперёд, в практичные головоломныя заявления, результатом которых будет бесследная гибель большинства и настоящая революционная выработка немногих.
§ 21. Шестая и важная категория – женщины, которых должно разделить на три главных разряда.
Одне – пустые, обессмысленные и бездушные, которыми можно пользоваться, как третьею и четвёртою категориею мужчин.
Другия – горячия, преданныя, способныя, но не наши, потому что не доработались ещё до настоящего безфразного и фактического революционного понимания. Их должно употреблять, как мужчин пятой категории.
Наконец, женщины совсем наши, то есть вполне посвящённыя и принявшия всецело нашу программу. Они нам товарищи. Мы должны смотреть на них, как на драгоценнейшее сокровище наше, без помощи которых нам обойтись невозможно.
Отношение товарищества к народу
§ 22. У товарищества ведь нет другой цели, кроме полнейшего освобождения и счастья народа, то есть чернорабочего люда. Но, убеждённые в том, что это освобождение и достижение этого счастья возможно только путём всесокрушающей народной революции, товарищество всеми силами и средствами будет способствовать к развитию и разобщению тех бед и тех зол, которые должны вывести, наконец, народ из терпения и побудить его к поголовному восстанию.
§ 23. Под революциею народною товарищество разумеет не регламентированное движение по западному классическому образу – движение, которое, всегда останавливаясь с уважением перед собственностью и перед традициями общественных порядков так называемой цивилизации и нравственности, до сих пор ограничивалось везде низложением одной политической формы для замещения её другою и стремилось создать так называемое революционное государство. Спасительной для народа может быть только та революция, которая уничтожит в корне всякую государственность и истребит все государственные традиции, порядки и классы в России.
§ 24. Товарищество поэтому не намерено навязывать народу какую бы то ни было организацию сверху. Будущая организация без сомнения вырабатывается из народного движения и жизни. Но это – дело будущих поколений. Наше дело – страстное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение.
§ 25. Поэтому, сближаясь с народом, мы прежде всего должны соединиться с теми элементами народной жизни, которые со времени основания московской государственной силы не переставали протестовать не на словах, а на деле против всего, что прямо или косвенно связано с государством: против дворянства, против чиновничества, против попов, против гилдейского мира и против кулака мироеда. Соединимся с лихим разбойничьим миром, этим истинным и единственным революционером в России.
§ 26. Сплотить этот мир в одну непобедимую, всесокрушающую силу – вот вся наша организация, конспирация, задача.
Вернувшись с деньгами в Россию в сентябре 1869 года, Сергей Нечаев основал организацию "Народная расправа".
Это была жёстко тоталитарная группировка, с абсолютной дисциплиной и безоговорочным подчинением приказаниям лидера (то есть, Нечаева). Её целью были террор и революция - предельно беспощадная и максимально кровавая.
Нечаев умел убеждать и подчинять своей воле людей - в том числе и тех, которые были гораздо старше и образованнее его.
Однако всё же, для своего времени, это был неслыханный радикализм. Поэтому даже среди адептов Нечаева, появились колеблющиеся. И это нужно было пресечь на корню.
Студент Петровской сельскохозяйственной академии, в городе Москве, Иван Иванов, посмел оспорить необходимость выполнения одного из приказаний Нечаева.
И Нечаев решил устроить над Ивановым показательную расправу.
Для того чтобы убийство выглядело более логичным в глазах соратников-революционеров, Нечаев распространил ложный слух, что Иванов сотрудничал с властями (то есть - обвинил в стукачестве).
Иванова заманили к одному из прудов в районе Петровско-Разумовское, оглушили ударами по голове, после чело Нечаев лично пристрелил Иванова из пистолета.
Труп сунули под лёд, рассчитывая, что он никем не будет найден до весны.
Однако тело довольно быстро обнаружил местный крестьянин.
Началось следствие - которое сразу же было взято на особый контроль - именно потому что Иванов числился у жандармов как революционер.
Следователи поработали на славу. Они вычислили всех убийц, а также и большинство членов революционной организации.
Суд состоялся в Петербургской Судебной палате и проходил с 1 по 15 июля 1871 года.
На стороне защиты выступили известнейшие по тем временам адвокаты: Владимир Данилович Спасович (портрет ниже)...
Дмитрий Васильевич Стасов...
Алексей Михайлович Унковский.
Суд проходил в условиях широкой гласности. Отчёты заседаний печатал «Правительственный вестник»; вина подсудимых была установлена собранными уликами и признаниями самих убийц. Все участники убийства получили сроки на каторге:
Пётр Гаврилович Успенский (фото ниже) — 15 лет. Умер на каторжных работах.
Иван Гаврилович Прыжов (между прочим - публицист, историк, этнограф, автор работ по истории Великороссии и Малороссии) получил 12 лет. Умер на поселении после каторги.
Алексей Кириллович Кузнецов, получил 10 лет. В Сибири этот человек стал этнографом, просветителем, музееведом. Прожил долгую жизнь, умер в 1928 году, в Москве. Ему, как ни странно, каторга пошла на пользу...
Ещё один участник убийства, Николаев, получил 7 с половиной лет. Умер на каторге.
Всего к делу было привлечено 87 человек.
В том числе, тайный советник, государственный деятель, учёный и предприниматель, а впоследствии товарищ министра финансов, Владимир Иванович Ковалевский (на фото ниже)...
Общественный деятель, частный поверенный, депутат Государственной Думы, Виктор Игнатьевич Лунин...
Профессор и анатом, декан медицинского факультета Киевского университета Святого Владимира, Михаил Андреевич Тихомиров - и ряд других, довольно известных людей.
Сам Сергей Нечаев, успел бежать в Швейцарию. Там он, в поисках денег, через Огарёва обратился к Герцену. Герцен встретился с ним и согласился выдать ему оставшуюся часть «Бахметьевского фонда», хотя при этом деятельность Нечаева считал «положительно вредной и несвоевременной».
Нечаев издавал за границей журнал «Народная Расправа» и возобновил издание газеты «Колокол», совместно с Огарёвым и Бакуниным. После смерти Герцена в январе 1870 года, Нечаев вместе с Бакуниным безуспешно попытались привлечь к изданию «Колокола» дочь Герцена Наталью.
Тем временем российское правительство обратилось к швейцарским властям с просьбой о выдаче Нечаева как уголовного преступника.
Нечаев, в поисках выхода из создавшейся ситуации, попросил Наталью Герцен выйти за него замуж - но та ему отказала и посоветовала Огарёву (другу Герцена) не иметь впредь никаких дел с Нечаевым. А после того как Наталья Герцен узнала от одного из беглых революционеров подробности убийства студента Иванова, она разорвала все отношения с Нечаевым окончательно.
В 1872 году, Швейцария выдала Нечаева России.
В 1873 году дело рассматривалось в московском окружном суде, с участием присяжных.
На суде Нечаев заявил, что не признаёт этого "шемякина суда" и несколько раз выкрикнул: "Да здравствует Земский Собор!" - и отказался от защиты.
Признанный присяжными виновным в убийстве Иванова, он был приговорён к 20 годам каторжных работ на рудниках.
Впрочем, в дальнейшем, обязательство, принятое русским правительством при требовании выдачи Нечаева, исполнено не было: Нечаев не был послан на рудники, его посадили в Петропавловскую крепость, где с ним обращались не как с уголовным преступником, а как с политическим.
В крепости Нечаев приобрёл большое влияние на караульных солдат и вступил через них в сношения с некоторыми революционерами, находившимися на свободе.
Тем подпольщикам, с которым Нечаеву удалось связаться, он настоятельно советовал отбрасывать прочь все "буржуазные условности", прибегая к любым средствам в своей борьбе - в том числе к вымогательству денег и к распусканию ложных слухов.
Это отталкивало от него поколение революционеров, ещё не созревшее до такой степени радикализма.
Тем не менее, ему готовили побег.
Однако на Нечаева и на тех кто ему помогал, написал донос отбывавший каторжный срок там же, в Петропавловской крепости, заключённый Лев Филиппович Мирский (на фото ниже).
Трудно сказать, на что рассчитывал стукач. Ничем особенным донос ему не помог. Он так всю жизнь и проскитался, по каторгам, да поселениям.
Но дело своё, донос сделал. В 1882 году, солдат из гарнизона Петропавловской крепости судили за организацию сношений Нечаева с волей, и приговорили к разным наказаниям. Вскоре после этого Нечаев умер в тюрьме от водянки, осложнённой цингой...
Так закончил свой недолгий век революционер Сергей Нечаев - который стал прообразом для тех нигилистов, которых описывали в своих романах некоторые писатели.
Фёдор Михайлович Достоевский, знал о подробностях убийства Иванова не только из газет, но и из рассказов брата своей жены Ивана Сниткина, студента Петровской академии, который лично знал как самого Иванова, так и некоторых из его убийц. Убийство послужило для Достоевского толчком к написанию романа "Бесы".
Хотя, роман писался не только с целью полемики с революционерами как таковыми, но и как обвинение либеральной интеллигенции, вроде Грановского (выведенного в романе под именем Верховенского-старшего) и Тургенева (Кармазинова), которая, с точки зрения Достоевского, своей бездумной поддержкой «Нечаевых» и сделала «бесов» смертельно опасными.
Вместе со смертью Нечаева, закончился и тот период, когда революционное брожение в России, представляли - либо прекраснодушные мечтатели, либо отдельные фанатики, не понятые современниками.
На смену хаотичному движению небольших групп и кружков, приходили хорошо продуманные и целенаправленные действия совершенно иных сил...
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
Оценили 3 человека
5 кармы