Как прощаться с эпохой? Часть III

В предыдущем материале констатировался факт умерщвления неолибералами политэкономии классического либерализма. В этом «преступлении века» ключевую роль сыграли два идола неолиберализма – А. Рэнд и Ф. Хайек. Извращенность их «идей» важно понимать при рассмотрении двух ключевых в деле создания новой экономической системы проблем: ценностной ориентации бизнеса и способе регулирования экономической деятельности.

Рэнд лишила политэкономию минимальной потенции тем, что перевела в фольклорную форму создаваемые ею представления о сущности экономических отношений. Рэнд была русской эмигранткой, Алисой Розенбаум, смертельно обиженной на революцию, лишившую ее семью состояния. Перебравшись в США, она зарабатывала на жизнь писанием сценариев для Голливуда. Именно она стала автором неолиберальной онтологии труда, изложенной в романе «Атлант расправил плечи» и других «нетленках» последней звезды либеральной политэкономии. Эта антология труда была полностью адекватна интеллектуальной примитивности неолиберализма – как последней мутации классического либерализма.

Сценаристка действовала проверенным способом: использовала эффект зеркальности. Она всего лишь «отзеркалила» марксизм, заменив пролетариев на капиталистов. В результате у нее капиталисты не просто держат, подобно атлантам, на своих плечах цивилизацию, но и несут ее в будущее. Тогда как все прочие субъекты от политиков до пролетариев паразитируют на капиталистах.

По сути, Рэнд стала идолом неолиберализма, так как покорила западную экономическую элиту предложением новой версии «святой троицы» – Бог, Сын и Бизнес. Здесь нужно так же понимать, что политики объявили виновником Великой депрессии экономическую элиту. Соответственно, возложили на нее и ответственность и за сопровождавшие депрессию ужасающие бедствия народа. Эти дало возможность политической элите изгнать экономическую элиту с капитанского мостика правящего класса – отправить в «машинное отделение».

По сути, американская политическая элита воспользовалась случаем монополизировать внутреннюю власть правящего класса. Так в итоге завершилась политическая эпоха, суть которой описывает фраза «что хорошо для General Motors, то хорошо для Америки». В результате американский крупный бизнес приобрел комплекс общественной неполноценности. А Рэнд своими «идеями» его от этого комплекса избавила. Но в итоге запустила процесс деградации, в котором американский бизнес в массе опустился до животного состояния.

В том, что звездой политэкономии смогла стать разбирающаяся в экономике на уровне домохозяйки сценаристка, ничего невероятного нет. Такая же картина наблюдается и в остальных сферах деятельности Первого мира. Так, возобновленный художниками Возрождения процесс развития изобразительного искусства, завершился аналогичным результатом: его вершиной стали «произведения» Энди Уорхола и прочих «титанов» современного искусства. Сравнив его с классическим, можно наглядно оценить интеллектуальную пропасть между неолиберальной политэкономией и классической. Так что, как Энди Уорхол не способен рисовать как Рембрандт, так и Айн Рэнд не могла сформулировать идеи и представления, аналогичные по качеству созданным авторитетами классической политэкономии. По сути, «идеи» интеллектуальных авторитетов второй половины ХХ века стали ядом, умертвившим и политэкономию, и искусство.

Благодаря неолиберализму в современной экономической системе условия благоприятны только для экономических животных – бизнесменов, мотивацию которым диктуют инстинкты. Для такой системы естественно отсутствие в экономических отношениях ценностной основы, поскольку у инстинктов просто нет ценностей. Так, неолибералы утверждают, что «в экономике не было, нет и не может быть справедливости». И даже ценность свободы в экономических отношениях извращена – неолиберализм перевел ее из общественной в личностную категорию. В классическом либерализме имеется ценность свободы «для общества» – его развития в процессах созидательной деятельности. В неолиберализме имеется только «свобода от общества». По сути, это лишь нужная инстинкту свобода максимально удовлетворять личные потребности.

Новая экономическая система должна быть ориентирована на интересы экономических людей, мотивацией которых руководит разум. А так как у разума любые общественные отношения имеют в своей основе общие ценности, все виды экономических отношений должны иметь ценностную ориентацию. В этом состоит главное отличие процессов взаимодействия в живой природе от отношений в общественной среде.

В философии эволюции мироздание имеет двоичную природу – все феномены существуют в двух видах: энергия и материя, активные и пассивные вещества, мужские и женские организмы и т.д. Поэтому в основе миропорядка имеется две исходные ценности – свобода и справедливость как идеи легальных моделей действий субъектов мироздания в процессах взаимодействия друг с другом. При этом любая модель имеет в основе только одну ценность – свободы или справедливости. Потому что они взаимоисключающие: свобода – это несправедливость, а справедливость – это несвобода.

Любая деятельность представляет собой процесс достижения целей его участников. В соответствии с двоичной природой мироздания в общественной деятельности тоже имеется два вида целей – существования и развития. Ценность справедливости обеспечивает возможность существования, а свобода – возможность развития. В итоге ценности создают благоприятные условия общественной среды для устойчивого существования и успешного развития.

В свою очередь, каждый вид целей тоже состоит из двух видов – общих для какого-то количества людей и индивидуальных. Как следствие, имеются два обеспечивающих достижение этих целей вида деятельности – коллективная и индивидуальная. Коллективная деятельность эффективнее, так как позволяет использовать преимущества специализации. Поэтому люди объединяются в общество, чтобы быстрее и с меньшими затратами достигать общих для них целей. Соответственно, основа любого общества – общие цели его членов. А коллективная деятельность – способ их достижения. Так что ничего лирического и, тем более, сакрального в природе общества нет: только общие цели и коллективная деятельность по их достижению.

Отношения в коллективной деятельности должны основываться на ценности справедливости – равенстве прав и обязанностей участников в их совместной деятельности по достижению общих для них целей. Но цели существования и развития существенно разные, как следствие, отношения в процессах достижения их общих видов тоже различаются: в каждом действует своя версия ценности справедливости.

Цели существования являются общими для всех и безальтернативными – всем людям требуется безопасность, инфраструктура жизнедеятельности, правопорядок, социальное страхование и др. Деятельность по достижению этих целей осуществляется в социальной среде общества – коммунальной, правоохранительной, судебной и военной сферах. Поэтому в деле совместного достижения людьми общих целей существования отношения между ними должны основываться на полной справедливости: все обязаны вносить равный вклад в достижение общих целей и иметь право на равную долю результата их достижения.

Соответственно, полная справедливость устанавливает полное равенство граждан. Вклад должен быть равным во временной системе измерений – каждый должен «отработать» одинаковое время на достижение общих целей. Именно это равенство обеспечивает плоская шкала подоходного налога – банкир и слесарь отрабатывают одинаковое время на достижение общих для них целей. Равная доля результата обеспечивает возможность всем гражданам благополучно прожить отпущенный им срок.

Общие цели развития достигаются в процессе коллективной созидательной деятельности в политической, экономической, культурной и научной сферах, в сумме образующих вторую среду общества – созидательную. Эта среда является субъектом развития на протяжении второго этапа развития человечества. Как положено в эволюции, созидательная среда, как субъект следующего этапа общественного развития, более сложная в сравнении с социальной средой – в ней к совместному виду коллективной деятельности добавляется кооперационная. В совместной деятельности между ее участниками делится конечный результат – аналогично тому, как это имеется в социальной среде. В кооперационной деятельности каждый участник получает свою часть общего результата после выполнения своей функции в производственной цепочке. Поэтому собственники предприятия являются участниками совместной деятельности, а сотрудники предприятия – кооперационной.

Общие цели развития имеют альтернативу – могут ориентироваться на достижение разных результатов. Как следствие, такие цели объединяют в общество не всех граждан, а только заинтересованных в каком-то одном, нужном именно им результате развития. Соответственно, в деле участия в обществах созидательной среды люди должны иметь свободу – право выбора, в какое общество вступать. Или не вступать, а заниматься достижением нужных им результатов развития индивидуальной деятельностью.

Отношения совместной деятельности в таких обществах должны основываться на сформулированной еще Аристотелем ценности «пропорциональной справедливости». В соответствие с ней члены общества имеют в нем права, пропорциональные своему вкладу в достижение общих для них целей. Как следствие, имеют право на получение пропорциональной своему вкладу доли конечного результата.

Справедливость отношений кооперационной деятельности обеспечивает трудовой рынок: устанавливает справедливую цену труда в зависимости от его вида, квалификации и дефицитности. Аналогично рынки товаров и услуг обеспечивают справедливость отношений между предпринимателями, как субъектами рынков: устанавливают объективную цену производимых ими продуктов. А ценность свободы обеспечивает право выбора – участвовать, работая в предприятии, в кооперационных отношениях или заниматься индивидуальной деятельностью. Для предпринимателей ценность свободы обеспечивает право выбора поля деятельности и партнеров на ней.

Поэтому в кооперационной деятельности имеется своя версия справедливости – относительной. В первую очередь относительная справедливость должна быть основой отношений между властью экономической среды как ее организатора и управляющего и предпринимателями как ее субъектами. Все должны быть равны относительно установленных в экономической среде порядков. А они должны устанавливаться по соглашению участников отношений.

Затем относительная справедливость должна быть основой отношений между участниками кооперационных цепочек в предприятиях – они должны быть равны относительно установленных в них порядков. Точно так же должны быть равны создатели предприятий и сотрудники – относительно трудового законодательства, как правопорядка кооперационной деятельности. И это естественно, потому что любая коллективная деятельность эффективна только при условии справедливых отношений в ней.

В таком понимании кооперационных отношений нет «наемных работников». На рынке труда все являются индивидуальными предпринимателями, продающими свои услуги по выполнению каких-то производственных функций в кооперационных цепочках предприятий. Соответственно, «наемные работники» пользуются ценностью свободы точно так же, как предприниматели в выборе предмета и места своей экономической деятельности и партнеров в ней. А справедливость им требуется в отношениях с партнерами по совместной и кооперационной деятельности и с экономическими властями. Так что без справедливости можно действовать только в джунглях.

Это полностью соответствует характеру эволюционного процесса – совершенные результаты каждого этапа развития продолжают использоваться на следующих этапах. Но при этом несколько меняют форму – приспосабливаются к изменившимся условиями. Что и демонстрируют две версии справедливости: пропорциональной и относительной. При этом в философии эволюции обосновано представление, что свобода деятельности легитимна в единственном варианте – если она обеспечивает деятельность, ориентация которой совпадает с вектором эволюции и не препятствует достижению целей существования и развития остальных граждан.

Соответственно, любая свобода является относительной. Это со всей очевидностью демонстрирует правовая система любого общества. Так что в своей мантре неолибералы напутали – в экономических отношениях как отношениях коллективной деятельности не может быть свободы. Так что главная проблема использования ценности свободы – определение границ ее присутствия на территории коллективной деятельности в соответствие с ее функцией в эволюционном процессе.

Изложенное означает, что в социальной среде правовая система должна основываться на ценности полной справедливости. А в созидательной должны действовать три правовые системы – для индивидуальной деятельности основанная на свободе, для совместной основанная на пропорциональной справедливости и для кооперационной основанная на относительной справедливости.

Поэтому в новой экономической системе должны произойти кардинальные изменения в понимании всех видов экономических отношений: между бизнесменами и властью, между предпринимателями, между предпринимателями и инвесторами, между руководителями предприятий и сотрудниками. И должно быть существенно иначе организовано взаимодействие между производственным и сервисным секторами экономической сферы, между экономической сферой и остальными сферами общества. Понятно, что с идеями «титанов мысли» вроде Рэнд, такую по сложности экономическую систему создать в принципе невозможно.

Ф. Хайек поучаствовал в умерщвлении политэкономии тем, что «обосновал» рыночную модель регулирования в качестве самой совершенной, соответственно, идеальной для экономической деятельности. Но это в чистом виде модель «пищевой цепи», которая регулирует взаимодействия в животной природе. И в ней она действительно совершенна. Но прибыль – это цель не разума, а инстинкта. Поэтому ориентированное лишь на повышение прибыльности рыночное регулирование представляет собой экономический вариант пищевой цепи. Так что исключительно рыночное регулирование адекватно условиям предыдущей эпохи эволюции – развития живой природы.

Но если целью экономической деятельности считать участие в создании рукотворной части мироздания, тогда управление ею должно быть директивным – обеспечивать цель развития рукотворного мира. А рыночное регулирование как совершенное достижение предыдущей эволюционной эпохи должно сохраниться в качестве одного из автоматических регуляторов экономической деятельности. Причем настроенного на ее главные цели. А цель обеспечения ресурсами остальных сфер общества должна сохраняться в качестве второй главной цели экономики.

То есть, как положено в двоичной природе мироздания, целей должно быть две. Соответственно в паре «прибыль для предпринимателя и ресурсы для общества» цель прибыли для предпринимателя должна быть заменена на цель создания рукотворной части мироздания. В результате прибыль предпринимателя принципиально изменит свою сущность. Во-первых, в используемой для личного потребления части станет вознаграждением за участие в достижении главных целей экономической деятельности. Во-вторых, в используемой для развития своего дела части станет нужным для создания искусственного мира ресурсом. Такое изменение понимания сущности прибыли кардинально изменит отношение к ней общественного сознания.

Модели осуществления, управления и регулирования созидательной деятельности создаются людьми. И они все без исключения директивные, так как обеспечивают достижение участниками объединивших их общих целей. При этом встраиваемые в модели автоматические регуляторы обеспечивают только повышение эффективности – не меняют их суть. Так что директивная модель регулирования экономических отношений – это продукт деятельности разума, состоящий из комплекса моделей отношений между участниками коллективной деятельности. И директивная модель регулирования развивается на протяжении всей истории человечества перебором вариантов. Выявленные наиболее эффективные варианты закрепляются в практике деятельности. А тот факт, что директивное регулирование пока не достигло совершенства, вполне естественно для любого процесса развития – промежуточный результат является ступенькой подъема к совершенному результату.

Точно так же несовершенство результатов созидательной деятельности – это вовсе не повод переходить на животную модель ее регулирования. Такой маневр запускает процесс деградации созидательной деятельности, который ведет к одичанию ее участников. Потому что рыночная модель регулирования отношений как экономическая версия модели «пищевой цепи» лишь повышает эффективность поедания участниками отношений друг друга. При этом обеспечивает преимущества экономическим животным. Результаты таких отношений в обществах стран Первого мира ясно наблюдаются. Так что, как и Рэнд, Хайек внес ключевой вклад в разворот вектора изменения экономической деятельности с развития на деградацию.

Всю историю человечества гамма директивных методов регулирования экономической деятельности непрерывно расширялась. То есть, процесс шел от модели «пищевой цепи» к модели полностью осмысленной деятельности. Так что чисто рыночное регулирование имелось только в доисторические времена. А всю историю человечества уровень осмысленности регулирования экономической деятельности только непрерывно возрастал.

В античную эпоху появились первые механизмы директивного регулирования экономической деятельности. В феодальную эпоху уровень директивности регулирования существенно вырос: сложная налоговая, разрешительная система, цеховая модель производства это наглядно демонстрируют. В индустриальную эпоху процесс шел уже быстрыми темпами. Так что современная западная экономика уже вовсе не рыночная. В самом деле, если все без исключения экономические предприятия управляются и регулируются директивно, то с какой стати экономика страны как предприятие общества должна управляться и регулироваться по рыночной модели?

Нынешняя ситуация в Евросоюзе наглядно демонстрирует ключевую роль уровня директивности регулирования экономики и его качества. Так, в той же Германии частично рыночное регулирование существует уже только на уровне малого бизнеса. А деятельность всего среднего и крупного бизнеса в существенной степени регулируется директивно – не афишируемыми властью методами и механизмами.

Здесь как раз и спрятан ответ на вопрос, почему экономика стран Северной Европы эффективнее экономики стран Южной Европы? А это – результат разного уровня директивности регулирования и его качества: у первых в сравнении со вторыми в экономике гораздо выше уровень директивности регулирования и его качество.

Эти примеры свидетельствуют о том, что ноу-хау управления общественными процессами по-прежнему остается самым ценным интеллектуальным ресурсом общества. Потому что более совершенная система управления обеспечивает большую эффективность деятельности. Как следствие, обеспечивает конкурентное преимущество на международной арене. Поэтому те же богатые европейские общества управленческим ноу-хау не делятся даже с партнерами по Евросоюзу.

Этого не понимают отечественные «знатоки» западного общества. Они видят только картинку, которую власть рисует для нужд публичной политики, предлагаемой общественному сознанию. А картинка реальной политики с картинкой публичной политики уже давно имеет отдаленное сходство.

Директивное регулирование может осуществляться в двух вариантах. В первом варианте регулирование ориентировано на максимизацию прибыли производителей. Логика этой модели проста: чем выше уровень прибыли производителей, тем больший объем налогов власть получит в свое распоряжение. То есть, власти требуется только создавать условия, которые будут обеспечивать получение максимальной прибыли – устранять мешающие ее росту препятствия.

Второй вариант – ориентация директивного регулирования на обеспечение ресурсами деятельности по достижению общих целей граждан. Естественно, это более сложное регулирование. Потому что нужно определить, как бизнес должен участвовать в достижении нужных обществу целей и как вознаграждаться за эту работу.

Так как любое общество представляет собой объединение людей для совместного достижения общих для них целей, первую модель нужно рассматривать в качестве примитивной – доступной любой по уровню способностей власти. Ведь ей не требуется серьезно вмешиваться в управление экономическими процессами, для чего требуется высокий уровень компетенции и развитый интеллект. Власть вообще может включаться в экономический процесс только на его финальной стадии – дележе прибыли.

Тогда как вторая модель для своего использования требует компетентную и интеллектуально развитую власть. Ей ведь необходимо встраивать экономическую деятельность в процесс достижения общих целей. Это значит, что первая модель умрет вместе с капитализмом, а вторая продолжит развиваться на протяжении следующей эпохи. Так что в экономическом развитии СССР никуда со «столбовой дороги цивилизации» не сворачивал. Разве что слишком быстро двигался.

Системный кризис обеих версий индустриального общества, капиталистической и социалистической, начался практически одновременно – в 60-е годы ХХ века. Именно в те годы процесс деградации власти, как видимой части «айсберга» правящего класса, стал уже хорошо виден. Власти СССР начали вслед за Западом строить свою версию «общества потребления». Но при этом ничего не меняя в управлении общественными процессами.

В чем и выражалась суть застоя – прекращение модернизации общества под изменяющиеся условия среды. Как следствие, эффективность деятельности устойчиво снижалась. Правда, те же советские экономисты видели только неуклонное падение показателя фондоотдачи, не понимая, что это только симптом процесса деградации общественных отношений. В первую очередь организованного брежневской властью демонтажа системы социальных лифтов. В результате советские элиты стали обновляться по феодальной модели – родственно-клановой. Как следствие, начали ускоренно вырождаться.

На Западе кризис развивалась хотя и другим путем, но обеспечил аналогичный нашему результат – вырождение элит. К 70-м годам мир кардинально изменился – исчезла колониальная система. Поэтому неолиберализм был востребован в качестве инструмента влияния коллективного Запада в новом мире: политического, экономического, культурного и т.п. Так в новых условиях бизнес развитых стран лишился возможности решать свои проблемы в странах Третьего мира директивным способом – через колониальные администрации. А решать проблемы с властями ставших независимыми стран выглядело дороговато.

Поэтому была выбрана стратегия превращения экономики этих стран в аналог джунглей: в их условиях весовая категория бизнеса развитых стран обеспечивала гарантированные преимущества. Для чего и была востребована идея Хайека об абсолютном совершенстве рыночной модели регулирования. Запад начал усиленно продвигать ее в общественное сознание не входящих в его состав стран.

Тогда как одичание правящих классов Запада и его нынешние печальные последствия стали побочным эффектом использования порочного инструмента. Бизнесмены прекрасно знают, что производить на одном предприятии продукцию разного качества невозможно, поскольку вся продукция в лучшем случае будет иметь промежуточное качество, а скорее всего низкокачественной станет вся продукция. А глобализация превратила мировой рынок в одно предприятие. Так что порча одной его части автоматически запустила порчу всех остальных его частей.

Так что хотя процесс повышения уровня директивности управления экономикой в развитых странах продолжался, он сменил вектор: стал создавать благоприятные условия только для экономических животных. Соответственно, условия деятельности для экономических людей начали устойчиво ухудшаться. Максимально негативные результаты были получены в финансовой сфере. Так, по некоторым оценкам доля прибыли финансового сектора мировой экономики в общей прибыли возросла с пяти до семидесяти процентов. По сути, производственный сектор западной экономики был посажен «на хлеб и воду». Не случайно у многих крупных производственных компаний до 80% прибыли создают спекулятивные операции. Так что если к доходам финансового сектора добавить спекулятивную часть доходов производственного сектора, получится, что производство уже поддерживается крохами ресурсов. И это одна из причин устойчивого снижения качества товаров и услуг.

Аналогичная ситуация имеет место и в остальных сферах деятельности Запада – политической, социальной, научной, культурной и пр. Их очевидная деградация демонстрирует печальный результат с удручающей очевидностью – в них не осталось «разумного, доброго, вечного». Так что Запад в 70-е годы двинулся по пресловутой «столбовой дороге» в прошлое.

Советская экономика была принципиально некоммерческой – полностью ориентированной только на цели общества. То есть, на цели обеспечения безопасности, роста благосостояния, повышения качества социального обеспечения, развитие науки, культуры, экономики и так далее. Поэтому регулирование обеспечивало ориентацию экономики на обеспечение этих целей ресурсами. Как следствие, механизмы рыночного регулирования советской экономике не требовались – у нее просто не было цели максимизации прибыльности. Что касается рентабельности, то она была лишь санитарным показателем качества экономической деятельности.

Так что именно СССР инициировал процесс развития второй модели директивного регулирования. Это объясняет, почему именно в СССР было создано научное планирование, без которого осмысленное управление экономическим развитием малоэффективно. И высокий КПД советской системы директивного регулирования внес весомый вклад в превращение за считанные годы феодальной страны в сверхдержаву индустриальной эпохи. Это доказывает, что советская директивная модель регулирования экономики была полностью адекватна условиям финальной стадии индустриальной эпохи. И была ее условиями востребована в качестве субъекта следующего этапа развития директивного регулирования. К слову, это служит свидетельством более взрослого возраста советского общества в сравнении с западным и объясняет, почему оно первым завершило индустриальный этап развития.

Рассуждающие об отсталости советской экономики либеральные экономисты не понимают самых простых вещей. Например, что уровень развития промышленности определяется не характеристиками оборудования, а уровнем компетенции инженеров и рабочих. И в СССР этот уровень был самым высоким – он ни в чем не уступал самым промышленно развитым странам.

Что касается низкого качества производимой советской экономикой продукции, то, во-первых, это относилось только к продукции гражданского назначения, и то не всей. Например, атомное машиностроение производило продукцию самого высокого качества. Проблема была в том, что власть обеспечивала гражданскую промышленность ресурсами, которых хватало на производство изделий только невысокого качества. Ведь власть требовала из выделяемых ресурсов производить еще и определенный объем продукции. А так как качество – это количество вложенных в производство продукта ресурсов, то большее количество единиц товара из одного объема ресурсов можно произвести единственным способом – снизив качество товара.

Так, советский дизель Д6 военного назначения стоил 16 тыс. рублей, а близкий ему по характеристикам сельскохозяйственный дизель А-01 стоил 1,2 тыс. рублей. И так как цена советской продукции обеспечивала минимальную рентабельность, получается, что с учетом разной серийности в военный дизель вкладывалось в 6-7 раз больше ресурсов. Это количество ресурсов было близким к тому, которое вкладывалось в стоивший около 18 тыс. DM западногерманский дизель D28 концерна MAN. Так что на Западе продукция разделялась на военную и гражданскую только в части использования, а в СССР и в части вложения ресурсов. В этом причина низкого качества советской гражданской продукции, а вовсе не потому, что экономика не была способна обеспечивать ее высокое качество.

Проблемой советской экономики была не мифическая отсталость, а неадекватность рулевых. Ведь в результате вырождения элит было нарушено требование соответствия качества управляющих уровню сложности объекта управления. Дело в том, что по мере роста масштаба любого предприятия, его организация усложняется – как следствие возрастания количества элементов системы и связей между ними. А это требует параллельного повышения уровня компетенции и интеллектуальных способностей управляющих. До середины 80-х годов советская экономика непрерывно увеличивалась в масштабах. И до прихода к управлению страной брежневской бюрократии уровень интеллекта советского правящего класса повышался параллельно с ростом сложности экономической системы.

С середины же 60-х вектор последнего процесса развернулся в противоположную сторону – интеллектуальный потенциал власти начал устойчиво снижаться. В результате стал формироваться дисбаланс между постоянно возрастающим уровнем сложности экономики и непрерывно снижающимся уровнем интеллекта ее рулевых. К середине 80-х годов этот дисбаланс превысил критический уровень, и экономика сначала полностью потеряла эффективность, а затем начала разрушаться.

К слову, это объясняет, почему ни одна из проводимых нашими либералами реформ не была даже минимально успешной – все только разрушали или просто портили российское общество. Наши либералы, это лишь выкресты выродившегося советского правящего класса – их интеллектуальный уровень совершенно неадекватен уровню сложности современного общества. Поэтому все либеральные реформы были успешны только для самих либералов: снижали уровень сложности российского общества до соответствующего интеллектуальному уровню самих реформаторов. В результате организация российского общества уже деградировала до феодального уровня.

--

Проект 4teller – прогнозирование общественных процессов – узнать подробнее;

Информация о новой российской технологии анализа данных;

Используйте наш канал Telegram (@omegatechs), для получения оперативной информации о новых материалах;

Не забывайте делиться и распространять материалы.