При таких «достижениях» своего правления Краснов шел на негодовавший Большой войсковой круг, как на Голгофу. Чувствуя это, он в письме генералу Деникину робко намекнул о возможности своей отставки. «Может быть, — писал он, — оставаясь на своем посту, я приношу более вреда, нежели пользы для Войска, и настало время уйти» (Дон и Добровольческая армия.., с 359). Деникин, конечно же, был за уход Краснова, но свое мнение он изложил в вежливой дипломатичной форме: «Это личное дело атамана с Кругом, и вмешиваться в него он не будет».
На Круге выступили Краснов и командующий Донской армией генерал Денисов. Атаман не мог обойти катастрофическое положение на фронте, но его истинные причины и главных виновников постарался скрыть за завесой пышных славословий в адрес Добровольческой армии и союзников, которые вот-вот придут Дону на помощь. Основной гнев Круг обрушил против руководства Донской армии в лице генералов Денисова и Полякова. Речи выступавших генерал Деникин прокомментировал так: «Если в вотуме круга в отношении ген. Краснова можно было видеть прежде всего осуждение его общей политики, то враждебность, проявленная всем кругом чрезвычайно остро и ярко к Денисову, была основана в значительной мере на личных его качествах: этот человек обладал исключительной злобностью и самомнением, вооружавшим против него людей».
Оппозиция возлагала главную вину за катастрофу на фронте на военное руководство армии, но включала сюда и атамана. Да он и сам не отрицал своей вины: «Недоверие, выраженное генералам Денисову и Полякову, принимаю на себя как верховный вождь Донской армии... — отметил Краснов. — Мы побеждены болезнью, которая разъела нашу армию...» (там же).
Атаман и его окружение старались оправдаться, сваливая вину за катастрофу на фронте на переутомление фронтовиков, большевистскую агитацию и неприход обещанной помощи союзников. Но Круг, по свидетельству Деникина, поставил в вину Денисову и Полякову, косвенно и атаману, «недостаточную осведомленность о фронте... легковесную самоуверенность... трения с Добровольческой армией... убеждение в период успехов, что справятся собственными силами, и делить победу с кем бы то ни было не хотелось... оповещение фронта о скором прибытии (не прибывшей) союзной помощи...». Наконец, непосещение фронта, «невнимание к нуждам фронта, злоупотребление реквизициями, особенно в Южной армии и т. д. и т. д.» (там же, с. 332).
Старания атамана и его ближайших генералов отвести от себя обвинения за катастрофу на фронте не удались. Баллотировкой все они были отправлены в отставку. Мятежный режим Краснова оставлял после себя в войсках многочисленные и бессмысленные потери, разруху и моральный надлом. Одобрил отставку Краснова и генерал Деникин. Перед выступлением на Круге Краснов униженно умолял Деникина высказаться за оставление его, атамана, на своем посту, уверяя Деникина, что «круг подчинится всякому вашему слову» (там же, с. 360). Но Деникин, выступая перед кругом, дипломатично обошел вопрос об отставке атамана и «того слова, которое хотел услышать генерал Краснов, я по совести сказать не мог...». Неприязнь к Краснову глубоко засела в сознании Деникина. Поэтому тиражирование апологетами Краснова вымысла, будто он по своей воле ушел со своего поста, а не по воле Круга, является очередной фальшивкой.
Итак, черная полоса террористической диктатуры Краснова бесславно закончилась. 2(15) февраля 1919 года генерал издал свой последний, «прощальный» приказ об уходе со своего поста.
Приказ завершался фальшивой мольбой к донцам: «Не поминайте (меня) лихом» (там же, с. 363). Такой пассаж главы донских вандейцев, видимо, был продиктован тем, что атаман хорошо сознавал, как много «лиха» натворил он для Дона и для всей России, за что раньше или позже придется держать ответ.
Но даже в такой момент диктатор Краснов был озабочен тем, чтобы длинный ряд совершенных его режимом преступлений дополнить еще одним — введением на Дону концлагерей. Получилось знаменательное совпадение: приказ об этом был опубликован в одном номере газеты с «прощальным» приказом Краснова. Похоже, атаман опасался, чтобы донцы не забыли, что учинением еще одного «лиха» они обязаны ему, Краснову.
Белые режимы всюду вводили концлагеря в связи огромным переполнением тюрем. Так было и на Дону. Поначалу вандейцы Краснова обходились при использовании военнопленных кустарным способом — на манер устройства восточных базаров работорговли, как то было в далеком средневековье. Заявки на их использование публиковал Отдел (министерство) торговли и промышленности. В одном из таких объявлений говорилось: «Ввиду избытка военнопленные отпускаются партиями до 1 000 и более человек». Режим Краснова решил усовершенствовать этот средневековый способ и по примеру колчаковского и других белых режимов прибегнуть к организации концлагерей. Приказ об этом назывался — «Об организации использования военнопленных». В приказе сообщалось, что при Отделе торговли и промышленности создается Центральная комиссия по распределению военнопленных. Атаман приказал: «Организовать концентрационный лагерь — в пункте по моему указанию — под общим наблюдением Заведующего военнопленными, которому выработать инструкцию по организации лагеря и с заключением Центральной комиссии представить мне на утверждение» (Донские ведомости, 2(15) февраля 1919 г.).
Завершив этим актом свое тираническое правление на Дону, генерал Краснов отбывал в дальние края, оставляя после себя тяжелейшее наследие. Дон был обескровлен преступной войной против Советской России. Донская армия в результате крупных поражений на фронте сократилась с 60 000 до 15 000 штыков и сабель и пребывала, по признанию самого атамана, к моменту его отставки в глубоком кризисе. Донская область к концу февраля 1919 года была на 3/4 освобождена от его режима. Итог для крайне честолюбивого генерала, мечтавшего взять Москву, был более чем плачевный. За отставным атаманом тянулся в эмиграцию длиннейший ряд преступных деяний, совершенных им в России и против России.
Еще в октябрьские дни 1917 года он и атаман Каледин первыми подняли мятеж против Советской власти, положивший начало Гражданской войне в нашей стране, и потому первыми в ряду других несут ответственность за ее чудовищные жертвы. Краснов поддержал акт Каледина об отделении Дона от России, образование под эгидой белоказаков Дона Юго-Восточного союза (Дон, Кубань, Терек, горские народы Северного Кавказа и Ставрополье), противостоявшего Центру. Это дало мощный импульс распаду России, как единого государства, вызвав цепную реакцию появления сепаратистских режимов на Украине, в Молдавии, Прибалтике, на Кавказе и в других национальных районах. Только триумфальное шествие Советской власти не дало завершить образование Юго-Восточного союза. Но в 1918 году Краснов, придя к власти, опять взялся за свои черные сепаратистские дела: провозгласил создание в противовес центральным районам страны независимой Донской казачьей республики и с новой энергией взялся за сколачивание против Советской России блока враждебных ей буржуазных государств под названием Доно-Кавказского союза, то есть старого Юго-Восточного союза под новой вывеской. Против этой сепаратистской затеи резко выступил даже генерал Деникин.
Весной 1918 года Краснов и его вандейцы возглавили на Дону второй антисоветский мятеж, в результате которого народная власть, установленная на Дону волей подавляющего большинства населения области, была свергнута и буквально утоплена в крови ее сторонников. По неполным данным, около 45 000 ее защитников было зверски истреблено (Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия.., с. 200; Альманах «Белая гвардия». — М., 2005, № 8, с. 7); десятки тысяч советских солдат, кроме того, погибли на фронте при подавлении мятежа
Краснова; более 30 000 красных казаков было подвергнуто «расказачиванию», с конфискацией их имущества, лишением всех казачьих прав и средств к существованию, были высланы с их с семьями за пределы области или отправлены многие из них на каторжные работы в рудники и шахты, а также заключены в тюрьмы. К этой группе гонимых и преследуемых следует приплюсовать те многие тысячи казаков, «расказаченных» по указу Большого войскового круга за переход на сторону советских войск, в рядах которых на конец 1918 года их числилось 30 000, а на конец 1919 года — уже около 40 000 (см.: Гражданская война и военная интервенция в СССР.., с. 200). За время правления Краснова около 15 000 противников его режима прошло через тюрьмы. Режим Краснова, по его собственному признанию, вел ожесточенную войну с крестьянством области, местным и иногородним, загоняя крестьян жестоким террором, военно-полевыми судами и расстрелами в мятежную армию, подавляя их восстания, которые, по признанию атамана, «не утихали».
Краснов и его мятежная армия создали против Советской республики опаснейший фронт, являвшийся длительное время главным фронтом Гражданской войны, потребовавшим от Советской власти колоссальных людских и материальных жертв. Подчеркивая важность разгрома белоказачьей контрреволюции, В.И.Ленин в то время писал: «...Без победы на Южном фронте ни о каком упрочении Советской пролетарской власти в центре не могло быть и речи» (Ленин В.И.Полн. собр. соч., т. 38, с. 277).
На Краснове лежал тяжелейший груз ответственности за предательский союз против России сначала с германским, а затем англо-французским империализмом. Патриотические круги России оценили эти метания Краснова из лагеря в лагерь, как акты национального предательства.
Много еще других черных дел учинил генерал Краснов против России. Но главное свое преступление он совершил в годы Великой Отечественной войны. К этому чудовищному предательству он шел целеустремленно, с хладнокровным расчетом. И неотвратимая расплата за него ждала генерала Краснова впереди.
Представляет большую значимость итоговая оценка правления Краснова генералом Деникиным и сменившим Краснова на посту атамана казачьим генералом Богаевским. Ее особая значимость состоит в том, что первый являлся союзником Краснова в войне против Советской России, а второй был главой правительства при Краснове. Поэтому положение дел в «царстве» Краснова они знали, как никто другой. Их выводы весьма ценны. Главный вывод Деникина: режим Краснова — «реакционный». Это, подчеркнул Деникин, «факт непреложный» (см.: Деникин А.И. Очерки русской смуты.., т. 5, с. 190). И этого не опровергнуть апологетам донских вандейцев.
Данный режим, по мнению Деникина, «в расчете на казачью силу игнорировал положение иногородних и в ответ вызвал враждебное с их стороны отношение...» . Декларируя официально «народоправство», «Дон у себя лишал права участия в управлении большую половину неказачьего населения» (там же, с. 189). «Приверженность к «демократическим лозунгам» составляла слабость казачьих политиков, покрывая иногда далеко недемократическую сущность, создавая легенды и неправильные противоположения — «реакции и диктатуры». Вожди белоказаков на словах выдавали себя за поборников «политических свобод» и либерального рабочего законодательства, а практика донских властей применяла неутверждение уставов социалистических партий, вынужденных уйти в подполье, и борьбу как с ними, так и с профсоюзным движением, имея рабочую массу всегда в числе своих недругов» (там же).
Предводители донских вандейцев ратовали за недопущение возврата дореволюционных земельных отношений, а сами держали донских крестьян в черном теле. Они жульнически уклонились от национализации земли, «проведя отчуждение частновладельческих земель — и казачьих и «русских» — в земельный фонд Войска и оставляя за последним право собственности, обязавшись помочь малоземелью коренных крестьян (23% населения), и ничего не обещали другой четверти населения (24%) — «пришлым» крестьянам, на долю которых приходилось лишь 1,3 десятины надельной и купленной земли в среднем на хозяйство. Отчуждение частновладельческих земель стало свершившимся фактом, а обещанное наделение землей было отодвинуто в отдаленное будущее и подменено взиманием солидной арендной платы, «вызывая недоверие и возбуждение» у обманутых крестьян.
Ничего, по сути, не давая ни местным, ни пришлым крестьянам, белоказачий режим выжимал из них все возможное и даже невозможное. А ведь они составляли почти половину населения Дона. «На донской территории, — отмечал Деникин, — в районах преимущественного расселения иногородних ... Ростовском, Таганрогском и Донецком округах, крестьянские села стонали под бременем самоуправства, реквизиций, незаконных повинностей, поборов, чинимых местной администрацией». Главком вооруженных сил Юга России вспоминал, как к нему летом 1919 года в ставку в Таганрог из задонских волостей прибыла делегация от местных крестьян, которая дышала «страхом и волнением», жалуясь на «горькое их житье». Деникин напомнил также о закрытом заседании Большого войскового круга (март 1919 г.), на котором обсуждался вопрос «о массовом явлении насилий, творимых в задонских станицах отступавшими казаками верхних округов». Отряды обстреливали станицы из орудий. «Потом начинаются насилия над женщинами и девушками и грабежи». Так мстили задонцам за их «нелояльное» отношение к режиму. На предложение применить репрессии против насильников последние угрожающе заявляли о готовности развязать в тылу междоусобную войну. «Суровое время и жестокие нравы», — так подытоживал Деникин внутреннее положение на Дону (там же).
К навязчивой идее Краснова (а затем и Богаевского) о создании на Юге России отдельного от России государственного образования в виде Доно-Кавказского союза генерал Деникин отнесся «резко отрицательно». Он писал: «Проект Доно-Кавказского союза был совершенно искусственной, чисто политической комбинацией, которую проводил ген. Краснов в угоду германцам, видевшим в этой комбинации оплот против зарождавшегося Восточного фронта и одновременно против Добровольческой армии» (Белое движение: начало и конец.., с. 202). Создание такого «союза» и его отрыв от России предотвратил только разгром Красной Армией вооруженных сил Юга России, основной ударный кулак которых составляли белоказачьи формирования Дона, Кубани и Терека.
Не менее убийственную оценку правлению Краснова дал также генерал Богаевский — глава правительства при Краснове, видимо, сам того не желая. В своей первой речи на Круге (февраль 1919 г.) по случаю избрания его донским атаманом Богаевский сделал поистине сенсационное признание: «Я искренний сторонник народоправства. Я не допущу возобновления у нас темного прошлого» (Донские ведомости, 12(25) февраля 1919 г.; выделено мной. — П.Г.). Насчет признания правления Краснова «темным прошлым» Богаевский был абсолютно прав: кто лучше его знал это прошлое, так сказать, изнутри, будучи вторым после Краснова лицом во власти, творившим вместе с ним это «темное прошлое». В архивах сохранилось множество документов, подписанных рукой премьера Богаевского и утверждавших террористический режим Краснова. Но, получив из рук Краснова атаманский пернач, новый атаман не испытывал ни малейших угрызений совести за свои прошлые деяния, которые он творил на пару с Красновым. Личность Богаевского была наглядным подтверждением слов генерала Деникина о том, что казачьи политики были весьма падки на демократические лозунги, прикрывавшие зачастую весьма недемократическую сущность их политики. Таких двуликих Янусов, как Богаевский, по свидетельству Деникина, на белоказачьем Дону водилось немало. И, действительно, с первых же шагов на посту атамана Богаевский — этот «искренний сторонник народоправства» — вместе с новым командующим Донской армией генералом В.И.Сидориным перешел в такую яростную атаку на малейшие проявления этого «народоправства», особенно против нежелания рядовых граждан вести преступную войну против трудящихся Советской России, что диктатор Краснов выглядел на этом фоне почти либералом. Именно при Богаевском донские вандейцы неимоверным перенапряжением народных сил и ценой огромных кровавых жертв сумели все же реализовать мечту атаманов Каледина и Краснова (совместно с деникинскими добровольцами) — роковой поход на Москву. И при нем же, атамане Богаевском, донская Вандея была разгромлена Красной Армией и ушла в небытие.
В свете приведенных выше документов и фактов попытки нынешних апологетов донской Вандеи (вроде историков по найму А.И.Козлова и А.В.Венкова) выдать белоказачъи режимы за образцы «народоправства» несостоятельны и ложны. Их мифотворчество разоблачают даже генералы Деникин и Богаевский, знавшие о «темном прошлом» белоказачьего Дона несравненно больше и лучше, чем названные сочинители белоказачьей истории по заказу.
* * *
Отставленный с поста атамана безработный генерал Краснов отправился в дальние края в поисках места, где бы он мог к прежним преступлениям во вред России добавить новые, еще более чудовищные. В сентябре 1919 года он поспешил на помощь генералу Н.Н.Юденичу, наступавшему в то время из Эстонии на Петроград. В Северо-Западной армии Юденича он взялся за пропаганду, которую, как и в Донской армии, успешно провалил. Затем предложил свой полководческий талант на службу генералу П.Н.Врангелю. Но тот, зная о полководческом таланте Краснова не понаслышке, от его услуг отказался, Отвергнутый белой Россией, как отработанный материал, он отбыл за границу, перед которой раболепствовал будучи донским атаманом. Поселился во Франции, затем в милой его сердцу Германии. Занимался литературным творчеством, в котором крайне тенденциозно изображал новейшую историю России и свою роль в ней, как яростного антисоветчика. Восторженно встретил нападение фашистской Германия на СССР, стал активно сотрудничать с нацистами при формировании казачьих частей из казаков-эмигрантов.
В 1942 году, в тяжелейший момент сражения СССР с фашистской Германией, генерал Краснов, как верный союзник нацистов, вдохновлял и наставлял казачью эмиграцию: «Казаки! Помните, вы не русские, вы, казаки, самостоятельный народ. Русские враждебны вам. Москва всегда была врагом казаков, давно их эксплуатировала. Теперь настал час, когда мы, казаки, можем создать свою, независимую от Москвы жизнь» (Белые генералы.., с. 164; выделено мной. — П.Г.). Эти слова окончательно дорисовывают образ генерала Краснова, как закоренелого врага России.
В 1944 году Краснов возглавил Главное управление казачьих войск при гитлеровском министерстве восточных территорий. Под его руководством сформированные казачьи части широко использовались в качестве карателей против партизан Белоруссии, повстанцев Польши, партизан Югославии. Когда в 1918 году Краснов клятвенно заверял союзников, будто сотрудничать с кайзером Вильгельмом заставили его сложившиеся тогда обстоятельства, он просто вульгарно врал. Он шел на предательский союз с германской военщиной сознательно, он был ей предан и тогда и позднее.
После капитуляции Германии английские войска интернировали казачьи части, сосредоточенные в Австрии, разоружили их и передали советскому командованию. Генерал Краснов и ряд белоказачьих офицеров были отправлены в Москву. По совокупности совершенных преступлений Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила в январе 1947 года Краснова к смертной казни. К этой же мере наказания были приговорены известный палач кубанский генерал Шкуро, командир белых черкесов Клыч-Гирей, родственник атамана генерал С.Н.Краснов, казачий генерал Т.И.Даманов и генерал-эсэсовец X. фон Панвиц. Преступления всех осужденных были безмерны, и они понесли заслуженное наказание.
Голуб Павел Акимович
Оценили 8 человек
15 кармы