Брусиловский прорыв: развитие успеха
Итак, перед русским командованием встал вопрос как использовать успех. Проблема в том, что успех был неожиданным и для русского командования. Резервов было крайне мало, а те, что имелись, — были уже израсходованы на момент прорыва. При этом удар на фронте Брусилова формально был отвлекающим, главным должен был стать удар Западного и Северного фронтов. Что следовало делать дальше? Признать прорыв самоценным и начать перебрасывать к этому фронту резервы? Или ждать начала наступления фронтов Эверта и Куропаткина? Куда наступать? На юг, свёртывая фронт австрийцев, или на север, через Ковель на Брест, как изначально предполагалось? Наконец, что будет дальше, после разгрома австрийского фронта? В том, что вскоре на фронте появится ужас в пикельхаубах — германские войска — никто не сомневался. Более того, у Брусилова уже был неприятный случай в прошлом, 1915 году, когда после тяжёлого поражения всё той же 4 армии Фердинанда и занятия Луцка прибытие всего двух немецких дивизий на фланг вынудило русские войска к отходу. Сейчас этот хорошо укреплённый город вновь пал под ударами всё той же 8 армии, брошенный бегущими в панике австрийцами, и вновь на фронте начали появляться немецкие резервы.
Боевые действия 30 мая — 14 июня 1916 г
Командование в лице Брусилова двинулось по наиболее безопасной линии поведения. Наступление было продолжено на Ковель, оно продолжало считаться второстепенным, и потому Брусилов писал Эверту, что в войсках недоумевают, отчего Западный фронт не переходит в наступление и даже ходят слухи о предательстве Эверта. Уже после войны во время дискуссии Свечин резонно указал Брусилову на то, что в войсках, как правило, даже не интересуются, кто командует у соседей. Поэтому он поставил под сомнение этот тезис Брусилова. Брусилов, хотя и оппонировал Свечину по другим вопросам, на этот аргумент ничего не ответил. Куда вероятнее, что это письмо выражало опасения лично Брусилова и, может быть, его ближайших помощников.
Не было дерзости и в манёврах. Армии несколько раз останавливались для «подравнивания» фронта. Свечин упрекал Брусилова, что тем самым лучшие части ровняли по посредственным. Наконец, вместо движения во вражеский тыл, войска, например, 32 корпуса были брошены наступать на фланг упорно оборонявшегося противника перед топтавшимся на месте 17 корпусом. Несмотря на успешные действия входившей в 32 корпус группы Гильчевского, в том числе и 6 Финляндского полка уже упоминавшегося Свечина, такое наступление лишь вынудило австрийцев к отходу, а уничтожить их войска не удалось.
Нужно понять и командование. Сложно рисковать, когда резервов для развития успеха почти нет, а боеприпасы на исходе. Да и войска понесли уже тяжёлые потери и утомились. В таких условиях они неизбежно должны были встретится с немцами, куда более боеспособными, чем австрийцы. Это понимали даже младшие офицеры. Так, Василевский, тоже участник Брусиловского прорыва, вспоминал, как радовались солдаты, увидев розовые разрывы снарядов, что говорило об австрийском их происхождении. Все сильнее сказывался недостаток боеприпасов. Запасы снарядов были у Западного фронта, но их нужно было ещё перебросить, если вообще стоило их выделять на второстепенный — в соответствии с планом — участок.
С точки зрения командования противника, ситуация вовсе не выглядела радужной. Австрийская армия находилась в состоянии развала. Снимать германские войска с фронта севернее Припятских болот было нереально: там и так русские имели двукратное превосходство и готовились нанести главный удар. Новые формирования должны были быть готовы только к концу лета 1916 г., а во Франции Верден поглотил почти все резервы. Правда, была ещё группа из нескольких дивизий, но даже она выведена в резерв на случай готовящегося наступления войск Антанты на Сомме. Конечно, пришлось снять части и с итальянского фронта, но и этого было крайне мало. Тем удивительнее та энергия, с которой германское командование производило манёвр войсками между театрами военных действий. Правда, резервы вынужденно вводились в бой поочерёдно.
Впрочем, у русских проблема с резервами была та же. Генерал Эверт не верил в успех наступления и был готов помочь чем угодно, лишь бы не наступать самому. Резервы потекли на фронт Брусилова почти сразу, но постепенно. При этом немецкие резервы вовсе не просто пассивно затыкали дыры в австрийской обороне. Немцы нанесли серию контрударов.
Немецкий контрудар
Ковельский тупик
В итоге вместо быстрого марша в тыл австрийцам с обходом оставшихся южнее участка прорыва войск и захватом пленных получилось яростное встречное сражение. Немцам пришлось особенно трудно ещё и потому, что вместо угнетённых неудачами войск, с которыми они воевали на Западном фронте или даже армий Брусилова в начале наступления, которые зачастую также не проявляли уверенности в своих силах, немцам пришлось встретиться с почувствовавшими вкус победы русскими солдатами. Разгромить войска Брусилова не получилось, даже остановить их не удалось. Отбив наступление, русские войска продолжили наступление. Но время русскими было вновь потеряно. Резервы продолжали подбрасывать обе стороны, но к концу июля фронт начал стабилизироваться. В июле успехи продолжались только на южном фланге наступления.
Удар 9 армии
Там 9 армии Лечинского удалось постепенно расшатать оборону австрийцев, южный фланг которых упирался в границу пока ещё нейтральной Румынии. После серии ударов удалось оттеснить их от границы, и оборона посыпалась, благо немецкие резервы туда не доходили. Возник шанс для удара на север, что могло привести к краху или даже окружению австрийского фронта под Львовом. Но войска были развёрнуты ровно в обратную сторону, на юг. Это дало относительно лёгкий и громкий успех, но стратегически вело в тупик.
Итог наступления
В итоге за 35 дней сражения было пройдено порядка 50-75 км. Такой темп свидетельствовал о характере боёв, совершённо отличном от стремительных прорывов, например, Второй мировой и даже манёвренного периода 1914 года. Даже Ковель, бывший изначально промежуточной целью, стал недостижимым.
А что же Западный фронт? Он перешёл в наступление 19 июня (1 июля по новому стилю). Результат — практически нулевое продвижение, до 80 000 убитых, раненых и пропавших без вести. Немцы и австрийцы, хотя и пережили немало неприятных минут на пике попыток прорыва, потеряли много меньше. Правда, им пришлось перебросить одну бригаду из войск, воевавших против Брусилова. Возможно, угроза наступления была страшнее самого наступления, ведь после его отражения противник мог с уверенностью решить, что в скором времени повторения не будет. Точно так же закончилось ничем, если не считать 15 000 потерь, наступление войск Куропаткина в районе Вильно.
Если наступление на Ковель застопорилось, то наступление в сторону Львова продолжалось успешно и было остановлено чередой приказов Брусилова, упорно стремившегося добиться успеха на «главном» направлении у Ковеля. Апофеозом «ковельского тупика», как прозвали это сражение, стали попытки прорыва с вводом в бой гвардии и других резервов в составе новообразованной армии Безобразова, впоследствии переименованной в Особую. Примечательно, что армия не получила номера, так как должна была стать 13-й по счёту. Командовавший ей генерал Безобразов — крупный помещик, старый гвардеец, единственный на начало войны командующий корпусом (при этом корпусом элитным, Гвардейским), не имел к началу войны академического образования. С трудом восстановленная после тяжёлых боёв 1914-1915 годов, гвардия вновь продемонстрировала упорство в бою, но понесла тяжелейшие потери.
Бои на Стоходе в августе
Эффект был минимальным — русским удалось лишь закрепиться на плацдарме на реке Стоход. Безобразова вскоре сменил генерал Гурко, однако, сильно это не помогло. Осенние бои блестяще описаны в «Тихом Доне» Шолохова. Они сопровождались тяжёлыми потерями, которые подрывали боевой дух войск. Свечин утверждал, что если в июне в атаках не было отставших солдат, и даже тыловики показывали высокие образцы мужества, то в сентябре уже были случаи сговора полков не выходить в атаку. Впрочем, еще в июне ему пришлось останавливать «широким загоном» недавно переформированную из ополчения дивизию: «Мы разрядили браунинги по мелькавшим в хлебах головам, обломали стэки о двигавшихся по дорогам, заворачивали назад все повозки». Более того, в дневнике генерала Снесарева можно найти пример, когда офицерам пришлось поднимать солдат в атаку силой оружия. Но даже убийство офицерами солдат, не желающих атаковать, не привело к успеху. Интересно, что Снесарев тут же пишет, что куда эффективнее действовать не оружием, а личными примером. При этом в армии давно уже укрепилась практика, когда далеко не все офицеры ходили в атаки. Кое-где устанавливалась «очередь» хождения в атаку. Посылавшему со своими подразделениями всех офицеров Свечина (который и сам регулярно попадал в под огонь противника и был тяжело ранен 11 июня 1916 года по старому стилю) командование выказывало по этому поводу неудовольствие, заявляя, что потери офицеров пополнить куда сложнее, чем солдат. Что думали на этот счёт солдаты легко догадаться.
Достаточно специфичной проблемой армии Российской империи было интриганство, особенно его размах. Тихий саботаж участия в наверняка неудачных наступлениях Эвертом и Куропаткиным весной-оченью 1916 года могут показаться цветочками по сравнению с валом взаимных интриг во фронтовых частях, о котором говорит в дневниках Снесарев. Сплошь и рядом наверх посылали заведомо неточные донесения, когда, например, докладывали о занятии ещё удерживаемой противником высоты. Часто заявляли, что окопы противника достигнуты, и лишь контратаки противника выбили войска на исходные позиции, в то время, как на самом деле войска до вражеских окопов и не добирались. Наконец, часты были попытки свалить неудачи на соседние части. Всё это пышным цветом расцвело в период неудач. На высшем уровне в такие интриги начинали втягивать и политиков.
Ещё острее встали вопросы доверия командованию, о которых Алексеев писал Брусилову в мае 1916 года, причём он указывал на недоверие не только солдат к офицерам, но даже офицеров к высшим чинам. Несмотря на всё это, попытки прорыва продолжались всю осень. И так небольшое количество кадровых солдат и офицеров уменьшалось. Войска размывались плохо подготовленными пополнениями. Новые потери требовали всё увеличивающегося потока этих самых пополнений, но система их обучения в царской армии была совершенно не отработана. Запасные батальоны, созданные с началом войны, разрослись в запасные полки, в которых пребывали многие тысячи человек. При этом солдатам не хватало всего, начиная от казарм и заканчивая винтовками для учений. С питанием тоже всё было далеко не всегда гладко. Офицеров остро не хватало, поэтому солдаты в значительной стпени были предоставлены сами себе. Трехсоттысячный гарнизон Петрограда, составленный, в основном, из запасных, был миной, заложенный под старый режим. Не удивительно, что эта мина взорвалась в феврале 1917 года.
Иногда говорят, что причиной революции была трусость столичного гарнизона, мол «запасные солдаты боялись фронта», и противопоставляют им окопников. Конечно, невозможно отрицать, что бойня на Стоходе не вызывала острого желания у солдат попасть на фронт. Однако противопоставление окопников и запасных не верно, ведь одной из первых в феврале 1917 г. взбунтовалась 4 рота запасного Павловского полка, составленная из выздоравливающих, то есть из уже обстрелянных солдат.
Первые успехи Луцкого прорыва, толпы пленных, горы трофеев, вызвали всплеск новых надежд и даже эйфории и в русском обществе, и в мире. Проблема таких ожиданий в том, что даже откат к предыдущему состоянию происходит намного болезненней, чем если бы всё оставалось в неизменном состоянии. С Брусиловским прорывом получилось именно так. Апофеозом радостных ожиданий стало вступление в войну Румынии в конце августа 1916 г., вызванное в середине июля именно успехами прорыва. Но в русской Ставке особого энтузиазма по этому поводу не было.
Румыния — начало кампании
Там отлично понимали, чего стоит армия Румынии, равно как и видели полное нежелание руководства армии Румынии координировать усилия с союзниками, в первую очередь, с Россией. Поэтому Ставка активно отбивалась от всех проектов значительной помощи войсками новому союзнику. На помощь был выдвинут только один слабый корпус под командованием Зайончковского. Выбран будущий историк Первой мировой войны был, в том числе, за «ловкость». Это было следствие заслуженного Румынией недоверия к себе.
Румыния сразу после объявления войны приступила к реализации планов территориальных захватов, начав вторжение в Валахию. Первоначально румынам противостояли крохотные силы, но вскоре немцы и австрийцы подвезли резервы, а с Балканского фронта подошли болгарские дивизии.
Румынский фронт к 25 октября 1916 г.
В итоге румыны были разгромлены в череде блестящих операций, из 23 дивизий на фронте осталось 6. Был потерян Бухарест и важный порт Констанца. Русским пришлось-таки посылать войска: сначала упомянутый слабый корпус под командованием Зайончковского, потом корпус вырос в Дунайскую армию. Более того, пришлось продолжать попытки наступления с целью отвлечь силы немцев и австрийцев от Румынии.
Линия Румынского фронта к началу 1917 г.
Но все эти усилия не привели к успеху — почти вся страна была потеряна. Румыния с её зерном и нефтью почти полностью досталась немцам. В условиях «брюквенной зимы», когда и Германия, и Австро-Венгрия, и Турция жили на грани смертей от голода, это было очень ценное приобретение. Плохо для Антанты было также и то, что Центральным державам удалось-таки закончить кампанию на мажорной ноте. Для Австро-Венгрии после череды страшных поражений победа была нужна не менее хлеба. Для России же факт неудач после бурных успехов и надежд лета менял политическую обстановку. Скандальную речь Милюкова с рефреном «глупость или измена» совершенно невозможно представить в июне на фоне сообщений о сотнях тысяч пленных и гор трофеев. Царь еще 1915 г. сделал себя главнокомандующим и за все неудачи расплачивался падением своего авторитета.
Итог наступления
25 тыс. квадратных вёрст территории не сильно важны ни для России ни для Австро-Венгрии, тем более, что жило там население, в значительной мере негативно настроенное к обеим державам. Важным успехом могло быть достижение Венгерской равнины, но в итоге русские войска были отогнаны от перевалов.
Соотношение потерь:
Австро-Венгрия:
убитые - 45 058;
раненные и контуженные - 216 474;
пропавшие без вести - 377 799;
Итого - 639 331.
Германия:
убитые - 28 858, из них в полосе Ю.-З. фронта - 21 153;
раненные и контуженные - 195 540; из них в полосе Ю.-З. фронта - 143 472;
пропавшие без вести - 38 095; из них в полосе Ю.-З. фронта - 32 000;
Итого - 262 493; из них в полосе Ю.-З. фронта - 196 625;
Турция:
пропавшие без вести - 10 000
Итого страны «Четверного союза»:
убитые - 73 916;
раненные и контуженные - 412 014;
пропавшие без вести - 415 894;
Итого - 911 824.
Русская императорская армия:
Северный фронт:
убитые - 9 692;
раненные и контуженные - 102 612;
пропавшие без вести - 1 721;
Итого - 114 025.
Западный фронт:
убитые - 44 284;
раненные и контуженные - 340 941;
пропавшие без вести - 40 629;
Итого - 425 854.
Юго-Западный фронт:
убитые - 202 766;
раненные и контуженные - 1 090 891;
пропавшие без вести - 152 677;
Итого - 1 446 334.
Румынский фронт:
убитые - 6 022;
раненные и контуженные - 28 446;
пропавшие без вести - 19 580;
Итого - 54 048.
Итого Россия:
убитые - 262 764;
раненные и контуженные - 1 562 890;
пропавшие без вести - 214 607;
Итого - 2 040 261.
Действительно на грань поражения Двуединую монархию поставили чудовищные потери, но и тут всё не так просто. Да, русские собрали огромный урожай пленных, причём особенно много их было в первые недели боёв. Но уже с июля количество пленных пошло на спад. Всего было взято более 400 000 пленных, примерно на 90% — земляки Швейка. Но если мы посмотрим на потери в целом, то увидим, что в полосе фронта Брусилова потери русских оказались примерно в два раза больше, чем потери противника.
Да, по безвозвратным потерям из-за австрийцев Центральные державы пострадали сильнее, но если процент возвращения в строй у них составлял примерно 50 %, то в русской армии возвращалось хорошо, если 25 %. Для русской армии тот миллион раненых, что был потерян в наступлении Брусилова, был на 80 % потерян для армии. Стоит также отметить, что в бойне на Стоходе, столь прекрасно описанной Шолоховым в «Тихом Доне», полегла русская гвардия. Понесённые потери были огромны, старый состав размыт кое-как собранными пополнениями, да и побывавшие на фронте, как уже отмечалось, не были лояльны государю-императору. Так что, когда начались беспорядки в Петрограде, двинуть гвардию на подавление восстания, как это было сделано в 1905 году, оказалось нереально.
Часто предполагается, что Россия обладает чуть ли не неограниченными людскими ресурсами. Опровержению этого заблуждения известный военный теоретик, а в годы Первой мировой войны — начальник штаба 7 армии Головин, посвятил в своей книге «Военные усилия России в Мировой войне» целую главу — «Мираж многолюдия». Попытки решить проблему призывом национальных меньшинств в Туркестане привели к масштабному восстанию 1916 года и раскрутили колесо Гражданской войны. Проблемы, о которых говорилось в начале очерка: недостаток подготовленных офицеров, уменьшающаяся лояльность офицеров и солдат существующему режиму не только никуда не исчезли, но резко усилились после тяжёлых потерь лета 1916 года. Другой пласт проблем — отставание в технике и недостаток предметов снабжения, пожалуй, лишь усиливался с течением войны. Да, трехдюймовых снарядов сделали в 1916 г. достаточно, особенно шрапнелей. Но фронт требовал гранат, говоря по-современному, осколочно-фугасных снарядов, и особенно — артиллерию навесного огня и тяжёлую артиллерию. Но как раз с производством всего этого было очень плохо. Уже в сентябре в ответ на требования увеличить отпуск тяжёлых снарядов Алексеев отвечал, что и так посылается всё, что только возможно. Русским войскам несколько помогло летом то обстоятльство , что сами австрийцы испытывали недостаток боеприпасов. Но к концу кампании и австрийцы начали стрелять много чаще русских, хотя по числу стволов проигрывали. При этом промышленность Российской империи работала на пределе. Максимума производства промышленность достигла на рубеже 1916-1917 гг. и по некоторым показателям начала «сдавать» уже в январе 1917 г. Рост производства вооружений достигался крайним напряжением всей экономики. Масштабные переброски войск и боеприпасов, нужные для Брусиловского прорыва и его развития, конечно, не уменьшали проблем.
В Первую Мировую войну радикально изменилась не только техника войны, но и тактика. Независимо в разных странах появились специальные отряды, созданные для прорыва вражеской долговременной обороны. В Германии их называли Stosstruppen (штурмовые отряды), в Италии - arditi, что можно перевести, как «отважные», во франции сходные отряды называли «чистильщиками». Тактика в разных странах была разная, но, как правило, это были небольшие отборные части, вооружённые гранатами, пистолетами, шанцевым инструментом. Они могли не наступать большой цепью, а просачиваться в тыл, используя различные строи. Зачастую они наступали, не обращая внимания на фланги и даже наличие противника в тылу, что резко выделялось на фоне практики «подравнивания», которая использовалась до этого. В русской армии тоже были созданы «гренадерские» части, причём именно на Юго-Западном фронте. Однако одной из причин их создания был недостаток винтовок. Сколько-нибудь заметной роли в наступлениях 1916 года они не играли. Лишь в 1917 будут созданы ударные батальоны, а затем и полки. Впрочем, изначально дельная инициатива по созданию обученных новой тактике отрядов быстро превратится в вал переименований обычных частей. «Штурмовым» объявят даже крейсер «Адмирал Макаров». Однако, хотя подготовленные ударные части неплохо себя покажут в бою, это не будет иметь значения на фоне общего краха не только старой армии, но и всей старой государственности.
При этом и у немцев, и у французов пехотное отделение строилось к концу войны вокруг ручного пулемёта, ставшего главным оружием пехоты. Ручной пулемёт, например, пулемёт Льюиса, имитацию которого можно увидеть в «Белом солнце пустыни» у Сухова, был много легче и компактнее станкового пулемёта, например, знаменитого «Максима». Благодаря этому его можно было дать в передовые части пехоты, в частности, штурмовые части, радикально увеличив их огневую мощь. В русской же армии такое использование ручных пулемётов не сложилось, хотя импортные ручные пулемёты имелись. Но из-за недостатка станковых пулемётов ручные пулемёты использовали для их замены.
Малограмотный и неиницативный русский солдат, не веривший уже в победу, безусловно, был плохим материалом для подобных штурмовых частей. Возможно, именно поэтому ударные батальоны развились только в 1917 году, когда на фоне общего развала армии отдельные солдаты и офицеры были увлечены революционной романтикой. И, действительно, собранные из добровольцев ударные батальоны хорошо показали себя в боях. Впрочем, этому способствовал и продолжающийся развал «лоскутной империи», а с ней и австро-венгерской армии. Развал обороны перед фронтом Юго-Западного фронта в 1916 году был шоком не только для Центральных держав, но и для русского командования, а в 1917 году австро-венгерская армия стала уж совсем никуда не годной. Брусиловский прорыв нанёс страшный удар по австрийской монархии и краха не произошло только за счёт обильной помощи Германии. Образно говоря, Россия и Австро-Венгрия стояли на канате над пропастью и толкали друг друга в пучину, и даже если одна из них падала, второй удержаться было крайне сложно.
Таким образом, Брусиловский прорыв не решил задач, которые были поставлены перед русскими войсками перед его началом. Даже полученный козырь — вступление в войну Румынии — немедленно оказался бит. Наоборот, чудовищные потери русской армии и негативный моральный эффект от поражений в конце операции сильно подкосил существовавший в России режим, из-за чего в критический момент царю оказалось не на кого опереться. Никто — от рабочего и крестьянина до генерала и сановника — не желал более власти Николая Романова над собой.
Интерпретация результатов Брусиловского прорыва
Что же было сделано не так? Оглядываясь с высоты прошедшего столетия, легко увидеть многие изначальные изъяны в планировании. Во-первых, сама постановка задачи удара по германцам как главному противнику вызывает вопросы. Логика «разгромим главного противника, и тогда будет не важно, кто победил на второстепенных театрах» работает для стратегии сокрушения, когда события развиваются быстро. Например, блестящий пример такой стратегии — кампания 1806 года Наполеона против Пруссии. Гнейзенау мог очень успешно оборонять Кольберг, но это не имело никакой роли, когда в главных сражениях при Йене и Ауэрштедте прусская армия была наголову разгромлена и перестала существовать как действенная сила. В длительных войнах, ведущихся на измор, такие ситуации тоже возможны. Окруженные в конце Великой Отечественной в курляндском котле немецкие войска отбили все наступления Красной Армии, но в итоге вынуждены были капитулировать точно так же, как бежавшие из-под Праги. Но такие казусы возникают, когда ситуация на главном направлении развивается быстрее, чем на второстепенных и в нужном для наступающего направлении. Задача разгромить немецкие войска была в 1916 году непосильной для русской армии. Соотношение потерь в этих операциях была хорошо если 4:1 — не в пользу русской армии при почти нулевых успехах. И это несмотря на то, что русский театр военных действий был для немцев второстепенным. Также примечательно, что необходимость наступать именно к северу от Припяти обосновывалась наличием там уже сосредоточенных резервов вкупе со сложностью их переброски на Юго-Западный фронт. При всём этом даже отвлекающий удар по более слабым австро-венгерским войскам чуть не привёл к полному развалу союзника Германии. При выводе из войны Австро-Венгрии силы Центральных держав уменьшались едва ли не на треть по числу дивизий и при этом почти автоматически выбивались из коалиции Болгария и Турция. Такое развитие событий означало бы коллапс Германии. И так немцам пришлось напрячь все силы, чтобы выйти из кризиса летом 1916 года, а при необходимости удерживать фронт ещё и с юга, с территории Австро-Венгрии, шансов продержаться у них не было. Собственно, и в 1918 году выход Германии из войны был предварен капитуляцией её союзников.
Во-вторых, много вопросов вызывает планирование прорыва. Центральная идея — атаковать на широком фронте. Даже такой проницательный автор как Свечин считал это важной находкой и противопоставлял французской методе прорыва на узком фронте. Как уже говорилось, плюсы метода, испробованного в Луцком прорыве — упрощение снабжения и возможность перенацелится на использование успеха на одном участке в случае провала на другом. Также отмечалось, что при сосредоточении на узких участках противник может легко брать под перекрёстный огонь прорывающиеся войска. Наконец, высказывалась идея, что наступление на множестве участков запутает противника, заставит распылить его свои силы. Однако так распыляются и силы наступающего. При этом вместо одного успешного прорыва можно получить множество тягостных неудач. В значительной мере так и вышло: далеко не везде атаки закончились успехом. В дальнейшем подобная схема приводила к ещё большим провалам: множество слабых ударов легче отбить, чем один сокрушающий. Печально известная операция «Марс» подо Ржевом является типичным примером такой операции. Впоследствии от практики множества ударов, направленных на запутывание противника, отказались. Например, уже в параллельно шедшей «Марсу» операции «Уран» наносилось два удара по сходящимся направлениям. И если «Марс» закончился тяжёлым поражением Красной Армии, то «Уран» привёл к окружению под Сталиградом. В дальнейшем практика нанесения одного-двух ударов вместо множества продолжилась и лишь в 1944-1945 некоторые операции, при наличии большого перевеса сил, имели несколько ударов, но каждый из них уже не имел задачу отвлечения противника. Так, несколькими ударами в Висло-Одерской была совершенно обрушена немецкая оборона в Польше.
Довод об опасности перекрёстного огня тоже достаточно странный. Именно артиллерии, выделенной на множество участков, остно не хватало для того, чтобы привести к молчанию артиллерийские батареи противника на главных участков прорыва. Наконец, сосредоточив много войск на одном участке возможно было увеличить ширину этого участка.
Стремление наступать везде и сразу приводило и к нехватке резервов. Имея меньше солдат, противник перед началом наступления имел больше дивизий в резерве, чем русские войска. В итоге даже когда прорыв свершился, оказалось, что развивать его банально нечем: резервы уже были израсходованы. Ждать новых пришлось слишком долго, и противник успел подготовиться. При этом иной раз наступление приходилось останавливать из-за крайней степени утомления войск: после нескольких дней боя солдаты, например, в XVII корпусе буквально засыпали стоя. В результате, когда противник перед фронтом этого корпуса бежал, использовать это оказалось невозможно.
Командование тоже не показало себя на высоте. Тот факт, что австрийская оборона рассыпается, стал очевидным очень быстро. Но Главкомюз (т.е. главнокомандующий юго-западным фронтом) продолжил движение на Ковель, при этом периодически задерживая его для «подравнивания» линии фронта. Вместе с тем наступление в направлении на Львов было вполне реально, что признавал и сам Брусилов в 1920 г. Если же дополнить его разворотом 9 армии Лечинского на север, то это могло привести, как минимум, к масштабному отступлению под угрозой окружения, а то и полному краху Австро-Венгерской армии на Восточном фронте. Алексеев заметил изменение обстановки и отдал распоряжение повернуть на юг удар 8 армии Брусилова. Но распоряжение это не имело обязательного характера и было проигнорировано. Вероятной причиной такого поведения Главкомюза была боязнь встречи с немецкими резервами с открытыми флангами. Именно поэтому войска «подравнивались», именно поэтому наступали на Ковель, который — как важный транспортный узел — был почти неизбежным для немцем центром высадки резервов. Свечин в 1920 в дискуссии заявил, что, вероятно, над Брусиловым довлел печальный опыт осени 1915 года, когда он, командуя 8 армией, уже брал Луцк, но был вынужден отступить из-за контрудара во фланг двух немецких дивизий. Брусилов отвечал, что отвёл войска по приказу свыше, но сам факт отхода и влияние этого на его действия в 1916 году не отрицал. Интересно, что перед наступлением сам Брусилов уверял, что в военном деле удача немало значит, и следует рисковать, бросая войска вперёд, а не собирая резервы на все случаи жизни. Но на деле Брусилов пошёл по наиболее осторожному пути. Мы не знаем, куда бы привёл его удар на Львов, но его осторожность завела русские войска в Ковельский тупик.
Далее следовало бы в июле оборвать операцию, чтобы ударить вместе с Румынией. На это указывал тот же Свечин ещё в 20-е годы. Однако операция продолжилась при всё возрастающем сопротивлении противника и убывающих успехах. Резервы ещё были, но тратились малоэффективно. Наконец, позиция верховного командования по отношению к Румынии показала свою уязвимость. Россия совершенно не хотела помогать ей, но потерять её полностью и дать Центральным державам богатую зерном и нефтью Румынию было ещё хуже. В итоге была выбрана средняя линия, когда изначально войск в Румынию посылали крайне мало, а в итоге набралось на целую армию. Но спасти Румынию не получилось и стоила эта авантюра немалой крови. На это тоже указывал Свечин ещё в 20-е годы.
Если же посмотреть на глобальный уровень, то ситуация ещё хуже. Русская армия уже была в тяжелейшем положении, о чём Алексеев говорил Брусилову перед наступлением. Экономика старой России — тоже не в лучшем. Пока Алексеев пытался придумать, как вывести из войны Германию, всё сложнее становился вопрос, как России дотянуть до мира. Попытки действовать методами стратегии сокрушения в войне, в которой можно было победить только измором, ожидаемо привели к провалу, и Россия полетела в пропасть даже быстрее «лоскутной империи». Интересно, что сразу после Брусиловского прорыва французы сменили осторожного Жоффра, стоявшего за методы измора, на героя Вердена Нивеля, который собирался покончить с немцами одним ударом весной 1917 г. Война показала ошибочность такого подхода: наступление 1917 г. осталось в истории как «бойня Нивеля». Последовавшие за ней бунты во французской армии поставили вопрос об устойчивости Франции в целом. Таким образом, в 1917 году французы повторили ошибку русской Ставки 1916 г. Проблема была в том, что у Ставки выбора почти не было. Бездействие русской армии царю вряд ли бы простили и союзники, и российская оппозиция. С другой стороны, брусиловское наступление ещё не было жестом отчаяния, Ставка верила в его успех. До заведомо авантюрного наступления Керенского оставался год. Тогда в высших эшелонах власти прекрасно понимали опасность, но, образно говоря, играли ва-банк, ставя на красное в тщетной попытке отыграться. Но в июле 1916 г. ещё была надежда на победу традиционными методами.
Наконец, чтобы сделать главной задачей просто дожитие текущего политического режима до развала противника, нужно было быть очень проницательным человеком. Нужно было понять, что неограниченная подводная война немцам успеха не даст, а до этого германский флот окончательно проиграет борьбу за господство на море, Франция устоит перед всеми наступлениями, а США вступят в войну и сумеют перебросить в Европу значительные силы. Гарантированного рецепта победы не существовало, а русское командование пыталось найти путь к успеху с очень плохими исходными условиями.
Никита Баринов
Список литературы:
1. Айрапетов О.Р. Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). Том 3. 1916 год. Сверхнапряжение. М.: Книжный дом Университет, 2016.
2. Барсуков Е. З. Артиллерия русской армии (1900–1917 гг.). Том IV. — М.: Воениздат МВС СССР, 1948.
3. Ветошников Л.В. Брусиловский прорыв. Оперативно-стратегический очерк. М., 1940.
4. Головин H. H. Военные усилия России в Мировой войне. — Париж: Т-во объединённых издателей, 1939.
5. Мировая война 1914-1918. «Луцкий прорыв»: труды и материалы к операции Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 года. Под ред. П.В. Черкасова. М.: Высший Военный Редакционный Совет, 1924.
6. Нелипович C.Г. «Брусиловский прорыв». Наступление Юго-Западного фронта в кампанию 1916 года. М.: Цейхгауз, 2007. — 48 с.
7. Оберюхтин В.И. Барановичи. 1916 г. Военно-исторический очерк. М., 1935.
8. Поликарпов В. В. Русская военно-промышленная политика. 1914-1917. М.: Центрполиграф, 2015.
9. Редкин-Рымашевский А. Действия XXXII корпуса в Луцком прорыве. Май-июнь 1916 г. М.-Л., 1926.
10. Рождественский М. Луцкий прорыв. М., 1938.
11. Свечин А.А. Искусство вождения полка по опыту войны 1914-1918 гг. Том I. М. — Л.: ГИЗ, 1930.
12. Свечин А.А. Тактический факт // Война и Революция. 1934. №7-8.
13. Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. Ч. 5. Период с октября 1915 г. по сентябрь 1916 г. Позиционная война и прорыв австрийцев Юго-Западным фронтом. Составил В.Н. Клембовский. М., 1920.
https://scepsis.net/library/id...
Оценили 18 человек
26 кармы