1987 год. Эх, давно это было. Тогда я уже постепенно превращался из «русского друга и брата» в «московского оккупанта», служа военным следователем в Баку. Золотое времечко. Впереди перемены, гроза и полная неопределённость. А в груди, как и положено, лейтенанту в его неполных двадцать четыре года - жгучий интерес к стремительно меняющемуся миру.
Помощник военного прокурора Бакинского гарнизона Александр Иванович заходит в мой кабинет, расположенный на веранде старенького особняка в Сальянских Казармах, который занимает наша контора. Я как раз печатаю какое-то постановление на огромной электрической пишущей машинке. Когда каретка переводится на новую строку, стол, а вместе с ней и здание, вздрагивают от этой мощи. Она мне напоминает затвор пушки.
- Давай, машина уже ждёт, - кивает мне помпрокурора. - Там под Баку военные строители ДТП заделали. Местный народ волнуется.
Когда я что-то накосячил с уголовным делам, наш прокурор в сердцах установил надо мной надзор и контроль со стороны помощника прокурора. Теперь у нас типа следственно-оперативной группы, где я на побегушках. На этих побегушках добежал уже и до космодрома Байконур, достаточно успешно вытащив старую историю по неуставным отношениям. И вот новое приключение.
Александр Иванович подходит к зеркалу, гордо поправляет свою отутюженную морскую форму. Вся грудь в значках – за какие-то походы и достижения. Сам он невысок, коренаст и держится с таким военно-морским шармом.
Он человек суровый, добросовестный, в душе истинный моряк. А ещё драчливый и страшный бабник. Из тех, которые в припадке любовного томления восклицают: «ежели что, я женюсь».
А с жёнами у него всегда что-то несуразное выходит. Впервые женился ещё во ВКИМО, на юрфаке, перед выпуском. Надели на него морскую форму и распределили в военную прокуратуру Североморска. Жена-москвичка из интеллигентной семьи съездила в Североморск, тут же объявила, что не для того её мама растила, воспитывала и английскому языку учила, чтобы в такой дыре жить. Скандал. Развод. А потом непоследовательные, зато громкие, женские крики-упрёки: «На кого же ты меня бросил, ирод?» И стала она писать на него письма в партком, что, негодяй такой, бросил семью, а ещё коммунист. Тогда у парткома было такое любимое занятие – разбирать жалобы жён и всяких девиц, при этом жестоко карая за аморалку. Позже эта страсть к чужим семейным проблемам вылилась в любовь населения к латиноамериканским сериалам. Но тогда мечту обывателя влезть в чужую личную жизнь вполне можно было реализовать на партсобраниях.
В общем, Сашу пропесочили партийно за пренебрежение интересами семьи. За развод. За длинный язык. За всё. Объяснения его слушать не стали. А в назидание выперли служить на Тихоокеанский флот. Где-то в районе Владивостока.
Там, он, конечно же, нашёл себе новую жену. И, понятное дело, когда его стали переводить в очередной раз в очередную дыру, ехать она с ним отказалась. А дальше по накатанной – развод, жалобы в партком, крики, вопли. То ли женщины везде одинаковые, то ли Саша таких находил. В итоге в наказание он очутился в военной прокуратуре Бакинского гарнизона. Это тогда типа ссылки было.
Зелёнку пехотную он принципиально отказывался надевать, так и оставаясь мариманом в нашем насквозь сухопутном коллективе.
В Баку три прокуратуры тогда было – армейская, гарнизонная и флотилии. Мы, молодёжь, жили, можно сказать, одной семьёй (в приличном смысле слова). Вместе работали до упаду – суббота официально рабочий день, а воскресенье как получится. Чаще приползали с работы домой поздно, порой ночью. И пытались оторваться в любую минуту отдыха.
Все время работали и отдыхали только вместе. Выезжали на природу. Пьянствовали, потом трезвели. Помогали друг другу, чем могли, ничего не прося взамен и зная, что так же беззаветно помогут и тебе. Я вон почти два года у моего друга Игоря прожил, хотя имел свою квартиру – у нас тусовка была там, все собирались. Веселуха.
Ну и новый помощник прокурора стал быстро достойным членом нашего беспокойного коллектива. Естественно, у него опять завязались какие-то отношения с местными дамами - ну, прям до женитьбы. Только отношений много, а женитьба положена пока только одна. И он ещё не мог понять – какая именно.
Мы всей компанией на его новой квартире. Александр Иванович - со своей девахой Наташкой. Народ набрался уже значительно, хотя в Баку в связи с особым положением сухой закон. Но водку и вино возили из Тбилиси, из командировок. Или покупали на Кубинке – такой спекулянтский район, где можно было купить вообще все на свете и не слишком дорого.
Мы как-то расслабились, хотя изначально были злые. Перед этим у винного магазина к нам подошёл развязной походкой азербайджанец, предложил за десятку бутылку вина из подсобки продмага вынести - цена божеская. Мы скинулись. Он деловито зашёл за стойку магазина и нырнул на склад. И просквозил в другой выход.
- Эх, следаки фиговы! – возмущался Александр Иванович. – Как детей нас развели. Двух следователей и помощника прокурора.
- Ага, - кивает Игорь. – Мы потерпевших терзаем, чтобы они описали бандита и словесный портрет составили. А этого хрена кто из нас описать может?
- Никто, - пожимаем мы плечами.
Правда, азербайджанец и азербайджанец, в плаще, с усами. Покажи нам его завтра, а то и сегодня – и фиг узнаешь.
В общем, пошли заливать позор вином. Я, правда, практически не пил. В основном, больше наслаждался нашей весёлой компанией.
В самый разгар процесса пирушки доносится настойчивый стук в дверь. Александр Иванович отталкивает прижавшуюся к нему Наташку и стонет:
- Это она! Не пускайте!
Выясняется, заявилась вторая его пассия.
Игорь перекрывает двухметровой фигурой классического шкафа проход в квартиру и, покачиваясь, объявляет изящной тоненькой пассии:
- Александра Ивановича нет дома!
А из квартиры доносится развязный голос Наташки:
- И пускай валит отседа!
И какой-то успокаивающий голосок помпрокурора.
- Так вроде его же голос! – возмущается женщина.
- Нет, - как биоробот повторяет Игорь. – Александра Ивановича нет дома!
Цокот каблуков. Возмущённые возгласы и проклятия. Одна проблема снялась. Празднование чего-то там неизвестного продолжается.
Потом мы поехали к Игорю – того жена ждала. Остальные остались праздновать.
Утром Юра к нам заявляется. Это вообще был уникум. Его в армию загребли и определили в военные следователи армейской прокуратуры в Баку прям с должности шашлычника. В Краснодаре у него родители - какие-то шишки. Они пристроили его после юрфака следователем в местную милицию и на радостях, что сына при деле, подарили автомашину «Жигули» - мечту советского гражданина. Юра долго на ней не проездил. Пропил за несколько дней – учитывая, сколько стоили тогда машины, это было не просто. Но он смог. Из милиции его вышибли в шашлычники. А позже приняли под сень военной прокуратуры, из которой, впрочем, вскоре его в 1989 году вышибут за кусочничество и недочёты по службе.
Юра пребывает в каком-то странно-сумеречном состоянии, особенно со вчерашнего бодуна. И сообщает нам, закатывая глаза загадочно:
- Все, каюк. У Саши с Наташкой разбор полетов. Он ей в лоб дал. И, наверное, убил.
Чего с нами было – трудно передать. Вот только этого не хватало!
Срываемся к Александру Ивановичу домой. Застаём его и Наташку в добром здравии, мило воркующих, как голубки с площади Ленина. То ли Юре привиделся спьяну бой быков, то ли всё было не так страшно, но обошлось…
В общем, в наказание за служебные грехи я работаю под надзором у Александра Ивановича. Мотаюсь по всему Союзу и как опер ищу каких-то виновных, свидетелей, потерпевших. Выявил несколько тяжких преступлений. В общем, комфортно мне в целом, только прокурор волком смотрит, как на тунеядца.
И тут выезд на это дорожное происшествие. Ничего не поделаешь - служба. Запираю кабинет, прихватываю кожаный потёртый портфель с бланками протоколов, рулеткой и прочим инструментарием.
Пока едем в машине, выясняется, что грузовик из автобата шёл. В нем узбек из племени военных водителей рулил. У многих военных водителей душа, видимо, большого дела и битв жаждет. Поэтому ездят они на грузовике как на танке – кто не спрятался, я не виноват. Вот на такого не спрятавшегося и наехал лихой узбек.
Качественно наехал. Когда мы приехали, трупа уже не было, но ошмётки какие-то валялись кровавые - аж дурно стало.
И там толпа человек пятьдесят собралась. Гаишники стоят какие-то испуганные. Толпа барагозит – мол, военные наших земляков давят. Перед этим командир войсковой части уже приезжал, пытался угомонить народ словами о единстве народа и армии. Получил подполковник в лоб и успешно ретировался – а то могли бы и порвать.
Ну а дальше – концерт. Толпа волнуется. Но на нас пока не прыгает – очень уж тогда в Азербайджане власть уважали, тем более прокурорскую. А тут ещё и Александр Иванович в его отутюженной кремовой военно-морской рубашке и черных брюках. Красавец. Вызывает некую робость.
Начинаем место происшествия осматривать. Появляется майор из воинской части, заместитель командира. Он напряжённо косится на разгорячённую толпу, не без оснований опасаясь, что туземцы вполне могут наброситься и разорвать на куски. Он начинает нам сбивчиво расписывать, как этот наезд был.
Тут подпрыгивает к нам заводила всего этого концерта, самый громкий, и начинает кричать:
- Э, прокурор. Не слушай. Не так всё было!
А народ все больше возбуждается. Орут, начинают уже к нам руки тянуть.
Тут Александр Иванович оглядывает толпу – с хладнокровием и спокойствием адмирала Ушакова, завидевшего турецкие паруса, и говорит:
- И чего это они всё орут? Илья Владимирович, ты пистолет с собой взял?
Пистолета мне взять было неоткуда, поскольку в каких-то тыловых документах не удосужились вооружить нашу контору, что позже, при начале массовых беспорядков, чуть не вышло нам боком. Но я гордо киваю:
- Взял.
- Ну так пристрели тут пару человек.
Тут заводила аж подпрыгивает:
- Э, прокурор! Зачем сразу стрелять?
- Ну а чего вы шумите?
- Так они всё врут, - тыкает он на военных.
- Врут?
- Врут.
- А по-другому все было?
- По-другому. Я знаю.
- А, значит ты свидетель. Ну, сейчас показания возьмём.
- Э, я сам ничего не видел, - заводила как-то начинает отступать, пытаясь затереться в толпе земляков.
- Так, - Александр Иванович обводит мрачным взглядом толпу. – Кто свидетели? Подходите, будем брать показания.
Ну а дальше чисто «Золотой Телёнок», как Остап Бендер разгонял толпу. Прям по классике - при словах «кто свидетели» через минуту от толпы не остаётся никого. И мы продолжаем работать в спокойной обстановке, однако озабоченные одним – а где все же свидетелей брать?
Ну а на следующий день опять командировка – на аэродром, где солдатики ОБАТО распоясались, спёрли кучу имущества, на радостях набили друг другу морду, да ещё на спор в карауле проткнули штык ножом борт боевого самолёта…
В общем, весело. Последние годы перед распадом Державы и хаосом девяностых. Но мы на окраинах Империи уже тогда начали привыкать, что наш привычный мир постепенно становится с ног на голову…
Оценили 7 человек
14 кармы