Февральский переворот Мультатули преподносит как результат тщательно спланированных действий заговорщиков — на страницах книги г-на Мультатули профессиональные террористы организуют толпы горожан, вооружают и сталкивают их с регулярными воинскими частями. Говоря о невидимой «умелой руке», управляющей мятежом, он цитирует последнего начальника Петроградского охранного отделения К.И. Глобачева: «Видны были только кучки вооруженных рабочих, солдат и матросов, перемешанных всяким сбродом; всё это стреляло, куда-то мчалось» (С.95). Мало того, что эта цитата не вяжется с рассуждениями об «умелой руке» — она вдобавок является неполной, ведь её завершение самим Глобачевым: «...куда-то мчалось, но куда и зачем, я думаю, они сами не отдавали себе отчета»[1] не укладывается в обозначенную авторскую концепцию.
Следом г-н Мультатули приводит «любопытные», но ошибочные сведения Л.Д. Троцкого о количестве жертв за период Февральской революции: «1443 убитых и раненых, в том числе 869 военных, из них 60 офицеров» (С.95). Эти цифры являются заниженными — лишь на флоте в Февральскую революцию погибло около 100 офицеров[2].
«Февральские события были событиями локальными. Они коснулись только Петрограда. Вся остальная Россия была совершенно спокойна» (С.93) — пишет П. Мультатули, далее проводя мысль об искусственности революционных событий в столице и отсутствии для них объективных предпосылок. Но о событиях в столице и не могло моментально стать известно в губернских центрах поверженной империи, в силу огромных расстояний между ними. Обильно цитируемый автором С.П. Мельгунов справедливо замечал: «Во многих губерниях центра России (Ярославь, Тула и др.) движение началось 3-го. Жители Херсона даже 5 марта могли читать воззвание губернатора Червинского о народных беспорядках в Петербурге... На фронт весть о революции, естественно, пришла еще позже»[3]. Г-н Мультатули же игнорирует факторы расстояний, тогдашнего уровня логистики, развития средств связи и т. д. В качестве подтверждения своих слов он цитирует сообщение начальника Тифлисского охранного отделения, лукаво датируемое им «от февраля 1917 года» (т. е. речь может идти как о 27 февраля, так и о 14-м, либо вовсе о 1-м?). В этом документе говорится об отсутствии беспорядков и призывов к ним. Однако Тифлисская губерния — это еще не вся Россия, о развитии событий в регионах которой имеется ряд свидетельств.
Февральские дни на улицах Киева
Московский чиновник Н.П. Окунев 28 февраля 1917 г. записал в дневнике: «Волна беспорядков перекатилась и в Москву — сегодня и здесь не вышла ни одна газета <...> К 12 часам дня в Москве остановились все трамваи и бездействуют телефоны»[4]. К вечеру, по его словам, центр города уже заполнили манифестанты с красными флагами и рупорами, Кремль был закрыт. Уже 1 марта «от Лубянского пассажа вдоль к Охотному ряду темнела оживленной массой, может быть, стотысячная толпа. И между пешеходами то и дело мчались в разных направлениях грузовые и пассажирские автомобили, на которых стояли солдаты, прапорщики и студенты, а то и барышни, и, махая красными флагами, приветствовали публику...»[5]. Эту яркую зарисовку дополняют записки встретившего революционные события в Москве, в рядах 1-й запасной артиллерийской бригады прапорщика В.В. Савинкова, брата известного террориста. «28 февраля исполняющий должность старшего офицера нашей батареи прапорщик В. Передал мне приказание полковника Ростовцева остаться после занятий в бригаде по причине ожидающихся беспорядков <...> Часов около 11 я был вызван к Ростовцеву, которому дежурный офицер взволнованно докладывал о начавшихся в бригаде беспорядках: солдаты вышли из бараков и шумят во дворах»[6] — писал он. Почти сразу же стали раздаваться выстрелы, солдаты разобрали оружие со складов, а командующий округом Мрозовский даже пообещал послать несколько пехотных и кавалерийских частей на усмирение бунта в бригаде. Что это было — «совершенное спокойствие всей остальной России» по Мультатули?
Впрочем, незамедлительная реакция населения и гарнизона Москвы неудивительна, но и на задворках империи события подчас развивались достаточно динамично. «В ближайшее за государственным переворотом воскресенье в Ташкенте на соборной площади в ознаменование петроградских событий состоялось народное празднество с парадом войск гарнизона <...> Все участники празднества были украшены красными знаменами и бантиками, военные и гражданские чины имели на фуражках обтянутые красной материей кокарды» — вспоминал российский дипломат С.В. Чиркин[7].
Впрочем, наряду со столь далеко идущими утверждениями, автор допускает ошибку на ошибке даже в незначительных деталях. Например, он цитирует французского историка Тьерри Нолина: «Как только произошла февральская революция, в Россию приехал Иосиф Трумпельдор...», а затем в примечании дает краткую справку о последнем. Приведу её целиком:
«Иосиф Зеевич Трумпельдор (1880-1920). Деятель сионистского движения. Герой русско-японской войны, в которой потерял руку. Георгиевский кавалер, первый русский офицер иудейского вероисповедания. В 1911 году репатриировался в Палестину, вступил в ряды британской армии. Погиб в бою с арабами». (С.109) Между тем подлинный Трумпельдор, Вольфович, а не Зеевич, по отчеству, в 1912 г. закончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета и только затем отправился в Эрец-Исраэль. Чин капитана британской армии Трумпельдор получил лишь в 1915 г., а в Россию он вновь прибыл не сразу после падения самодержавия, а уже в июне 1917 г.[8]
Иосиф Вольфович (а не Зеевич, как полагает Мультатули) Трумпельдор в британской военной формеОднако вернемся к причинам якобы «локальной» Февральской революции и свержения самодержавия — кто же был её организатором? Тут г-н Мультатули, клеймивший в начале книге шпиономанию как вредоносное явление, сам не на шутку увлекается ею. На протяжении ряда страниц он целенаправленно, опираясь на любые косвенные свидетельства, «разоблачает» шпионские скандалы и выявляет нити заговора, связанные с именем А.И. Гучкова. В контекст повествования вплетается множество персоналий, в том числе имя назначенного Гучковым на должность секретаря думской комиссии по государственной обороне капитана П.М. Михайлова. Мультатули упоминает дело барона Э.Р. Унгерна фон Штернберга, изобличенного в 1910 г. в сотрудничестве с австро-венгерской разведкой, а следом дает читателю понять, что секретными сведениями того снабжал никто иной, как Михайлов (С.205). В этой связи Гучков, якобы опасаясь собственного разоблачения, вынудил своего протеже покинуть свой пост. Автор в этом сюжете оказался скуп на ляпы: он всего-навсего наделяет барона инициалами Э.П. и пытается усадить рядом с ним на скамью подсудимых и капитана Михайлова, бывшего на том процессе одним из главных свидетелей обвинения[9].
Далее — необходимо продемонстрировать читателям давнюю связь Гучкова с военной верхушкой. Мультатули начинает с главнокомандующего войсками Северного фронта, генерал-адъютанта Н.В. Рузского, якобы советовавшегося с Гучковым по самым разнообразным вопросам. Здесь в не совсем понятной связи внимание автора фокусируется на отряде Особой важности поручика Л.Н. Пунина — уникальном партизанском формировании в русской армии, созданном в 1915 г. Даже в краткой справке об отряде Мультатули умудряется ошибиться: «был официально сформирован приказом императора Николая II 7-го декабря 1915» (С.207) — пишет он, тогда как в действительности Леонид Пунин уже в середине октября получил официальное разрешение создать отряд, а в ноябре был назначен его командиром[10]. Следом Мультатули задается сам и предлагает читателям озадачиться непраздным вопросом: «Какое отношение к этому делу мог иметь А. И. Гучков?» (С.208). Однако сам оставляет его без ответа...
На очереди — генерал В.И. Ромейко-Гурко. Как пишет Мультатули, они были давно знакомы, так как оба участвовали в англо-бурской войне и это справедливо[11]. Но при этом он датирует войну 1899–1900 гг. (?!), что едва ли поддается объяснению.
Капитан 1-го ранга А.В. Колчак — следующий из скованных одной цепью с Гучковым. Именно с протекцией последнего Мультатули связывает повышение Колчака в чине и назначение командующим Черноморским флотом. Однако ни в одной из приводимых им цитат в качестве подтверждения Гучков не фигурирует даже косвенно. Профессор В.И. Старцев полагал, что Непенину и Колчаку сослужила службу их репутация либералов и оппозиционеров, между тем в недавних научных публикациях было озвучено объяснение этих кадровых решений «молодостью и энергичностью» обоих флотоводцев[12].
С другими представителями генералитета, завязанными с Гучковым, Мультатули так же не церемонится. Л.Г. Корнилов, по его словам, после Русско-японской войны служил в войсках пограничной стражи Заамурского военного округа, хотя на деле он служил там в 03.06.1911–04.07.1913 гг. Автору представляются «туманными» обстоятельства пленения как его, так и генерала Е.И. Мартынова в годы Первой мировой, хотя они являются вполне ясными: Корнилов 29 апреля 1915 г. был вынужден сдаться в плен австро-венгерским частям, будучи раненым в голову и руку, а Мартынов — сбит и пленен 10 августа 1914 г. во время разведывательного полета на расположением вражеских частей[13].
А.И. Гучков
Начальника Главного артиллерийского управления генерала А.А. Маниковского Мультатули не только записывает в масоны вслед за публицистом В.В. Кожиновым (несмотря на то что научные данные, подтверждающие его принадлежность к какой-либо ложе отсутствуют), но и прочит задним числом в диктаторы, как и многих других вышеупомянутых генералов. Действительно, член Государственной Думы И.С. Васильчиков со своим шурином камергером Д.Л. Вяземским и М.И. Терещенко вечером 27 февраля 1917 г. попытались убедить Маниковского взять на себя командование в Петрограде. Однако он отверг это предложение, что неудивительно, если ознакомиться с его письмами начальнику Управления полевого генерал-инспектора артиллерии генерал-майору Е.З. Барсукову за полгода до начала революции: «Неужели около ГОСУДАРЯ нет такого верного и правдивого слуги, который прямо и открыто доложил [бы] ЕМУ, что так дальше продолжаться не должно <...> А ведь пожар УЖЕ ГОРИТ, и только слепцы, да заведомые враги Царю не видят его...»[14]. В свое время эти факты проигнорировал один из первых разоблачителей масонства Маниковского, историк Н.Н. Яковлев. Мультатули же на радостях титуловал его академиком (видимо, спутав с «архитектором перестройки») и вставил в строку еще одно лыко.
На роль лидера генералов-заговорщиков г-н Мультатули назначает, разумеется, М.В. Алексеева. Кому, как не начальнику штаба Ставки, руководить подготовкой свержения царя в условиях тяжелейшей войны с мощными армиями Германии, Турции и Австро-Венгрии? Правда, автор умалчивает о том, что Алексеев был довольно конфликтным военным администратором, склонным к конфликтам и непростым во взаимоотношениях. Это влияло и на кадровые решения в верхушке армии — например, трения между ним и Ю.Н. Даниловым не позволили последнему остаться во главе Главного Управления Генерального штаба[15]. В переписке с сыном Алексеев высказывался о коллегах вполне однозначно: «Плохо работал Радко, еще хуже Добророльский, оказавшийся негодным начальником штаба. Иванов обратился за это время совсем в мокрую курицу, Драгом[иров] изнервничался и заменен другим»[16].
Итак, перечислен ряд фамилий генералов Русской императорской армии, волею судеб оказавшихся знакомыми с А.И. Гучковым. На основании этого крайне сложно сделать вывод о том, что их, и еще многих влиятельных людей по всему миру объединил заговор против императора — это очевидно даже для Мультатули. Вдобавок сам Гучков позже вспоминал, что «никого из крупных военных к заговору привлечь не удалось»[17]. Однако автор с упорством ищет объединяющий заговорщиков фактор, а когда не находит— то умозрительно создает его на страницах своей книги. Перед читателем причудливо переплетаются бесопоповское старообрядчество одних, приверженность масонству других, холодный расчет третьих (зарубежных партнеров заговорщиков) и т. д. Автора не смущает, что подобная совокупность включает в себя, пользуясь Интернет-терминологией, «взаимоисключающие параграфы».
С якобы тянувшейся из Штатов нитью заговора ситуация приблизительно ясна и остается лишь вновь посоветовать доверчивым читателям разграничивать для себя сугубо научное творчество американского профессора Э. Саттона и его же конспирологическоие труды о том, как «Орден» организует войны и революции. Именно он был в числе зачинателей этого направления в историографии, практически не вышедшего за рамки маргиналий. Далеко не столь однозначно обстоит ситуация с масонским фактором.
Эта страница истории России по сей день остается предметом жарких дебатов как историков, так и публицистов. Причем множество мнений и точек зрения на самые разнообразные аспекты истории русского масонства не всегда играет в пользу научного освоения этой проблематики. На этом же поприще еще в советское время взращивались спекуляции, количество коих в наши дни и вовсе не поддается учету. Масонам вменяются самые темные и деструктивные замыслы и деяния, ведущие к социальным катаклизмам. В книге г-на Мультатули таковой изображается Февральская революция. Безусловно, любой из нас имеет право на собственное мнение, в том числе и по столь щекотливому вопросу. Однако писатель, способный довести свою точку зрения до тысяч читателей, подспудно становится ответственным за формирование у них истинной картины событий — подчеркиваю, истинной, а не кажущейся таковой автору. Подобной научной добросовестности нельзя отнять у крупнейших отечественных и зарубежных исследователей российского масонства. И, что характерно, их выводы идут вразрез с умозаключениями г-на Мультатули. Известный польский исследователь Л. Хасс констатировал: Февральская революция застала русское масонство врасплох[18]. Аналогичного мнения придерживались и такие маститые ученые как В.И. Старцев («...Бурный характер Февральской революции, и особенно восстания 27 февраля 1917 г., явился абсолютной неожиданностью для масонов»[19])и О.Ф. Соловьев («Свидетельств непосредственного участия... масонской организации в осуществлении революции не имеется»[20]). Более того, последний указывает на принадлежность к «вольным каменщикам»... Николая II, входившего в состав ложи братства Креста и Звезды, созданного французским мартинистом Филиппом в 1895 г.[21]
Арест генералов в февральские дни 1917 года. Рисунок И.А. Владимирова
В целом же, подобное следование доктринальным положениям об организации революции масонством напоминает бытовавшую в советской историографии установку о большевистском руководстве событиями Февральской революции. Как вспоминал видный отечественный историк Р.Ш. Ганелин, для её обоснования специально подбирались документы, как то — полицейское донесение о заседании Петербургского комитета большевиков от 25 февраля 1917 г. По нему 27 февраля должно было начаться сооружение большевиками баррикад, произведена порча водопровода, телефонов и т. д. Однако всю патетику вполне аутентичного архивного источника сводил на нет рассудительный комментарий очевидицы событий М.Г. Павловой. «Голубчик,— ответила она,— это очень просто. На заседании ПК, как правило, присутствовал кто-нибудь из полицейских агентов. В это время, скорее всего, — Озол или Шурканов. Я думаю, что это был Шурканов... Он имел обыкновение сам наговорить побольше всяких ужасов, там ведь не сказано, наверное, кто что предлагал, а потом просил у жандармского офицера повысить плату ввиду важности сообщенного»[22]. Увы, г-ну Мультатули незнаком, либо чужд аналогичный, столь важный для исследователя прием, именуемый в философии «бритвой Оккама»...
Однако автору не откажешь в оригинальности взгляда на причины революции — по его мнению, верхушка армии подталкивала Родзянко и остальных на осуществление государственного переворота (С.229). Однако в действительности председатель Временного комитета Государственной Думы нуждался в военной поддержке, а никак не наоборот, одновременно с этим опасаясь конфронтации с силовиками. Уже в дни революции Родзянко, будучи на грани утраты власти, неизменно повторял Рузскому в телефонных разговорах, что его предписания по-прежнему исполняются и что ему до сих пор верят. Между тем призрачность его полномочий была очевидной — не случайно М.В. Алексеев негодовал в письме к генералу В.В. Сахарову: «В сообщениях Родзянко нет откровенности и искренности»[23]. Однако ввиду непреложного факта революции и стихийного развития событий Ставка все же приняла неофициальное решение поддержать Временный комитет.
В конце этого, практически самого важного раздела своей книги Мультатули формулирует свои выводы тоном, не терпящим сомнений: «Все разговоры о том, что генералы думали о «благе России», «были обмануты» заговорщиками не выдерживают критики. Верность царю означала <...> возможность войти в поверженный Берлин в свете генерал-адъютантов истинного Победителя — императора Николая II. <...> Но для Алексеева, Брусилова, Колчака, Корнилова — этого было недостаточно. Они сами хотели быть победителями. Они сами хотели участвовать в переделе Европы...» (С.216). Следуя завету А.С. Пушкина, не буду в данном случае оспаривать Мультатули и его недюжинную фантазию, тем более, что об «истинном Победителе» и его полководческом таланте я уже писал ранее.
Демонстрация солдат с требованием тюремного содержания для Николая II
Однако внести ясность относительно перечисленных автором узурпаторов победы необходимо. Забегая вперед, посмотрим на то, во что же вылилось и как проявилось их стремление низвергнуть царя и переделать Европу?
М.В. Алексеев — вплоть до вечера 28 февраля усердно трудился над планом усмирения питерских волнений[24], а уже на второй день после отречения Николая II признавался своему генерал-квартирмейстеру А.С. Лукомскому: «Никогда не прощу себе, что поверил в искренность некоторых людей, послушался их послал телеграммы главнокомандующим по вопросу об отречении генерала от престола»[25]. Поневоле задумаешься, не страдал ли начштаба Ставки раздвоением личности...
Н.В. Рузский — глубоко сожалел, что «в своей длительной беседе с государем вечером 1 марта поколебал устои Трона, желая их укрепить...», до конца своих дней не мог без волнения говорить о «трагических днях 1 и 2 марта»[26].
А.В. Колчак — из всех командующих фронтами и флотами, кому Алексеев 2 марта разослал телеграммы, запросив мнения об отречении Николая II, он единственный не поддержал ультиматум царю[27]. Затем, в разгар революционных событий на Черноморском флоте он в знак протеста против изъятия оружия у офицеров и постановления Делегатского собрания армии, флота и рабочих об их аресте 6 июня 1917 г. добровольно сдал свою должность. Полтора месяца спустя Колчак, не желая участвовать в политических играх, в составе русской морской миссии при американском флоте отбыл в САСШ[28]. Довольно странные проявления рвения к власти на тот момент, не правда ли?
Л.Г. Корнилов — стал первым революционным генералом, 7 марта 1917 г. арестовав императрицу Александру Федоровну, однако впоследствии не скрывал: «Я никогда не был против монархии, так как Россия слишком велика, чтобы быть республикой. Кроме того, я – казак. Казак настоящий не может не быть монархистом»[29].
Разумеется, ничего подобного г-н Мультатули в своей книге не сообщает и не берет во внимание — он обходится безапелляционными высказываниями. Однако в русской армии были генералы, безусловно оставшиеся верными императору после его отречения Кого же в их числе упоминает Мультатули?
Генерал от кавалерии, генерал-адъютант Гусейн Али Хан Нахичеванский. По словам автора, он отказался присягать Временному правительству и тоже послал Николаю II телеграмму с выражением своей преданности готовности прийти на помощь. Однако в действительности её от имени генерала Хана Нахичеванского, но без его ведома отправил начальника штаба Гвардейского кавалерийского корпуса генерал-майор барон А.Г. Винекен[30]. Корпус же вместе с командиром присягнул Временному правительству чуть более недели спустя после отречения царя. Тогда-то Хан Нахичеванский и вправду отправил телеграмму — правда, адресованную военному министру А.И. Гучкову и следующего содержания: «Довожу до сведения Вашего, что еще до дня присяги вся гвардейская кавалерия от старшего генерала до последнего солдата была и есть преисполнена желания положить жизнь за дорогую Родину, руководимую ныне новым правительством»[31]. По прошествии еще нескольких дней свел счеты с жизнью подлинно оставшийся верным короне Винекен, но до него г-ну Мультатули, похоже, и дела нет.
Генерал от кавалерии П.К. фон Ренненкампф. (С.618) Его упоминание в данном контексте не совсем понятно — в отличие от Хана Нахичеванского он не адресовал Николаю II даже мнимых заверений в лояльности. Да, после начала Великой русской революции он был арестован и водворен в Петропавловскую крепость, но следствие не выявило фактов, достаточных для выдвижения против Ренненкампфа обвинения. Да, Серж Андоленко в посвященной ему статье предположил: «если в феврале 1917 г. в Пскове был бы не генерал Рузский, а генерал Ренненкампф, то совета отрекаться он бы Государю не дал»[32], но даже он резонно заметил, что подобные гадания нецелесообразны.
Историк А.В. Ганин в числе видных военачальников, отказавшихся присягать Временному правительству, наряду с вышеупомянутым графом Ф.А. Келлером, называет командующего IX армией генерала от инфантерии П.А. Лечицкого и командира XXXI армейского корпуса генерала от артиллерии, генерал-адъютанта П.И. Мищенко[33]. Этих фамилий, как и любых иных, в почетном списке Мультатули нет.
В рассмотренной, условно выделенной части книги «Николай II. Отречение, которого не было» весьма наглядно проявились черты авторской публицистической манеры. Это, во-первых, обусловленность выводов изначально заданными положениями концепции. Мультатули не проводит исследование с целью выявления истины, а конструирует из отрывочных сведений текст, содержание которого отвечает названию главы — «Заговор генералов». Подчас его не смущает не только отсутствие подтвержений приводимых им сведений, но даже формальной логики. Вот характерный пример: «Как известно, дивизия Крымова в 1916 году была переброшена на Румынский фронт. На том же фронте командовал 8-м корпусом генерал Деникин. В непосредственной близости находился Черноморский флот, которым с лета того же 1916 года командовал вице-адмирал Колчак» (С.230). И вправду, как из этого совпадения не сделать вывода об участии всех троих в антимонархическом заговоре?..
Во-вторых, г-н Мультатули, либо не владея методологией исторического исследования, либо сознательно отказавшись от неё, весьма неразборчив в подборе литературы и источников. Рядом со ссылками на работы вполне признанных и здравомыслящих специалистов можно обнаружить обращения к совершенно ненаучным изданиям.
В-третьих, недобросовестный подход автора даже к признанным и проверенным материалам выражается в выделении фактов, удобных для его умозаключений и элементарном замалчивании неудобных.
Ну, и в-четвертых, сказывается банальный дефицит фактических знаний автора, что и порождает такое множество ошибок в изложении событий.
Тем временем, теория заговора заслоняется фигурой, символизирующей царствование Николая II едва ли не выразительнее самого царя. Речь, конечно же, о Григории Распутине. Перед г-ном Мультатули встает непростая задача — написать о нем, не замарав при этом дражайшую императорскую чету. Но наш автор с легкостью выходит из положения.
За неимением серьезной доказательной базы, г-н Мультатули берется утверждать, что отложившиеся в архиве телеграммы Распутина — известные образчики неграмотности — являются подделками (С.253). Ведь в таком случае выбраковке следует подвергнуть целый массив исторических источников, содержащих безнадежно компрометирующую Распутина информацию. Например, если телеграмма с указанием от «старца» о назначении И.Г. Щегловитова на пост премьер-министра и С.П. Белецкого министром иностранных дел — фальшивка, то вывод очевиден: Распутин не обладал и не пользовался серьезным ресурсом власти.
Автограф Распутина - телеграмма 'министеру Хвостову'
К досаде г-на Мультатули, это не так. Известно, что еще в 1911 г. император отправил Распутина в качестве личного посланника в Нижний Новгород, дабы тот на месте решил — сможет ли тамошний губернатор А.Н. Хвостов сменить П.А. Столыпина на посту министра внутренних дел[34]. В итоге Распутин обиделся на нелюбезный прием, не дал нужного отзыва и Хвостов не получил назначения. На протяжении последующих лет, особенно с началом Первой мировой войны, ситуация лишь усугублялась. При этом наиболее объективной точкой зрения о степени влияния Распутина на управление государством представляется следующая: «Диапазон мнений — от признания за ним полного господства в политике до отрицания его влияния на курс власти вообще. Правильная оценка роли Распутина находится между этими полюсами»[35].
Мультатули также объявляет подделкой дневники наружного наблюдения за Распутиным, составленные агентами охранных отделений. Никак иначе опровергнуть содержащиеся в них сведения автор неспособен. Однако во-первых он недобросовестно цитирует мнение специалистов по истории дореволюционных спецслужб. Например, из слов З.И. Перегудовой: «Существует точка зрения, что эти дневники — более поздняя фальсификация. Некоторые исследователи считают, что наблюдение не велось...» Мультатули делает безапе вывод о том что в ГА РФ не имеется подлинников дневников наружного наблюдения (С.259). А во-вторых, достоверность выписок из них, в том числе и по пьяному дебошу Распутина в ресторане «Яр» 26 марта 1915 г., уже доказана, причем в рамках диссертационного исследования[36], а не публицистического сочинения, коих тысячи.
Да и аргументация Мультатули подчас наивна донельзя. Например, генерала К.И. Глобачева, справедливо написавшего о Распутине: «Искренней любви ни к одной из его многочисленных любовниц у него не было. Его просто влекло к женскому телу чувство похоти и разврата» (С.260) он упрекает в... недостойном оперативного сотрудника и руководителя органов госбезопасности стиле.
Вот еще несколько наглядных и документированных примеров широты души того, кого Мультатули ограждает от наветов, а некоторые особо горячие головы призывают канонизировать:
«Григорий Распутин говорил, что, целуя женщин и девушек, он закаляет их против страсти...»;
«...Просвирня показала, что однажды, спускаясь вместе с ней на погребицу, Распутин чуть не изнасиловал её, уверяя, греха здесь нет, что в нем вся Святая Троица»;
«Он отчаянно бил одетую в фантастический костюм, в белое платье, украшенное ленточками, г-жу Лохтину, которая, хватая его за член, кричала ему: «Ты Бог», а он отвечал ей: «Ты стерва»;
«В банях <...> будучи совершенно нагим, как и присутствовавшие женщины, Распутин, с одной стороны, произносил длинные проповеди на религиозные темы, а с другой стороны, заставлял своих поклонниц обмывать его половые органы»;
«Однажды, когда жене моей некогда было дожидаться вышедшего в кабинет Распутина, она пошла с Головиной в переднюю и в полуоткрытую дверь кабинета увидала неприкрытую картину полового акта. Она невольно ахнула и, обернувшись, встретилась со взглядом провожавшей их жены Распутина. «А ты не охай,— заметила Распутина,— у каждого свой крест, у него этот крест...»[37]
Распутин с генерал-майором князем Путятиным
Полагаю, этого в рамках рецензии более чем достаточно. Тем более что и автор прерывает повествование о Распутине и предлагает «перенестись» в первые годы царствования Николая II. Речь заходит о его геополитических интересах на Востоке. Г-н Мультатули выспренне рассуждает о приросте России Азией, изображая Николая II неким ориенталистом, якобы стремящимся к созданию дружественного России Востока (С.276-277). В действительности, как я уже писал ранее, царь даже в высочайших подписях к министерским докладам редко именовал японцев иначе как «макаками»[38]. Такая антипатия вполне объяснима в свете известного инцидента в Оцу 29 апреля 1891 г., когда полицейский Цуда Сандзо нанес путешествующему по Японии цесаревичу удар мечом по голове. Рана оказалась неопасной для жизни, однако осталась для будущего царя неприятным воспоминанием на всю жизнь в виде шрама и головных болей. Виновный был приговорен к пожизненному заключению в тюрьму, где и скончался несколько месяцев спустя. В общем, едва ли молодой царь относился к японцам в частности, и азиатам в целом радушно после подобного эксцесса. Однако Мультатули вовсе не упоминает об этом и не придает данному нюансу значения — он сообщает читателям об эмиссарах царя на Востоке, при этом подчас доходя до абсурда. Первый из них — князь Э.Э. Ухтомский, востоковед-энтузиаст, сопровождавший цесаревича Николая в его азиатском вояже. Этот почтенный муж сперва именуется автором «Успенским» (?), а затем назначается главой военной разведки на Дальнем Востоке[39] (???). При этом в тексте даже не упоминается имя подлинного русского военного агента на Дальнем Востоке, Генерального штаба полковника К.И. Вогака, в 1892–1894 гг. изучавшего китайские вооруженные силы, фортификацию и следившего за ходом японско-китайской войны. Сильно сомневаюсь, что г-ну Мультатули вообще что-либо известно о русской военной разведке, если он столь нагло обращается с её историей.
На голубом глазу он производит в «главу агентуры князя Ухтомского» придворного лекаря-гомеопата Джамсарана Бадмаева (С.278). Стараниями автора перед читателями предстает персонаж одного порядка с такими знаковыми фигурами, как барон Р.Ф. Унгерн фон Штернберг и Н.К. Рерих. Первый стремился к созданию державы, которая объединила бы кочевников Востока от берегов Индийского и Тихого океанов до Казани и Астрахани[40]. Второй, по существующей версии, вынашивал план создания монголо-сибирского государства со столицей в Звенигороде, на русском Алтае с утверждением там культа Будды Майтрейи[41]. Сколь наивным прожектерством не выглядели бы сегодня оба эти замысла — попытка поднять деятельность Дж. Бадмаева на аналогичный уровень напоминает фарс и является несостоятельной. К слову говоря, далее в тексте книги приводится совершенно справедливая характеристика последнего: «Какой-то подозрительный тибетский врач, шарлатан, опаивавший царя каким-то зельем, авантюрист, проходимец, друг Распутина» (С.280). Хотя сам г-н Мультатули с ней, разумеется, категорически не согласен.
Бадмаев - еще один мистик-шарлатан, приближенный к трону
Итог его «душистой легенде, уснащенной восточным орнаментом» (© И. Ильф, Е. Петров) подводит весьма красноречивый факт: «Далай-лама XIII направил императору Николаю II делегацию буддийских монахов, которая передала Государю подлинные одежды Будды и священную мандалу». И это действительно было. Однако вынужден огорчить г-на Мультатули — было не только это. Тот же Далай-лама XIII, после Октябрьской революции в России, очень рассчитывал на получение политического убежища в Советской России; «Надеюсь, что «красные русские» помогут нам!» — писал он своему представителю Агвану Дорджиеву.
Дальнейшие рассуждения автора об «английских и германских военно-разведывательных и оккультных миссиях» в Тибете (С.283) (словно в той же Германии уже тогда вовсю функционировало пресловутое «Аненербе») не представляют интереса. Показательно иное — вся это около-мистическое многословье заслонило от самого г-на Мультатули и его читателей вполне вероятное намерение Британской империи вступить в войну с Россией в 1904 г. Вторжение английских войск на территорию Афганистана с выходом к южным границам Российской империи казалось тогда вполне возможным[42]. Об этом, как и об известном Гулльском инциденте, автор не сообщает своим читателям.
Куда важнее для него другой аспект — правда, опять-таки взятый не иначе как с потолка: «Скорее всего, Распутин обладал фактическими сведениями о связях сектантов с тайными сообществами Запада» (С.285). В качестве подтверждающего это предположение примера приводится версия об изобличении «Святым чертом» великого князя Дмитрия Павловича и Ф.Ф. Юсупова в... мужеложстве. Нагляднее и ярче примера завязок с сектами и тайными сообществами и придумать сложно, вне всякого сомнения...
Однако, на случай, если здравомыслящие читатели примут его пассажи за шутку, Мультатули постулирует: «Следовательно, главной причиной убийства Распутина было уничтожение опасного разведывательного координирующего центра...» (С.285). Нынче в литературе существует немало оценок личности Г.Е. Распутина — от резонно критических, до вполне толерантных и даже апологетических, но вряд ли до сих пор кто-либо додумывался до подобного вздора. Нам остается лишь представлять реакцию офицеров Отдела квартирмейстера ГУГШ (центрального органа агентурной разведки России), прочти они сегодня нечто подобное...
Да, участие британских спецслужб в убийстве Распутина сегодня признается даже весьма респектабельными историками[43]. Причиной этого преступления считается стремление не допустить заключения между Российской и Германской империями сепаратного мира. Однако к моменту устранения «старца» ситуация в высшем руководстве России уже нормализовалась — был отправлен в отставку руководивший министерствами как внутренних, так и иностранных дел председатель Совета министров Б.В. Штюрмер (креатура Распутина). Российская империя осталась верна своим союзническим обязательствам, констатирует исследователь[44]. Но Мультатули оставляет предположение о недопущении сепаратного мира на совести разделяющих его авторов и подводит итог своей «распутинианы» следующим безапелляционным утверждением: «Сила, руководившая этим убийством, через два с лишним месяца обрушит государственный строй Российской империи, а еще через полтора года совершит изуверское убийство царской семьи» (С.287). Остается понять — Распутина убила РКП (б) или же расстрел царской семьи осуществила английская разведка?..
Фигура Григория Распутина заслуженно считалась, да и сегодня считается символом системного кризиса государственной и общественной систем самодержавной России. Возможно, она не удостаивалась должного объективного изучения; подход советских историков к этой персоне отчасти был предвзятым и шаблонным. Распутин и его деяния заведомо оказывались выходящими за все возможные рамки тогдашних представлений об этике ученого и художника. Например, работа над фильмом Э. Климова «Агония» о Распутина шла с великим множеством препон. «Почему именно сегодня надо живописать на экране мерзостные выходки «святого старца»?.., «Моральная чистота, скромность советского кино не позволили вытаскивать на экран эту грязь даже в целях разоблачения царизма»[45] — категорично высказывались члены Главной сценарной редакционной коллегии. Сегодня ряд публицистов так же не стремится объективно исследовать природу и последствия явления «распутинщины», а всеми правдами и неправдами отмывает добела черного кобеля. Аналогичная попытка г-на Мультатули оказалась совершенно безуспешной — в силу не только ряда фактических ошибок, не делающих чести исследователю, но и явной условности его важнейших, но ничем не подтверждаемых предположений. И его вклад в «распутиниану» более походит на игру праздного ума.
Между тем, Распутин убит и покидает авансцену повествования. Автор постепенно подводит читателя к событиям Февраля 1917 г., впрочем, уже упоминавшимся в тексте. Он объясняет, почему Николай II не прибегнул к репрессиям против «заговорщиков» для сохранения самодержавия, хотя был не чужд крутых мер к врагам существующего строя. Правда, в качестве примера непонятно к чему приводится резолюция царя... о замене расстрела каторгой для троих донских казаков, обвиненных осенью 1915 года в мародерстве (С.294). Как бы то ни было, Николай II, по словам г-на Мультатули, контролировал ситуацию с «заговорами». Итак, императрица Александра Федоровна в близких к истерике письмах супругу требует от него быть сильным на манер Петра I, и даже перевешать членов Думы. Николай II подписывается под ответными письмами «Твой слабый, безвольный муженек»[46]. Его мать, вдовствующая императрица Мария Федоровна, едва сдерживаясь, пишет в своем дневнике о той, «которая всех ненавидит и мечтает о мести. Чем же все это закончится?!»[47].
С 1 января 1917 г., ознаменовавшегося назначением И.Г. Щегловитова на должность председателя Государственного Совета, счет времени до начала Великой русской революции пошел на дни....
Юрий Бахурин
___________________________________________
[1] Цит. по: Глобачев К.И. Правда о русской революции: Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения. М., 2009. С.126.
[2] Елизаров М.А. «...Здесь было много слепого, стихийного и страшного мщения». Самосуды на флоте в первые дни Февральской революции 1917 года // Военно-исторический журнал. 2006. № 12. С.47.
[3] Мельгунов С.П. Мартовские дни 1917 года. М., 2006. С.21.
[4] Окунев Н.П. Дневник москвича, 1917–1924: В 2 книгах. Кн.1. М., 1997. С.12.
[5] Там же. С.14.
[6] Цит. по: Савинков В.В. Февральская революция // Военно-исторический журнал. 2006. № 2. С.63.
[7] Чиркин С.В. Двадцать лет службы на Востоке: Записки царского дипломата. М., 2006. С.260–261.
[8] Гак А.М. Иосиф Трумпельдор: необычная судьба героя Порт-Артура // Новая и новейшая история. 2004. № 3. С.226–228.
[9] Фуллер У. Внутренний враг: Шпиономания и закат императорской России. М., 2009. С.327.
[10] Хорошилова О. Всадники, несущие смерть Германии. Штрихи к истории отряда Особой важности атамана Пунина (1915-1918) // Родина. 2010. № 4. С.63, 67.
[11] А.И. Гучков принимал участие в боевых действиях в качестве добровольца, подполковник В.И. Ромейко-Гурко — военного агента при армии буров. См.: Шубин Г.В. «Желаю отправиться в Южную Африку...» Участие русских офицеров-добровольцев в англо-бурской войне 1899–1902 гг. // Военно-исторический журнал. 2001. № 1. С.75.
[12] Козлов Д.Ю., Подсобляев Е.Ф., Грибовский В.Ю. «Должен признать... что к делу развития морской силы Колчак имел громадное влияние». К вопросу об эффективности управления силами флота вице-адмиралом А.В. Колчаком // Военно-исторический журнал. 2006. № 2. С.35.
[13] Гущин Ф.А., Жебровский С.С. Пленные генералы Российской императорской армии, 1914–1917. М., 2010. С.223, 258.
[14] Цит. по: Поликарпов В.В. От Цусимы к Февралю. Царизм и военная промышленность в начале ХХ века. М., 2008. С.314.
[15] Кожевникова Г.В. Главное Управление Генерального штаба и Ставка Верховного главнокомандующего: проблема преемственности оперативного управления Вооруженными силами (1914–1917 гг.) // Государственный аппарат в России в годы революции и Гражданской войны. Материалы Всероссийской конференции 22 декабря 1997 г. М., 1998. С.126.
[16] Цит. по: «Во имя честности, во имя любви к нашей дорогой России». Письма генерала М.В. Алексеева к сыну Николаю // Источник. 1997. № 3. С.24.
[17] Цит. по: Война общество в ХХ веке. Кн.1: Война и общество накануне и в период Первой мировой войны. М., 2008. С.145; Мельгунов С.П. На путях к дворцовому перевороту. Париж, 1931. С.149.
[18] Хасс Л. Русские масоны первых десятилетий ХХ века // Историки отвечают на вопросы. Вып. 2. М., 1990. С.153.
[19] Цит. по: Старцев В.И. Российские масоны ХХ века // Вопросы истории. 1989. № 6. С.50.
[20] Цит. по: Соловьев О.Ф. Масонство в России // Вопросы истории. 1988. № 10. С.24.
[21] Соловьев О.Ф. Рец. на: О. А. Платонов. Терновый венец России. Тайная история масонства 1731–1996. М. «Родник». 1996. 703 с.; А. И. Серков. История русского масонства 1845–1945. СПб. Изд-во им. Н. И. Новикова. 1997. 480 с. // Вопросы истории. 1998. № 9. С.157.
[22] Цит. по: Ганелин Р.Ш. Советские историки: о чем они говорили между собой. Страницы воспоминаний о 1940-х-1970-х годах. СПб., 2004. С.112–113.
[23] Цит. по: Телеграмма генерала Алексеева на имя главнокомандующих Северного, Западного, Юго-Западного и Румынского (генералу Сахарову) фронтов // Мировые войны ХХ века. Кн.2: Первая мировая война. Документы и материалы. М., 2002. С.288.
[24] Иоффе Г.З. Революция и судьба Романовых. М., 1992. С.43.
[25] Цит. по: Искендеров А.А. Закат империи. М., 2001. С.575.
[26] Цит. по: Ольденбург С.С. Царствование Николая II. М., 2003. С.757.
[27] Волкова И.В. Русская армия в русской истории. М., 2005. С.556.
[28] Дроков С.В. Адмирал Колчак и суд истории. М., 2009. С.158.
[29] Цит. по: Цветков В.Ж. Лавр Георгиевич Корнилов // Вопросы истории. 2006. № 1. С.63.
[30] Залесский К.А. Указ.соч. С.436.
[31] Цит. по: Чапкевич Е.И. Русская гвардия в Февральской революции // Вопросы истории. 2002. № 9. С.12.
[32] Цит. по: Андоленко С. Ренненкампф // Возрождение. 1970. № 221. С.67.
[33] Ганин А.В. Накануне катастрофы. Оренбургское казачье войско в конце XIX-начале ХХ в. (1891–1917 гг.) М., 2008. С.579.
[34] Уортман Р.С. Сценарии власти: Мифы и церемонии русской монархии. В 2 т. Т.2: От Александра II до отречения Николая II. М., 2004. С.554.
[35] Лукоянов И.В. Камарилья // Россия и Первая мировая война. Материалы международного научного коллоквиума. СПб., 1999. С.236.
[36] См.: Дунаева А.Ю. В.Ф. Джунковский: политические взгляды и государственная деятельность (конец XIX-начало ХХ вв.). Автореф. … дисс. канд. ист. наук. М., 2010.
[37] Цит. по: Искендеров А.А. Закат империи. С.282–284.
[38] Рыженков М.Р. «Патриотические газеты и журналы писали... о начинающейся великой борьбе Георгия Победоносца с драконом» // Военно-исторический журнал. 2001. № 9. С. 64.
[39] См. о нем: Каширин В.Б. «Русский Мольтке» смотрит на восток. Дальневосточные планы Главного Штаба Российской империи во время японско-китайской войны 1894–1895 гг. // Русско-японская война 1904–1905 гг. Взгляд через столетие. М., 2004. С.150–182.
[40] Хатунцев С. Буддист с мечом. Странная судьба барона Унгерна // Родина. 2004. № 9. С.52.
[41] Росов В. Великий всадник. О Ленине и символике звезды на картинах Николая Рериха // Вестник Ариаварты. 2002. № 1. С.39.
[42] См.: Данилов О.Ю. Пролог «Великой войны» 1904–1914 гг. Кто и как втягивал Россию в мировой конфликт. М., 2010. С.31.
[43] Например, доктором исторических наук С.В. Тютюкиным.
[44] Новикова И.Н. Германия стремилась к сепаратному миру с Россией. 1914–1916 гг. // Военно-исторический журнал. 2007. № 1. С.20.
[45] Фомин В. Как снималась «Агония» // Родина. 2005. № 2. С.51, 53.
[46] Булдаков В.П. Красная смута: Причины и последствия революционного насилия. С.113.
[47] Цит. по: Дневники императрицы Марии Федоровны (1914–1920, 1923 годы). М., 2005. С.166.
Оценили 5 человек
10 кармы