— Что это ты делаешь? — спросил маленький принц. — Пью, — мрачно ответил пьяница. — Зачем? — Чтобы забыть. — О чем забыть?...

Духовные корни зависимостей

О том, где нужно искать истоки пагубного увлечения человека наркотиками, и что может предложить христианство в деле борьбы с этой бедой (и другими зависимостями) – рассказывает иеромонах Агапий (Голуб), насельник Жировичского монастиря (Беларусь), сотрудник реабилитационного центра «Анастасис» .

Один факт. В небольшой и компактной Беларуси с ее 9,5 млн. населения, за 2014 г. от наркотиков умерло, по официальным данным, 257 чел. А на учете стоит на начало 2015 г. — 9.917 чел. А ведь это только надводная часть айсберга.

Иеромонах Агапий (Голуб)

К сожалению, только специалисты понимают значимость этой эпидемии. Что касается обывателей – большинство убеждено, что это их не касается [1]. Свою ошибку они понимают, когда в их собственные семьи приходит беда наркомании. Но и тогда – они, как правило, закрываются, пытаясь решать проблему в одиночку…

Пока же проблемой наркозависимости занимаются, в основном, МВД, медицина, психологи. А причины зависимости видят в экономической, социальной, психологической плоскостях.

Но глубоко убежден, что основная причина тяготения человека к веществам, изменяющим сознание, заключается в поврежденности и извращенности человеческой природы в результате грехопадения.

Человек – образ Божий, и только на пути к своему Первообразу он находит радость и полноту бытия. 

«Господи, Ты нас создал для Себя, и беспокойно сердце наше, пока не успокоится в Тебе!» (блаженный Августин).

И если человек не находит пути к восстановлению связи с Богом – доводится питаться тем, что есть под руками, в том числе и откровенными суррогатами (вспомните евангельскую притчу о блудном сыне).

С другой стороны, со времен грехопадения «весь мир во зле лежит» (1Ин., 5;19), и наши души слишком легко ранятся об это зло. А еще прибавьте общую для всех смертность, в свете которой многое в нашей жизни теряет свой смысл. Только как не хочется это признавать, как хочется ощущать, что «мое время никогда не кончится»…

Победа над адом, над смертью нам уже дарована во Христе. «Мужайтесь, ибо Я победил мир» (Ин., 16;33). Но этот дар требует принятия всей своей жизнью. Требуется жажда спасения. Мне не раз доводилось слышать признание выздоравливающих зависимых: «Я благодарен Богу, что я алкоголик». Пока не было болезни, жизнь шла своим чередом. Когда же она случилась – эти люди осознали свое бессилие перед алкоголем, невозможность жить без Высшей Силы. Они нашли Церковь, и в ней, как ее главу, Христа. Теперь жизнь обрела вертикаль, и тот глубочайший смысл, который не даст никакая психология.

Но гораздо легче попытаться отгородиться от окружающего мира, создать свой индивидуальный мирок, и не задумываться о смысле жизни. Мир дробится на множество замкнутых на самих себе индивидуальностей.

Современная цивилизация только способствует тотальному одиночеству. Человек задыхается от собственного гипертрофированного эгоцентризма, и отравляет окружающую его духовную среду. Ему плохо. И тут, как обезболивающие, дающие эйфорию и иллюзию свободы и счастья средства, появляются наркотические вещества, к которым, как один из самых доступных, относится алкоголь. А без них же придется один на один встретиться с собственной пустотой и с кучей проблем этого падшего мира.

***

Малоизвестный в широких кругах, но очень талантливый писатель-публицист и аналитик И.Л. Солоневич (1891 – 1953; с его трудами было бы полезно познакомиться многим, особенно политикам и общественным деятелям), выразил значение религиозного измерения жизни в следующих словах:

«…С губельмановской точки зрения все ясно: «опиум для народа». Есть и другие точки зрения, несколько более «обременительные для серого вещества мозга». Я не буду излагать их. И не буду опровергать знаменитого в истории человечества пионерского собрания, которое «слушало» — «о существовании Бога» и «постановило» — «Бога нет». Но даже и в аду особенной сенсации это историческое решение не вызвало — мир продолжает жить своими законами, независимо от губельманов, пионеров и даже комсомольцев.

Но в числе этих законов есть и такой: ни нация, ни культура без религии невозможны. Одновременно с умиранием религии, умирает и нация. Так было в Греции, когда веселое скопище эллинских богов стало заменяться атавизмом софистов; так было в Риме, когда его государственный пантеон исчез в скептицизме Петрониев и синкретизме (смешении религий) Антонинов (III и IV век по Р. X.). Последний удар по «язычеству» был нанесен в 395 году (эдикт Грациана), а 476 год считается официальной датой конца Рима — фактически Рим был кончен значительно раньше.

Франция начала падать физически и политически с эпохи революции и ее атеизма. Германия накануне своего разгрома переживала те же попытки искоренить религию, какие переживал и СССР. С той только разницей, что у нас это делалось грубо насильственным путем, а в Германии даже особых насилий не потребовалось.

Я не собираюсь ставить вопроса в чисто клерикальном разрезе: Бог-де карает неверующих. Но в религии концентрируются все национальные запасы инстинктов, эмоций и морали. Религия стоит у колыбели, у брачного алтаря и у гроба каждого человека. В ней формулируются все те представления о конечном добре, какие свойственны данному народу — готтентоту одни, нам — другие.

Умирание религии есть прежде всего умирание национального инстинкта, смерть инстинкта жизни. Тогда вступает в свои права эпикурейское смакование последних радостей жизни, — которое с такой блестящей полнотой выражено у Анатоля Франса: ведь после нас все равно потоп. И тогда вступают в свои права пункты и договоры: неверие в Бога невозможно без недоверия к человеку…

Мы можем сказать: Господь Бог вложил инстинкт жизни в каждое живое существо. Мы можем сказать и иначе: инстинкт жизни формулирует Господа Бога, как свой величайший и заранее недостижимый идеал, как точку концентрации всего лучшего, что в человеке есть.

Это «лучшее», конечно, не одинаково для всех. Но когда точка, в которой концентрируются все лучшие идеалы нации, начинает распадаться в атеизме, — начинает распадаться и сама нация. Безусловное, безграничное и недостижимое Добро, которое на всех языках человечества называется Богом — заменяется всякими другими благами.

С заменой веры в абсолютное Добро верою в относительную колбасу все остальное начинает принимать тоже относительный характер, в том числе и человек. С потерею веры в Бога, теряется вера и в человека. Христианский принцип «возлюби ближнего своего, как самого себя», ибо ближний твой есть тоже частица абсолютного Добра, заменяется другим принципом: человек есть средство для производства колбасы. Теряется ощущение абсолютной нравственности.

Нравственность, раньше отодвинутая в вечно достигаемый и вечно недостижимый идеал — перестает существовать. Следовательно, перестает существовать и вера не только в человека вообще, но и в «ближнего», и даже в самого ближнего. И тогда начинается взаимоистребление.

Результаты его мы можем видеть на совершенно практических примерах: атеисты французской революции истребили самих себя, включительно до Робеспьера. Атеисты русской революции истребили самих себя… Верующий человек, идя на преступление, знает, что это преступление — в особенности православный человек.

Здесь есть какой-то тормоз. Пусть — в несовершенстве жизни нашей тормоз этот действует слабо, — но он все-таки есть. Преступления и французской, и русской революций шли без всяких тормозов. Робеспьер, посылая на эшафот своих ближайших друзей, едва ли терзался какими бы то ни было угрызениями совести. Трудно представить себе, чтобы совесть говорила и в Сталине…

С материалистической точки зрения человек, по существу такой же физико-химический процесс, как горение спички. Погасить жизнь или погасить спичку — не все ли равно? Простое физико-химическое воздействие на простой физико-химический акт.

Это будет совершенно логическим выводом из логически законченного атеизма — но при этом выводе никакая человеческая жизнь невозможна вообще.

Практика всей истории человечества доказывает воочию: там, где побеждает атеизм — умирает нация. От знаменитого пионерского собрания, протокольно постановившего «Бога нет» — существование или несуществование Бога ни в какой степени не меняется, но меняется жизнь пионеров: они становятся беспризорниками. Философия дидеротов ничего не изменила в основах мироздания, каковы бы они ни были, но начала сводить к небытию французский народ.

Латинская поговорка утверждает: «Кого Бог захочет погубить, отнимет разум». В применении к большевикам эту поговорку можно было бы видоизменить: «Кого Бог захочет истребить — отнимет совесть». Они, как и революционеры 1789 года, провозгласили мораль без Бога — и истребили самих себя. Я не очень высокого мнения о наших комсомольцах, но думаю, что кремлевский пример безбожной организации жизни не соблазнит даже их.

Однако, в комсомольской среде антирелигиозная пропаганда укоренилась, по-видимому, довольно основательно. Комсомол, молодежь, есть отчасти наше будущее, наша «смена». Какую же смену исторической декорации принесет с собою эта смена поколений?

Эта тема заставляет меня сделать небольшое отступление в «молодежную сторону». Мы живем в явно демагогическую эпоху. Всякая демагогия есть обращение к наименее умным слоям народа с наиболее беспардонными обещаниями. Обращение к «молодежи» было совершенно неизбежным — и притом обращение к ее наиболее глупому слою «ей, молодежи, предстоит переделать мир».

Во времена органические и, следовательно, бездемагогические, — нация, общество, государство, — отцы говорили юнцам так: «ты, орясина, учись, через лет тридцать, Бог даст, генералом станешь и тогда уж и покомандуешь, а пока — цыц!»

В эпохи революционные, то есть, в частности, демагогические, тем же юнцам твердят о том, что именно они являются солью земли и цветом человечества, и что поколение более взрослое и более умное есть «отсталый элемент». Именно эта демагогия и вербует пушечное мясо революции …

…Православие — не только догматически, но и практически — выступает в мире, как религия наибольшей человечности и наибольшей любви. Как религия наибольшей надежды и наибольшего оптимизма. Православие оптимистично насквозь, и учение о Богочеловеке есть основной догматический опорный пункт этого оптимизма: Бог есть абсолютная Любовь и абсолютное Добро, и между Богом и человеком есть нерушимая непосредственная личная связь — ибо Бог, как и человек, есть ЛИЧНОСТЬ, а не слепая сила природы.

Человек, следовательно, в этом мире не одинок. И не бесцелен. Если вы когда-нибудь интересовались астрономией — и не с практической целью зазубрить эксцентритет планетных орбит или число тысяч световых лет до одного из таинственных провалов в Галактике, — то вам, вероятно, знакомо непосредственное ощущение бессмыслицы и жути.

Где-то на задворках бесконечности болтается микроскопический сгусток межзвездной пыли — наш Млечный Путь. Где-то в этом сгустке бесследно затеряна солнечная система. На одной из ее пылинок появилась поверхностная ржавчина — земная кора, и на поверхности этой ржавчины — подвизаются, видите ли, великие люди и формулируются, видите ли, великие идеи. Бескрайнее одиночество, бессмыслица и жуть.

И если материя — все, а дух — ничто, то все в мире не имеет никакого смысла. В том числе и вы, и я. И книга, которую я пишу… Тогда все это совершенно и абсолютно бессмысленно: нелепая гниль на микроскопически тонкой плесени земной коры.

Христос сказал: не хлебом единым жив будет человек. И если вы живете интересами не только вашей хлебной карточки, то вопроса о смысле и цели жизни вы не можете не поставить перед собой. Для огромного большинства человечества этот вопрос и ставится и разрешается инстинктивно, почти бессознательно, — как инстинктивно и бессознательно ставится и решается вопрос о поле, о любви и о семье. Или, иначе, как ставится и решается вопрос о жертве в пользу защиты родины. Вы никогда и ничего не сможете сказать о Боге человеку, рожденному духовным евнухом. Это точно так же недоказуемо, как недоказуема женская красота для, скажем, Шопенгауэра: что-то в человеке не работает.

Мне никогда не приходилось беседовать со Сталиным, но если бы пришлось, я не вижу решительно никакой возможности доказать ему реальность существования, скажем, чувства дружбы и товарищества: у него их нет. Для него Бухарин, пока он был жив, и Ленин, если бы он остался жив, какие-то гнилостные процессы на плесени земной коры и раздавить их своим сталинским сапогом ничего решительно не стоит, — не надо даже никакого морального усилия над самим собой. Совершенно ясно и просто — зарезать своего ближайшего друга с тем, чтобы на вырученные из его кармана деньги наслаждаться мороженым или вином, бифштексами или властью: никакой нравственности нет. В мире микроскопической плесени позволено все. И тогда люди истребляют друг друга. «Бытие Бога» доказывается, так сказать, «от противного». Не хотите? — Ну, что ж, попробуйте без Бога».

***

1 И сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю?

2 И сказала жена змею: плоды с дерев мы можем есть,

3 только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть.

4 И сказал змей жене: нет, не умрете,

5 но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло.

6 И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел.

7 И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания.

8 И услышали голос Господа Бога, ходящего в раю во время прохлады дня; и скрылся Адам и жена его от лица Господа Бога между деревьями рая.

9 И воззвал Господь Бог к Адаму и сказал ему: [Адам,] где ты?

10 Он сказал: голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что я наг, и скрылся.

11 И сказал [Бог]: кто сказал тебе, что ты наг? не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть?

12 Адам сказал: жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел.

13 И сказал Господь Бог жене: что ты это сделала? Жена сказала: змей обольстил меня, и я ела.

Так Библия описывает историю грехопадения.

Змей действует как наркодилер, обрабатывающий новичка – поступившего в ВУЗ студента, который до сих пор не знал ничего, кроме родительского дома и его нравственных устоев.

Итак, есть продукт. Прародители предупреждены, что он для них смертелен – как родители предупреждали сына, что наркотики – это плохо. Однако на территории ВУЗа (а рай – это была именно школа, в которой человек учился быть сыном Божиим по благодати) появляется некто, кто активно уверяет, что ничего страшного не произойдет, наоборот, человек столько для себя откроет! Причем наркодилер умело пользуется ошибками Евы.

Первый его вопрос ложен: «подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю?» Он гиперболизирует заповедь Творца о невкушении плода, распространяя его на все деревья рая. И добивается результата: у Евы пробуждается любопытство, и она вступает в беседу со змием. Это была его первая задача: привлечь к себе внимание, и он ее достиг. Далее, Ева допускает вторую, после вступления в разговор, ошибку.

Она отвечает: «…только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть». Отвечая отрицательно на вопрос змия, она, вместе с тем, и сама допускает преувеличение заповеди. Бог предупреждал, чтобы прародители не вкушали от древа, в восприятии же Евы нельзя даже прикасаться под страхом смерти.

А теперь можно представить, как это обычно и изображается на картинах, что этот змий сам обвился где-то на ветви, и показывает своим видом: вот, я прикоснулся, и живой, однако… «Да кто сказал тебе, что от алкоголя (наркотиков) умирают? Твои родители просто не хотят, чтобы ты взрослел, чтобы ты всю жизнь был под их опекой – вот и не позволяют тебе пить (или наркотики). Я вот раз в неделю употребляю спайс, и ничего, все под контролем, никакой зависимости. Зато знаешь, как себя чувствую?! Да ты и представить себе не можешь! Ну, так что, слабо?»

Пропаганда действует эффективно. С этого момента у Евы меняется взгляд. Теперь она смотрит на плоды дерева, на мир, через призму идеологии потребительства, а не заповедей Бога. Плод к себе манит. Увлекаясь воображением, что может дать ей вкушение, она попросту забывает о Творце, о Его предупреждении. Все предстает в ином свете.

«И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание». По апостолу Иоанну Богослову – похоть плоти, похоть очес и гордость житейская. Эйфория, обладание тайными знаниями (эзотерика), раскрытие скрытых способностей, преодоление ограничений, возможность стать богом, — все это пьянило и манило. И рука протягивается к плоду. Объявляется самовластие. Теперь мир принадлежит человеку не как дар, а как подчиненный ему его же волей, могуществом и разумом. И в состоянии этого наркотического упоения, когда кажется, что теперь весь космос со всеми его мирами на ладони, Ева вовлекает в эту эйфорию и Адама…

Только наркотический эффект не длится вечно. Наступает «утро», когда возвращается сознание. В том числе – и сознание происшедшего. И то, что вчера казалось «расширением сознания» и богоподобием, сейчас воспринимается как пьяный кураж, алкогольное безумие. И – ужас от совершенного преступления – против Бога, против любви. Против человечности: «и все хорошее в себе поистребили».

Теперь остаются – боль за сделанное, стыд, чувство вины. А еще Адам и Ева стали друг другу чужими. Стыд и чувство вины разъединяют. Больно смотреть друг другу в глаза, помня, что вчера мы вместе натворили. Потеряна целостность. Они уже видели в себе не образ Бога, а плоть. Эта нагота заставляет как-то закрыться, что-то надеть, чтобы не так виднелось открытое без-образ-ие. «И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания».

И в этот момент в раю ощутимым образом является Творец.

Наверное, Адам и Ева почувствовали то же, что чувствует после употребления вещества человек, когда утром к нему заходят родители, доверие и любовь которых он вчера предал. Они не осуждают, у них в глазах– скорбь и боль. Только лучше бы ругали. А еще лучше – не видеть их сейчас. И без них в душе погано, а присутствие их любви еще больше усиливает чувство вины. А поскольку, что делать с этим чувством, неведомо, нет готовности к раскаянию, срабатывает защитный блок: отгородиться от них. И прародители пытаются спрятаться от Бога (печальный юмор – хотели обрести знания, а в результате – пытаются спрятаться от Всевидящего – совершенно неумное действие; так грех искажает способности человека).

Бог понимает их состояние, и не «вламывается в спальню». Он, как бы не видя их, взывает: «Адам, где ты?» И это вопрос не о месторасположении, а о его внутреннем состоянии. Это – мягкий призыв выйти из панциря стыда и вины, открыться, возвратиться с покаянием, сказать: «Прости!» — и получить прощение и исцеление. Это – попытка помочь человеку справиться с самим собой, встать от падения.

Но грех уже заразил Адама. Трагедия грехопадения продолжает развертываться, как коррозия, все более проникая в существо прародителей. Адам, фактически, не слышит послания в вопросе Бога, или делает вид, что не слышит. Ведь легче закрыться, уйти от общения, остаться там, в падении – и в компании себе подобных, чем покаяться. Ибо покаяние – это больно, оно требует труда и изменений.

А пробужденный эгоцентризм мешает этому. Не хочется убирать это сладостное гипертрофированное «я». И потому, на прямой уже вопрос Бога: «Не ел ли ты от дерева?» — в котором все еще звучала надежда на преодоление Адамом своих защитных механизмов, вырабатываемых болезнью – Адам попросту перекладывает свою вину на Еву, та – на змия…

Перед нами описание того отрицания болезни, которое совершают тысячи алкоголиков и наркоманов, с целью защитить свое употребление и отказаться от предлагаемой реабилитации. Психологи и сотрудники ребцентров поймут, о чем речь. Есть прямое отрицание: «Я не наркоман; я не пил». А есть косвенное, и более коварное. Человек признает наличие употребления, но, включая рационализм, находит ему объяснение – от «дня рождения друга» до того, что его «спровоцировали»: «плохой день; плохой руководитель; да это ребята на курсе уговорили, ну, не мог отказать!».

Это отрицание, эта защита от тех, кто любит (но больному сознанию они рисуются как враги – ведь они «учат жить», они «не хотят принимать меня, какой я есть» — «да отстаньте от меня!») сводят на «нет» все попытки помочь преодолеть защитные механизмы. Сознание наркоманской субличности окончательно взяло «верх» над здоровой частью. И теперь, чтобы помочь и спасти, остается только одна возможность: метод «жесткой любви». Позволить зависимому один на один остаться со своей зависимостью, и понести все последствия своих поступков, чтобы «острая боль» пробудила здоровую часть и дала возможность зависимому осознать свою болезнь. И самому, уже по-настоящему, попросить о помощи.

Прародители утеряли рай, чтобы вдали от него, вкусив сполна плоды своего выбора – осознали, что потеряли, и покаялись… Так родители и родные зависимого, обучаясь в программе Ал-Анон (Нар-Анон) – предельно отстраняются от болезни близкого и выставляют самые жесткие границы, вплоть до отселения – в надежде, что, перестав быть «обезболиваемым» и спасаемым ими от последствий употребления, но при этом зная, что его любят и ждут – тот пробудился и захотел вернуться в отчий дом. И этот метод – эффективен.

Многие наркоманы и алкоголики поступают в центры реабилитации, или начинают работать в группах взаимопомощи типа АА, АН – именно тогда, когда почувствовали, что они уже «на дне», и нет больше «лазеек», чтобы выкарабкаться, реально не меняя при этом своей жизни. Адам и Ева потеряли рай – и принесли покаяние, смиренно приняв возвещенные Богом наказания, пролив пот для добывания «хлеба насущного», живя – и пребывая по смерти, – в ожидании обетованного Спасителя, Который, принеся Себя в жертву за грехи всего мира, и сойдя за ними в ад – возвел их «паки в рай», просвещая «блистаньми Воскресения»…

***

В результате грехопадения человек изменился, а в нем изменился мир. Вселенная развертывается в раздробленных времени и пространстве, по законам, одним из которых является энтропия, распад. Дух человека оторвался от Бога и оказался подчиненным телу, которое подчинено физическому миру, как его составная часть.

Мир для человека стал самоцелью, но поскольку ни мир, ни человек не имеют в себе автономного источника жизни, то, оторванные от Бога, они подвержены разрушению. Человек захотел независимости от Творца – и стал целиком зависеть от падшего мира. Так появилась первая ненормальная зависимость. И эта болезнь продолжает развиваться в потомках…

Грех – не просто преступление закона. Это болезнь, радиация, разъедающая его сущность, вносящая разлад – между умом, волей и чувствами, между человеком и обществом, между человеком и природой и т. д. А еще это — измена Богу. А измена – всегда трагедия. Если у Вас были случаи в жизни, когда Вы сделали очень больно близкому человеку, а исправить сделанное невозможно, — вспомните свои чувства. Тогда самим настолько больно, что тяжело посмотреть ему в глаза, хочется как-то закрыться, стереть этот поступок из памяти. И нелегко сказать: «прости». Потому что понимаем – это будет «дешевкой».

Нужно пройти через боль стыда, раскаяния, изменения своей жизни – и только тогда «прости» зазвучит. И не у каждого, и не всегда хватает сил, чтобы честно эту боль «прожить». Легче уйти и «забыться», чем перерасти свой эгоцентризм и собственные страсти. Не отсюда ли нередкие у зависимых суициды – как попытка уйти от самого себя, от собственного сознания? Или – вот отрывок из «Маленького принца»:

«- Что это ты делаешь? — спросил маленький принц.

— Пью, — мрачно ответил пьяница.

— Зачем?

— Чтобы забыть.

— О чем забыть? — спросил маленький принц, ему стало жаль пьяницу.

— Хочу забыть, что мне совестно, — признался пьяница и повесил голову.

— Отчего же тебе совестно? — спросил маленький принц, ему очень хотелось помочь бедняге.

— Совестно пить! — объяснил пьяница».

Планета Пьяницы. Рисунок Ольги Третьяковой

Знакомо?

Первым людям тоже стало больно после своего преступления – и они пытались спрятаться от Бога. Жить в присутствии Того, который есть Любовь, но уже преданная – оказалось невыносимым. Человек лишился рая. Чтобы вдали от него, в горниле испытаний, страданий, скорбей, лишений и внутреннего покаяния – возвратить способность стать перед Любовью снова лицом…

Поскольку мир и природа человека стали искаженными, человек живет в ненормальном, измененном состоянии. В том числе с измененным сознанием. Иными словами, измененное сознание стало достоянием всего человечества. Измененное сознание под влиянием алкоголя и других психоактивных веществ – всего лишь яркое проявление, и, может быть, дальнейшее углубление той измененности, что постигла всех нас. Поэтому в спасении нуждаются все. Однако мы настолько привыкли к своему падшему состоянию, что стали считать его за норму. Человек перестал ощущать свою падшесть.

На теперешнем уровне современной европейской цивилизации, homo sapiens может выбирать между кока- и бела-колой, «Клинским» и «Балтикой», «тойотой» и «мерседесом», кандидатами на пост президента и мэра города – но он лишается выбора «дышать небом». Фактически, мы наблюдаем ту ее модель, которая описана в фантастических мирах Хаксли, Брэдбери, Оруэлла.

Самая тоталитарная идеология – это идеология «МакДональдса», чипсов, гаджетов, «Комсомолки» и «Стервы», жевательных резинок, секса. Восприятие среднестатичного обывателя подавляется разного рода примитивными наборами звуков и слов, которые почему-то носят название «музыки» и «песен», ломящихся в наше сознание из окон проезжающих и стоящих на стоянке автомобилей и в пассажирском салоне маршрутного такси. А также – рекламами, «слэнгами», развлекательными программами и политическими шоу. Даже такие трагедии, как войны, катастрофы – ставятся в один ряд с рекламой шампуня и анонсами выступления рок-звезд.

Окруженный этим с колыбели, человек даже не знает, что мир может быть другим. Он в два-три годика уже подсаживается родителями к телевизору, в пять-шесть – получает модель поведения из мультфильмов типа «Маша и медведь». Затем – почти неконтролируемый доступ к компьютеру («стрелялки», Интернет), к восьми у него свой мобильный телефон – опять-таки, со «стрелялками» и прочим. А главные произведения киноискусства – «Шрэк», «Бэтмен», «Черепашки-ниндзя», «Покемоны». Произведений, где нет погонь и крови, но есть хоть какой-то смысл – он попросту не воспринимает. К 14-ти – он уже полностью детерменирован на определенный образ жизни и иерархию ценностей, где нет места понятиям долга, чести, целомудрия, совести.

Кстати, из практики общения скажу – многие 14-18-летние юноши и девушки даже не знакомы со словом «целомудрие». Оно в их лексиконе отсутствует напрочь. А когда говоришь о свободе – ассоциации со свободой политической, «правами» и т. д. О внутренней – самые смутные понятия. И хорошо, если они вообще есть.

Не думаю, что это случайность. Еще никто не отменил закона, выраженного Оруэллом: кто контролирует язык, тот контролирует сознание… Лет в 16 (плюс-минус два года) появляется опыт употребления пива и слабоалкогольных напитков, сигарет. А еще – этот homo sapiens окружен бессодержательной информацией и новостями, в которых нет новостей, и 98% которых устаревают к утру следующего дня.

Грохот цивилизации, его постоянный шум, заставляющий быть человека экстравертом, т. е. обращенным вовне, не дает услышать тихий зов Неба. Он даже не видит собственную пустоту. А если вдруг увидит – сработает «защитная» реакция – скорее уйти от нее в дальнейшее потребление того, что есть под руками. Для христианства он уже непроницаем [2].

На глубине, тоска по небесному Отечеству, по своему Первообразу, никуда не исчезнет полностью. Ее можно только заглушать – ежедневной «текучкой» дел, психоактивными веществами, сериалами и политикой… В этом измерении жизни, употребление психоактивных веществ, делающих на время человека «богом», помогающих «отключиться» и «оторваться», остается нормой… Так человек вырастает наркоманом, алкоголиком, игроманом… Или просто потребителем.

Подлинное выздоровление личности начнется тогда, когда человек перестанет довольствоваться «суррогатом духовности» (так один мой знакомый выздоравливающий назвал состояние в употреблении) – и повернется к Дающему «жизнь с избытком» (Ин. 10, 10).

Этот поворот сделать нелегко. Нужно пробиться через собственный панцирь стереотипов, страстей, отрицания – всего того, чем нас «окутывают» Интернет и телевизор, «общественное мнение» и система образования – в конце концов, через собственную лень и страх перед необходимостью заново учиться жить. Как важны здесь понимание и поддержка семьи – тех, кто любит, кто рядом!

Зависимому вообще сложно сделать первому шаги к Евангелию. Помимо безрелигиозного воспитания и сформированного за время употребления «потребительства» — у него, как правило, нарушены психические и психологические процессы – в т. ч. и способность к развитию духовной сферы; искажено мышление и восприятие мира.

Потому важно, если именно члены семьи возьмут ответственность – каждый за себя – за собственный духовный рост, за воцерковление, за жизнь по Евангелию. Тогда в семье постепенно – не сразу – будет формироваться та атмосфера, которая будет способствовать пробуждению и исцелению зависимого. Наркозависимость – семейная болезнь. И по пути выздоровления следует идти всей семье. А главное: Бог – это Тот, Кто ценен Сам по Себе, а не как средство для трезвости. И есть смысл искать Его каждому из нас не только ради ближнего, но и ради самих себя.

Читайте на Правмире: https://www.pravmir.ru/duhovnyie-korni-zavisimostey/