Деградация западной военной аналитики

До момента начала российско-украинского конфликта я весьма наивным образом полагал, что западная военная мысль располагает неким превосходящим масштабы нашего восприятия аналитическим и интеллектуальным ресурсом, способным адаптироваться к самой тяжелой обстановке – и быть на шаг впереди противников.

Опыт двух войн с Ираком внушал всем сторонним наблюдателям, погруженным в тему, своего рода ужас – сама мысль о противостоянии столь могущественным и хорошо организованным структурам военного управления казалась безумием.

Тем не менее, дальнейший ход развития событий показал нам иную картину. Монструозные военно-политические западные think-tank продемонстрировали абсолютную некомпетентность и недееспособность даже в идеальных условиях сотрудничества с Украиной – не говоря о более сложных вопросах, касающихся, скажем, анализа возможностей российской военной промышленности (в чем они провалились полностью, хотя это базовая задача для организаций подобного типа).

Рассуждения «пса войны» Эрика Принса о сущности и характере украинской войны – подтверждение факта глубоко кризиса и даже деградации западной военной аналитики. Самые мастистые эксперты США не способны составить объективной и комплексной картины происходящего, оперируя исключительно пропагандистскими штампами о «децентрализации» и «вооруженном народе».

Посему, стоит более пристально рассмотреть его высказывания.

«Децентрализация» и «распределение активов» – один из наиболее часто встречающихся мифов, когда речь заходит об устойчивости и преимуществах украинской армии. Западные журналисты и аналитики превратили успехи украинской гражданской инициативы первых месяцев боевых действий в своего рода «рецепт успеха в вооруженной борьбе против диктатуры».

Отрицать сам факт такого явления и определенной его результативности было глупо – ибо волонтеры, доставлявшие боеприпасы в медицинских машинах, или же диверсанты ГУР, которые мимикрировали под гражданских, действительно вносили свою лепту в ход боевых действий (при этом этими самыми своими действиями совершая военные преступления — но мы сейчас не об этом, а об эффективности). Однако это был лишь вспомогательный, незначительный по сути своей элемент, который поддерживал и подкреплял действия более чем централизованной военной машины в лице армии в несколько сотен тысяч человек, которая в первый же месяц конфликта провела три волны мобилизации.

Украина – не некая вырванная из контекста «европейская страна». Это совсем еще свежий осколок циклопической военной машины СССР: территория, на которой в прошлом веке потенциально могла вестись Третья Мировая война. Территория, которую к этой войне тщательно готовили.

Украина – страна с избыточным резервом критической инфраструктуры. Страна, чей мобилизационный ресурс широко представлен не некими «волонтерами» и «добровольцами», а людьми, которые прошли советскую срочную службу. Страна, чьей армией руководят генералы, воспитанные в советских военных университетах – и да, это тоже важно, ведь они имеют определенный менталитет и закалку, которых нет у представителей других армий.

Это не страна «децентрализованной гражданской инициативы». Это советский военный каток, который соответствующим образом стал действовать с момента, когда раздался первый выстрел этой войны.

Первостепенным фактором устойчивости украинской армии была и остается масштабная мобилизация – именно она, а не «гаражная военная промышленность», обеспечила определенные успехи. Ключевым украинским преимуществом стали не «технопарки» (которые, к слову, появились лишь на второй год боевых действий), а советская система военных комиссариатов и советские же планы мобилизационного развертывания, подкрепленные рассчитанной на масштабную войну железнодорожной сетью, запасами вооружений, а затем – широким спектром военных поставок из Европы и США.

Украинское военное командование опиралось на централизованные организационные решения, прагматично и грамотно концентрируя большие людские массы в качестве ключевого военного актива. Уже к началу лета 2022 года «человеческое море», формирующее плотные оборонительные линии, стало тормозить продвижение ВС РФ, используя перевес в численности 4 к 1.

Следует отметить, что практика тотальной мобилизации по сей день обеспечивает ВСУ численное превосходство над российской группировкой в Украине на 300-400 тыс. человек (дать более точную оценку затруднительно вследствие высокого уровня дезертирства и потерь – даже официальные представители украинской армии в разные периоды озвучивали цифры численности вооруженных сил, которые разнились на сотни тысяч солдат – особенно в период сражений на аннигиляцию), и служит важным фактором боевой устойчивости.

Широкое внедрение дронов – в том числе продукт мобилизации. Отсутствие в свежесформированных подразделениях даже ручных пулеметов толкало новоиспеченных солдат на поиск любых возможных альтернатив, повышающих их боевые возможности и выживаемость. Оно было следствием уже действующих на тот момент оформленных военных процессов, а не причиной – хотя, безусловно, впоследствии дроны кардинально изменили облик боевых действий.

Так или иначе, западные специалисты демонстрируют неспособность грамотной оценки происходящего. Они путают причины и следствия, ибо заблудились в собственных нарративах. Имея всю полноту контактов и доступа к критической информации из Украины, они старательно искажают картину войны, делая ее более удобной для презентации собственных непроверенных теорий и представлений о конфликтах будущего.

Они игнорируют факт того, что именно централизация как организационная форма управления ключевыми активами и ресурсами – залог успешного ведения боевых действий с момента начала эпохи Промышленной революции.

Отдельно стоит прокомментировать рассуждения Принса о «негибкой централизованной военной экономике». Собственно, эта часть его тезисов выглядит чрезвычайно комичной, учитывая текущий облик российско-украинского конфликта.

Прежде всего, мы можем наблюдать кардинальную разницу в результатах двух подходов – российского, который опирается на централизованную систему военных заказов и производства, и украинского, который пошел по пути «гаражной кооперации».

За 3 года боевых действий Украина не наладила серийного производства никаких типов традиционных вооружений – ни ракетных вооружений, ни артиллерии, ни бронированной техники, ни систем ПВО. Для перечисленного требуется полноценная тяжелая индустрия, в которую украинские власти инвестировать отказались (отмечу, что наивно всерьез рассматривать в качестве реальных образцов вооружений пиар-проекты по типу «Богданы» – никакого серийного выпуска таковых нет).

Даже в сфере роботизированных вооружений Украина демонстрирует постоянно нарастающее отставание как по качеству технических решений, так и по объемам их производства. В сущности, украинская «гаражная промышленность» способна выдавать лишь те изделия, комплектующие к которым могут свободно приобретаться на рынке гражданской продукции – и к военному производству это не имеет ровным счетом никакого отношения.

Российский военпром, напротив, демонстрирует неожиданные результаты (лично я удивлен результатам). Военные заводы РФ в весьма неблагоприятных условиях продолжают поддерживать довоенные темпы производства, а в ряде отраслей – постоянно наращивают таковое, регулярно работая над модернизацией военной продукции. Это нетрудно заметить, глядя на результаты регулярно происходящих российских атак с использованием средств воздушного нападения – начиная от дронов на оптоволокне и заканчивая баллистическими ракетами.

Более того, очевидная разница в продуктивности подходов проявляет себя и на регулярном изменении карты боевых действий (и это важный фактор, ибо боевые действия идут не между «маленькой Украиной» и «большой Россией», а между РФ и целой коалиции европейских стран, имеющих поддержку США).

Собственно, рассуждения Принса в целом чрезвычайно комичны – связывая «гаражное производство» и «дрон», он демонстрирует полное непонимание концепции самой сути того самого производства.

Любой дрон – это изделие, которое целиком и полностью состоит из деталей фабричного производства. Их можно собрать в конечное изделие в гараже – это так, только вот в рамках гаража невозможно сделать цифровую камеру, оптоволоконный кабель, контроллер, сервоприводы или же аккумулятор. Более того, когда перечисленные детали собираются в конечный продукт в заводских же условиях, мы получаем изделие несравненно более высокого качества и эксплуатационных характеристик, нежели кустарно собранный аппарат.

Иронично, насколько даже высокообразованные люди порой неспособны к базовому анализу уроков как событий текущих дней, так и современной истории. Казалось бы, все «преимущества децентрализации» стали ясны еще по «Большому скачку» Мао – он наглядно показал, что 1000000 деревенских печей не заменят одну «Северсталь».

Но нет, всё по тем же грабелькам всё тот же старый гопак.

Материал: https://t.me/atomiccherry/813

ИСТОЧНИК: https://putc.org/degradaciya-z...