Мы все знаем, что народные сказки берут начало где-то в нашей древности. Многие догадываются, что некоторые элементы в наших сказках идут со времён индоевропейской общности.
Исследователи, занимающиеся фольклором, давно заметили, что есть схожие сюжеты у разных народов. Так родилась сравнительная мифология.
Сравнительная мифология
Как можно понять из названия, сравнительная мифология занимается сравнением мифов разных культур, пытаясь найти в них общие моменты. В реальности, этим исследователям мало мифов, и они уже давно переключились на сравнение фольклора, традиций, обрядов и прочих нематериальных признаков культуры в поисках взаимосвязи между ними, чтобы проследить их развитие, передачу и истоки.
Выделяют следующие методы для исследования:
Лингвистический. Здесь исследователи изучают лингвистические взаимосвязи между мифами разных культур. Так учёные реконструировали имена богов праиндоевропейского пантеона. (Об этом я отдельно потом расскажу.)
Структурный. В рамках этого подхода учёные ищут общие глубинные структуры в различных мифах. Так, к примеру, Владимир Яковлевич Пропп предположил, что многие русские сказки имеют общую сюжетную структуру, в которой определенные события происходят в предсказуемом порядке. (А теперь комментаторы рассказывают мне, что все русские сказки описывают обряд инициации.)
Психологический. Некоторые ученые предполагают, что мифы разных культур раскрывают одни и те же или сходные психологические силы. Они считают, что это сходство проистекает из архетипов, присутствующих на бессознательных уровнях сознания каждого человека. (В общем, если в разборе сказки вы видите упоминания про какие-нибудь спрятанные в глубинах сознания страхи, то вы знаете, какой это метод.)
Подход Майкла Витцеля. Подход является и сравнительным, и историческим. Он начал сравнивать мифы по времени и пространству – то есть искать взаимосвязи в мифах, в созависимости с историческими контактами культур. При этом метод опирается на исследования генетиков, археологов, лингвистов, палеонтологов.
Филогенетический. Здесь исследователи относятся к тексту мифа, как к генам живого организма, которые претерпевают изменения в каждом поколении. Метод взят из биологии. Он позволяет вычислить эволюционные взаимосвязи и построить наиболее вероятное филогенетической дерево для мифологической семьи. Пример такого подхода был в Древние корни индоевропейских сказок и неожиданные выводы.
Есть отдельно стоящий подход к мифам, который говорит, что и герои в них архетипичны, и сюжеты в них архетипичны. Как вы можете понять, в рамках этого подхода сравнительный анализ мифов не имеет смысла.
Классификация фольклора (западные исследователи)
Многие знают великого русского собирателя фольклора – Александра Николаевича Афанасьева. Вот его сборник сказок, как один из самых больших, а также сборники братьев Гримм и Коскина, легли в основу классификации сказок, разработанной финским филологом Антти Аарне в 1910 году.
Аарне разработал историко-географический метод сравнительной фольклористики. Система была основана на выявлении мотивов и повторяющихся нарративных идей, которые можно рассматривать как строительные блоки традиционного повествования; его сфера охвата была европейской. Технически, это была не первая попытка анализа фольклорных сюжетов, но первая удачная.
В 1928 году американский фольклорист Стит Томсон пересмотрел систему классификации Аарне, добавил туда больше сказок. Новый каталог получил название «системой AaTh». Этой системой каталогизации пользовались весь оставшийся двадцатый век. Сказки в каталоге разбиты на типы.
Тип – это традиционная сказка, имеющая самостоятельное существование. Она может быть рассказана как законченное повествование и не зависит по своему смыслу от какой-либо другой сказки. Такая сказка может быть рассказана как часть другой истории, но тот факт, что она может быть рассказана сама по себе, свидетельствует о ее независимости. Сказка может состоять только из одного мотива или из многих.
В 2004 году уже немецкий фольклорист Ханс-Йорг Утер решил увековечить и своё имя в этом каталоге, доведя его название до «ATU». Утер ввёл корректировки в описания, изменил акценты, добавил ещё больше сказок. Основной его заслугой стало смещение акцентов с европейских мотивов на международные.
Так выглядит пример классификации:
480. Мачеха и падчерица.
• В. Гонимую падчерицу увозят в лес и бросают её там. Морозко, 12 Месяцев, баба-яга, леший испытывают девушку и богато награждают её за кротость, трудолюбие, терпение. Родная дочь также хочет получить подарок, но не выдерживает испытание и погибает. — Аф. 95, 96, 97, 99, 102; Худ. 13, 14; Эрл. 9; Онч. 108; Жив. стар. (317), 387; Пермск. 77; См. 155а, Кор. 11; Карн. (5); 28, 101; Оз. 23, 28; Купр. 24; Ков. 20, 21; Чкал. 195; Госп. 25; (Белом. 38); Тум. 5; Горьк. 81; Пушк. 25. — ВР 1 24
Как можно догадаться, в конце описания идут ссылки на конкретные сказки в конкретных сборниках.
Сейчас в нашей литературе каталог ATU обычно именуют как «Указатель сюжетов фольклорной сказки».
Основная критика этого каталога заключается в том, что в указателях сюжета не выдерживается систематизация типов. Это связано с тем, что разработчиками указателя не решён теоретический вопрос о том, что подразумевать под понятием «тип»: «сюжет» или «мотив».
Классификация фольклора (русские исследователи)
В нашей стране известна (в узких кругах) классификация фольклора, которую разработали Юрий Евгеньевич Березкин и Евгений Николаевич Дувакин и выложили в общий доступ. Называется - Тематическая классификация и распределение фольклорно-мифологических мотивов по ареалам. Аналитический каталог.
В настоящее время исследователи собрали более 60 тысяч фольклорно-мифологических текстов из тысячи традиций мира, которые аккуратно разложили на почти 3 тысячи мотивов. (Работа еще ведётся.)
Берёзкин пользуется следующим определением:
Мотивы — повторяющиеся образы, эпизоды или их сочетания максимальной протяжённости, встречающиеся в двух или более текстах.
То есть исследователи выделяют из нарратива, ту максимальную по протяжённости часть, которая повторяется в разных традициях, имеет смысл и поддаётся анализу. Один мотив будет выглядеть так:
I73. Звезды – искры.
Звезды (редко солнца и месяцы) – искры, горячие угли.
А другой так:
K38b1. Птица похищает жеребят, герой убивает змея.
Каждый раз, когда кобыла рожает чудесного жеребенка, птица уносит его. Отправившись на поиски жеребят, герой убивает змея, пожиравшего птенцов птицы. Птица возвращает жеребят.
После мотивов указаны культуры в разбивке по регионам, у которых имеются такие мотивы, с чуть более подробным описанием и указанием фольклорного сборника.
Берёзкина тоже критикуют, уже за отсутствие системности в самом каталоге – то есть в классификации мотивов. Впрочем, сам Юрий Евгеньевич говорит, что системность и не требуется, ведь с этим каталогом надо работать с компьютера – а там есть поиск по ключевым словам. Да и невозможно составить разделы мотивов, если многие мотивы используются в нескольких разделах одновременно.
Метод определения мотива Юрия Берёзкина мне напомнил о подходе Льва Самуиловича Клейна к группированию в археологии – типологии. Правда этому подходу уже лет 50.
В общем, кому любопытно, могут сами изучить западный каталог и наш более подробно, и сделать свои предпочтения.
Мифы несвязанных культур
Существует большое количество образов или сюжетов, которые распространены на большой территории среди явно несвязанных друг с другом культур.
Примером такого может служить сюжет Полифема – известная нам по греческой мифологии история спасения героя из пещеры циклопа:
Согласно Гомеру, оказавшийся на незнакомом острове Одиссей вместе со спутниками заходит в пещеру. В ней живёт Полифем – одноглазый пастух огромного роста. Полифем закрывает выход тяжёлым камнем, убивает и пожирает одного из гостей и ложится спать. Люди выжигают людоеду единственный глаз, но не могут отодвинуть камень и убежать. Тогда Одиссей предлагает спрятаться, вцепившись в густую шерсть животных из стада Полифема. Выпуская коз и овец, великан ощупывает их лишь со спины, люди оказываются на свободе.
В XIX веке исследователи обнаружили, что миф этот известен на Кавказе, у славян, среди многих тюркских народов. В некоторых культурах миф повторяет греческий почти дословно, в других он богаче или отличны детали.
Одна из ранних казахских версий говорит:
Бурган-батыр пошёл с товарищем охотиться. Старик с одним глазом во лбу привёл их в пещеру, завалил выход, Бурган-батыру велел убить и зажарить товарища, сам лёг спать. Бурган-батыр выжег вертелом глаз людоеда и спрятался в загоне для животных. Чтобы выйти из пещеры, он нацепил шкуру козла, а оказавшись на свободе, окрикнул одноглаза. Тот попросил взять его скот. От подарка Бурган-батыр отказался, поэтому животные разбежались. Это были не козы и овцы, а дикие олени, куланы, арахары. Именно с той поры по степи бродят копытные, на которых охотятся люди.
На востоке Евразии миф не встречается дальше Монголии. Однако вновь возникает в Северной Америке, хоть и искажённым:
Бизоны пропадают. Сендех – герой и трикстер, немного напоминающий Одиссея – посылает на разведку Сову и Стрекозу. Те сообщают, что бизонов спрятал Ворон. Сендех прибегает к уловке – превращается в щенка, чтобы его подобрала дочка Ворона. Ночью, вернув себе человеческий облик, Сендех открывает кремнёвую дверь и выгоняет животных на землю. Ворон стоит у входа, надеясь убить похитителя. Чтобы выбраться, тот превращается в репей и прилипает к животу бизона, Ворон его не замечает.
Как же объяснить сходство мифов у культур, удалённых друг от друга на многие тысячи километров, да ещё и разделенные океаном?
Возможные объяснения схожести мифов
Первый подход исходит из предположения немецкого учёного Адольфа Бастиана о психическом единстве человечества ещё в XIX веке. Этот подход говорит, что у всех людей мозг выдаёт одинаковые образы и ассоциации, что порождает одинаковые обычаи, традиции, мифы. Карл Юнг высказал концепцию архетипов, близкую к предположению Бастиана. Согласно этой концепции, архетипы являются наиболее древними и универсальными формами мышления, поэтому мы и встречаем одинаковые сюжеты в фольклоре различных народов.
Критика этого подхода достаточно сильна. Во-первых, отмечается, что архетипы не поддаются изучению научными методами – ведь при достаточной эрудиции и выборочном привлечении фактов можно любой образ (от героя до камня) представить как образ, попавший в миф из глубин коллективного подсознания. Во-вторых, этот подход не поясняет сходство в деталях и подробностях мифов. В конце концов, факты, которые поясняют появление образов на одних территориях (группах культур), совершенно не работают на других территориях.
Второй подход к объяснению схожести мифов – функциональный. Он говорит, что если природные или социальные условия одинаковы, то и фольклор будет похож. В этом подходе есть что-то рациональное, ведь не будет мотивов о временах года, если климатические условия не предполагают между ними особых различий. Не будет мифов о превращении девушки в батат у народов Крайнего Севера, которые не владеют земледелием.
Крупнейший советский фольклорист В.Я. Пропп видел причину появления мифа об Эдипе в переходе от наследования по материнской линии (от тестя к зятю) к наследованию от отца к сыну. В результате образ отца слился с образом тестя, а образ жены – с образом матери. Согласно подобной логике, тема отцеубийства не должна возникать в простых обществах с наследованием по женской линии, но это не так. Герой мифов индейцев Америки сплошь и рядом враждует с отцом и с дядей по матери и убивает их, хотя в действительности такие случаи если и зафиксированы, то лишь в качестве патологических эксцессов. Социальная и природная среда задаёт некоторые ограничения для направления мифологической мысли, но она оставляет свободу для бесчисленных вариаций.
Третий, и последний, подход говорит, что схожесть сюжетов и образов в фольклоре во многом обусловлена происхождением от единой предковой традиции, за счёт многократного копирования рассказов из поколения в поколение и с одной территории на другую. Единожды появившись, рассказ способен сохраниться, если кажется важным и интересным, а также если достаточно прост в своей структуре, чтобы его запомнили и передали дальше.
Наиболее яркие сюжеты и образы способны сохраняться тысячелетия, и только несколько обстоятельств способны прервать этот процесс. Первое – кардинальные изменения в культуре. Второе – когда под угрозой оказывается существование самих переносчиков рассказов. Полное вымирание большой группы людей является редким явлением. Проходя через «бутылочное горлышко» культуры обычно теряют часть фольклора. Более обыденным является потеря образов и сюжетов из-за переселений, когда часть рассказов переселяется вместе с носителями, или замещается из-за слияния с другой культурой.
В находящейся во французских Пиренеях пещере Труа-Фрер («Три брата»), часто посещавшийся людьми в верхнем палеолите, на одном из наскальных рисунков изображено маленькое существо с головой зубра и человеческим туловищем, держащее короткий лук. Этот «гибридный» человек обменивается взглядами с одним из зубров стада, повернувшим голову в его сторону. При более пристальном рассмотрении, однако, левое заднее бедро этого «зубра» оказывается совсем не похожим на бедро копытного зверя, а своими размерами и пропорциями скорее напоминает бедро человека. Более того, археолог Андре Леруа-Гуран (Andre Leroi-Gourhan) даже разглядел в изображении этого бедра человеческий силуэт. Вдобавок древний художник педантично снабдил этого зубра анальным и вагинальным отверстиями — элементами, вызывающими ассоциацию с некоторыми индейскими вариантами истории о Полифеме, в которых охотник прячется от чудовища в заднем проходе одного из животных стада.
О конкретных наиболее древних мотивах в фольклоре поговорим в следующий раз.
===
Предыдущие статьи по теме:
Древние корни индоевропейских сказок и неожиданные выводы
Реконструкция праславянской мифологии
Оценили 14 человек
35 кармы