"Бизнесмены"

                                                           Часть IV

                                                           Ревность

Назовём его Антоном, тем более, что так его и назвали родители при рождении. Жил неподалёку, на одной из соседних улочек, но в детстве Глеб знал его шапочно, и то потому, что тот был одноклассником Андрея, с которым Глеб занимался мебельным бизнесом на заре своего предпринимательства: сказывалась разница в возрасте в четыре года - у них весь период взросления были разные интересы и разные компании. Когда Глеб уже играл в индейцев по-взаправдашнему, тот ещё мультики смотрел.

В молодые годы, когда по воле обстоятельств Глеб на два года между шахтой и армией сменил коногонку и самоспасатель подземных лабиринтов на толстую суконку "горячего" цеха металлургического завода, они даже работали почти вместе: в противоположных пролётах одного и того же электросталеплавильного. Но и там виделись редко: у каждого из них была своя вотчина и свои производственные задачи, которые, суммируясь, выливались в неизменные при союзе "Сегодня - рекорд, завтра - норма!" и "Если вы считаете, что вы нам платите - считайте, что мы работаем" и "Всё сделаем! Разве что не успеем".

Но однажды в наших молодых по историческим меркам нациях пробудилось самосознание и оно подсказало украинцам, что они кормят русских, а тем - что как раз всё наоборот, и люди совершенно случайно узнали, что давно уже хотят жить отдельными домами и беззлобно переругиваться каждое утро вместо зарядки и каждый вечер на сон грядущий, день отводя под нешуточные свары с брызжущей из перекошенных злобой ртов ядовитой слюной. По обе стороны от межи между домами вместо высокого беспристрастного забора поставили мздоимцев, призванных блюсти государственные интересы как свои, что и делали с точностью до наоборот.

А Антон подался в нелёгкий и опасный бизнес, открыв здесь нелегальный цех по производству оборудования для автомобилей и таская через границу из России комплектующие. Пока народ всем посёлком "чухался", он "попал в струю" и довольно сильно по поселковым меркам разбогател. Однако годы шли, весь бизнес со скрипом, постепенно и неохотно, но неотвратимо переходил на рельсы легального или хотя бы частично легального, а Антон ментально оставался в начале девяностых, не желая платить жлобствующему крохобору-государству поборы, или налоги, как их принято называть в официозе. Уже из личного жлобства.

Так случилось, что кто позже, кто раньше, но практически все поселковые в возрасте 30-35 лет, исключая разве что решившихся спиться незаметно, но окончательно и бесповоротно, в знак протеста или просто принципиально, а то и без идейной платформы, и подавшихся в отпетые маргиналы, вынуждены были заняться предпринимательством. Кто - заигрывая с государством, кто - играя с ним в азартные игры сродни русской рулетке. Он же стоял уже круто и снисходительно поглядывал на мышиную возню начинающих с высоты своего отнюдь не нищенского благосостояния.

Но время продолжало не стоять на месте, и те, кто притёрся к системе, начали становиться на ноги крепко, тем не менее до его уровня не дотягивая. А он никак не желал "светиться" и продолжал вести свои дела пещерными методами девяностых. В тот период у Глеба с ним были намётки небольших совместных проектов, вследствие чего общение стало более частым, тесным и конкретным. Глебу иногда приходилось гасить по часу, а то и больше, времени в день на то, чтобы выслушивать его иронию и сарказм, стоны и брюзжание по поводу больших и малых успехов бывших обычных соседей, друзей и знакомых, а ныне конкурентов - не по бизнесу, а по уровню благосостояния.

Он никак не мог простить другим успешности. Даже её зачатков. Это было выше его сил и за пределами его понимания. Он ревновал их к успеху, несмотря на то, что никто из них ещё и близко не дотянулся до его уровня.

Он умер в возрасте 48 лет – оторвался тромб. Умер, так и не узнав, что никто из них и через десяток лет не подберётся к поднятой им планке. Земля ему пухом.