Зеркало с Бирюзовой улицы. "По прямой времени" и "Светка" Главы 17 и 18

17. По прямой времени.

Не знаю, почему я поверил Ольге. Наверное, мне было так проще – продолжать ее игру, если не в ущерб себе. Самый страшный ущерб уже произошел. Теперь надо его исправить. И если Ольга сможет искренне разъяснить Светке, как она тут очутилась, да если еще ее слова подтвердят – возможно… нет, но она же меня треснула! Значит… есть надежда.

Краткое содержание 15 и 16 глав. В них Саня умудрился вначале разругаться с Ольгой, так как (по его мнению) уличил ее во вранье. А потом и с вернувшейся проведать его Светланой. Та умудрилась прийти в тот самый момент, когда Оля выходила из ванной в махровом халате, который, помнится, носила и она, Светлана. 

Пока Оля что-то готовила на кухне (я показал, как зажигать газ и решил не вмешиваться), я бегом выполнял задание для моей работы – рисовал посла гишпанской державы со всеми атрибутами, которые пользователь должен был помочь ему найти в комнате на постоялом дворе.

После завтрака (авантюристка приготовила сырники, умница такая!) я рассказал Ольге, как потерял работу, как отдал последние деньги за зеркало. Как увидел ее впервые. Как снимал на видео и как ничего из этого не вышло. Видеозапись смотрели несколько раз. Пристойные ее части, конечно.

В конце концов Оля заявила, что необходимо изобразить последовательность событий в виде прямой времени на бумаге и занялась этим, морща лобик и покусывая карандаш. Я порылся в бабулиных «сундуках» и принес ей ворох одежды, из которой бабуля «выросла».

Посмущавшись для приличия, Оля пошла выбирать наряды. Вернулась в длинной цветастой юбке и кофточке, собранной наверху на резинку. Получилось мило, а-ля французская крестьянка.

- Бабушка точно не будет ругаться? – уточнила она в пятый раз.

- Да не будет, точно тебе говорю. Она давно собиралась в церковь для бедных эти вещи отнести. Но там уже не берут.

- Почему?

- Много нанесли. Ну что там у тебя с прямой времени?

- У меня получается следующее. Вот, видишь – нуль?

- Вижу.

- Видишь, я написала «10 летъ»?

- М-м-м… угу! – я лопал салат из фруктов, приготовленный Ольгой. С мороженым. Очень вкусно! – Ты на вафли-то не налегай

- Почему? – Ольга накладывала на круглую вафельку мороженое и сверху – фруктовый салат.

- Растолстеешь.

- Ну и что же?

- Будешь это… ну, перестанешь парням нравиться.

- Подумаешь… Очень надо! – но последнюю вафлю протянула мне. – Так вот, это мне 10 лет. Я повспоминала и получается, что свое зеркало, овальное, я помню с этого возраста. И раму точно дед делал, он при мне в мастерской над ней работал. Когда оно появилось в кабинете, не скажу. Я его просто увидела в уголке в один из своих приездов, и все.

- Понятно. Но мое-то зеркало точно старинное! Дерево, посмотри, старое, замызганное!

- Может быть, неподлинное старение?

- Какое старение? – удивился я и тут же перевел для себя: - А, искусственное старение? Ну… я не особый специалист, но по мне, так лет пятьдесят эта рама где-то пролежала. Конечно, может быть, стекло заменили на старинное…

«Хотя какое это стекло, ты забыл? Это – плазменная панель новейшего образца!» - напомнил я себе.

- Вот, а эта точка – мне 13 лет. Самый черный год в моей жизни.

Ольга помолчала, продолжила, вздохнув:

- Ты уж прости, но я не вру. И дата важная. С нее все и началось. За полгода до этого я приехала на праздники и как раз слышала, как ругались отец с дедом из-за его опытов на себе. А потом… в общем, зимой, на Рождество, мы собрались в мамино имение на Кавказе. Родители поехали, а я заболела и осталась. Было очень снежно в том году, и, когда они уже въехали в горы, сошла лавина. Прямо на дорогу. Прямо на них… - она замолчала, стараясь справиться с волнением. – И папа, и мама, и сопровождавшие… Так бывает в горах, Александр… зимой редко, но все же случается. Если очень много снега…

- А у нас лавины спускают, нарочно… чтобы не неожиданно… Сочувствую твоему горю…

- А бабушка от сердца умерла… сердце не выдержало. Месяц, и остались мы с дедом и дядей вот моим…

- О, Господи… Оля, ну ты же жива!

- Потому что заболела… - прошептала Ольга. – Мороженого на Рождество объелась…

Я смотрел на нее… губу закусила, глаза на мокром месте… эх, так хочу тебе поверить!

«Ну и поверь! Жалко тебе, что ли?» - сказал внутренний голос.

- Ладно, Оля, это все в прошлом… надо думать, как сейчас выпутываться… - сказал я и ткнул пальцем в следующую дату – «14 летъ». – А что было в этом году?

- А через год дед в очередной раз вошел в кабинет, и больше мы его не видели. Я осталась одна-одинешенька на всем белом свете…

- А дядя? А бравый Феодор? И няня у тебя, ты говорила, есть?

- Да, нянюшка… - Оля отвлеклась от грустных воспоминаний. – Как же она тревожится, бедная, за меня!

- Ну вот видишь, а говоришь, что ты одна. Давай решать, как тебя вернуть дяде и нянюшке!

- Дядя – мой опекун… Нет, мне точно нужно вернуться! А то все имущество моей семьи перекочует к нему! Вот еще не хватало!

Ольга приободрилась и продолжила водить пальчиком по «прямой времени».

- Десять дней назад я приехала. И решила «проведать» дедушку. В кабинете было пусто, и кто-то перевесил зеркало на середину стены, напротив входа. Это был день «вида на стену в кладовой». Следующий день – «зеркало замотано тряпкой». Следующий день – бал в честь Государя, и я впервые увидела тебя. Второй, третий – мы переписывались, верно?

- Верно, верно… какая у тебя память!

- Угу, не жалуюсь… На четвертый, когда картинки смотрели, я увидела раму на твоем… как это? – она огляделась и показала видеокамеру.

- Видеокамера? – уточнил я.

- Да, я увидела такую же резьбу, как и у меня, в дедовом зеркале. И на пятый день я убежала от дяди, думала, что загнала себя в западню в кабинете деда, но ускользнула прямо к тебе. А на следующий день… это сегодня!

- Молодец! Отлично считаешь до пяти!

Ольга удивленно посмотрела на меня:

- Это похвала?

- Это ирония… над самим собой. Оля, ну что из этого следует? И скажи, почему дядю утянуло обратно? Он даже тебя сумел схватить, но не остался тут!

- Вот! Вот это и есть самое интересное! – Оля смотрела на зеркало, на свой листок, на меня. С «ятями» и прочей дореволюционной грамматикой она управлялась легко, как будто всю жизнь так писала. Но учатся же люди китайскому, например.

А я смотрел на нее и на мобильный. Раз пять набирал вредную Светку. Она не откликалась. Ее можно понять… наверное. И тут я ощутил знакомый зуд в руках. Захотелось бросить все и начать рисовать.

Это крылья. Они мешают жить спокойно и счастливо. У каждого человека есть несколько талантов. Бабуля говорит – «Бог дает таланты. Если Он дал талант, надо его развивать, а не зарывать в землю». Если талант развился, если человек почувствовал его, понял, что он может творить то, что другой не сможет, неважно – писать стихи, вырезать лобзиком, чинить электроприборы – все, талант не даст спокойно жить. Он будет требовать реализации.

Мой художественный талант заставил меня встать и пойти за графическим планшетом.

- Оля, ты рассказывай, а я буду тебя рисовать, можно? – спросил я, устраиваясь поудобнее в кресле.

Оля подозрительно глянула на меня и кивнула. Я прищурился, и стилус в моих руках заскользил по планшету.

- Покажи, как закончишь, ладно? – застенчиво опустив глазки, сказала моя гостья.

- Обязательно! Так что там с прямой времени?

- Что-то произошло неделю назад, вот что получается! – Оля ткнула пальцем в свой рисунок. – В моем мире я вернулась домой и увидела зеркало, а в нем – кладовую. А в твоем мире… кто-то, у кого было зеркало, закрыл его чем-то и понес продавать… Расскажи-ка еще раз про то, как ты купил зеркало!

Я рассказывал, а руки сами переносили ее образ «на бумагу». Ты останешься навсегда такой, в летней кофточке и цыганской юбке, с заплетенными в косу волосами, задумчивая, грызущая карандаш. Но у меня ты будешь придумывать интригу, коварный план – как заманить Матвея в свои сети, как добраться через него до Государя… А если не возьмут в этой игрушке, отнесу конкурентам, вот!

- Старушка отправилась из перехода наверх, а я – вниз, в метро, вот с этим самым зеркалом. А ты у меня вот какая получилась, посмотри!

Ольга засмущалась, увидев себя на планшете.

- Очень хорошо вышло… правда, я не такая красивая!

- Я тебя такой вижу!

Тут она еще и покраснела.

- Объясни мне, что такое «метро» и почему переход под землей! – перевела она тему.

Я с воодушевлением рассказал, показал ей карту московского метро, вагоны, перроны – на мониторе, конечно.

- Жаль я не могу тебе показать, как у нас устроены скоростные дороги, - задумчиво произнесла она. – У вас очень красиво, в метро. Как дворцы подземные!

- Это только у нас, наследие советского прошлого! – махнул я рукой. – Ну, предыдущего режима, или формации. Ой, долго рассказывать!

- Мне интересно… ты хорошо рассказываешь!

- Да ладно… я тебя свожу в метро, если ты захочешь! Хотя…. Слушай, у нас ковид. Не дай Бог, ты заразишься! – я сделал страшные глаза.

- Что за напасть такая? – спросила она.

- Это болезнь такая, эпидемия, мор. Ну, типа чумы! Были эпидемии мировые – чума, испанка, сибирская язва. Много народу поумирало. Вот на нас такая напасть год назад навалилась. Я-то переболел, а ты… ты у нас вообще из другого мира!

Ольга задумалась.

- У нас тоже бывали моровые поветрия, но давно, больше полувека назад. Мы научились быстро распознавать заразные болезни и не давать им распространяться… Но, разумеется, мне не хочется принести заразу в мой мир. Хотя… - она грустно посмотрела на разбитое зеркало – Вряд ли я попаду обратно… Только если найду дедушку… вдруг он у вас?

- Про дедушку не знаю, а бабушку, продавшую мне зеркало, можно поискать, - и я рассказал ей свой сон про старушку. Оля слушала, затаив дыхание.

- А что за табличка? – спросила она. Я вздохнул. Если она – начинающая актриса, то «система Станиславского» у нее уже в крови. Вошла в образ… и в нем осталась.

- Оля, на домах у нас вешают таблички с номером дома и названием улицы.

- А много у вас Бирюзовых улиц?

Я снова вздохнул:

- Оля, так, чтобы бабка смогла доехать на своих двоих до перехода в метро, где я ее встретил – ни одной. Думаю, это упущение со стороны сценариста… - я даже нахально зевнул, исподволь наблюдая за девушкой. – Ближайшая – в поселке Кузнецово. Мы можем туда поехать, оглядеться на местности, поспрашивать...

- А чума ваша как же? – Оля даже поежилась.

- Чума… ковид, что ли? Да я уже болел, чуть не помер… а ты все равно назад не вернешься, зеркало-то тю-тю. Разбито! И к молодым он особенно не липнет.

- К тебе же прилип!

- Меня на работе заразили. У нас хозяин – болван редкостный. Не любит, когда болеют. Деньги не платит. Вот народ и ходил, заражал… Я тебе маску дам!

- Маску? – ах, эти невинные изумленные очи!

- Масочку, перчаточки… - я выудил из-под подушки (кладу, чтобы не потерялась) поношенную маску.

- А, повязку для лица! – обрадовалась Ольга. – Да, может помочь не заразиться! Кстати… погоди! – она вскочила и выбежала из комнаты.

А я взял телефон и набрал Светланин номер. Без ответа… десятый звонок.

Ольга вернулась с томом Брокгауза. У бабули сохранилась целиком вся энциклопедия – от какого-то Мишина, видимо, снимавшего квартиру в их доходном доме в центре города Орла, энциклопедию нашли через несколько лет после революции на чердаке и забрали себе бабулина пра-прабабка и прабабка.

- Ты извини… я ночью долго не могла уснуть, увидела этот словарь – он же старый, да? Вот, год выпуска – 1902 – а у вас сейчас, ты говорил – 2021-й, хотя, конечно, я не знаю, сколько дней в вашем, году, но…

- Триста шестьдесят пять дней, кроме високосных, - механически уточнил я.

- Ага, у нас также. Так вот, я сначала думала, что ты просто безграмотно пишешь.

- Да ну?

- Ну да. Но вот этак книга – явно старинная, верно?

- Верно. Этому тому уже сто девятнадцать лет.

Ольга открыла книгу и торжественно протянула мне ее, ткнув пальцем на заголовок.

- Видишь?

«Том 1» с «ятями»…

- Ну? И что? – я постарался изобразить изумление.

- Вот так – правильно писать. А ты пишешь БЕЗ «ятей», «ижицы», «фиты» и вообще неправильно. Но раньше! Раньше вы писали правильно.

- А! Так то до революции! А сразу после нее всю эту ветхозаветность отменили. Кстати, давно собирались. Еще при Николае Первом…

Ольга как-то подозрительно замолчала. Я оторвался от планшета, на котором заканчивал набело отрисовывать контуры, и рука моя замерла: на меня смотрели огромные, изумленные глазищи – как будто на мне рога выросли, или хвост… - Ты чего? – спросил я.

- У вас в России была революция? – тихо, с затаенным ужасом в голосе спросило неземное создание. Ох… в школе не училась, что ли? Я продолжил рисовать, но уже поглядывал и на мою авантюристку, стараясь запомнить выражение ее лица. Пригодится для образа…

- Да-а-а… у нас было две… нет, считай, три революции. Первая – революция 1905 года, это было… счас… девяносто пять плюс двадцать один… сто шесть лет назад. Но революционеры власть не сменили, хотя и была образована Государственная Дума. И разные реформы. По местам. Но царская власть устояла. А вот в 1917 к власти пришли некие Советы народных депутатов, сначала февральская буржуазная революция, Царя свергли, а потом в октябре большевики свергли Временное правительство. И все это, заметь, на фоне войны с Германией. Большевики войну о-о-отменили, ну то есть подписали капитуляцию, да и воевать-то не могли – войско распропагандировано, никто приказам офицеров не подчиняется… Вот…

- У нас не было революции… Во Франкии, Англии, даже Гишпании – были. А у нас в России не было… нам не по вере это… - тихо сказала Ольга. – В любви-то проще жить! И что было у вас после того, как… царя свергли?

Я отложил перо. Она сидела передо мной, прижав Брокгауза к груди и смотрела на меня печально и скорбно.

- Да ничего хорошего не было, Оля. Николай второй в феврале семнадцатого отказался от власти, передав ее брату, Михаилу, а тот тут же отрекся от престола. Николай хотел, видимо, принести себя в жертву, передав власть брату, против которого народ не был так непримиримо настроен, но… впрочем, Михаила это тоже не спасло от расправы. Началась Гражданская война. Все поделились на тех, кто за Советы (красные) и тех, кто против (белые). И среди красных, и среди белых были еще и внутренние шатания. Часть белых была за восстановление монархии, а часть – категорически против Царя. Это и привело их к поражению. Если бы они объединились… но история не знает сослагательного наклонения, - я сделал умное лицо.

- Какой ужас… а что с Государем стало?

- Оля, все плохо закончилось. Красные вывезли Его на Урал, в Екатеринбург, вместе со всей семьей, личным врачом, немногочисленной прислугой. И летом, при угрозе захвата белыми города, их всех расстреляли. И Государя, и Царицу, и всех детей, четыре девушки и Наследник. Ну и врача с прислугой…

- Боже мой, какой ужас! – у Оли задрожали губы, глаза наполнились слезами. – Какое страшное злодеяние!

- Да… в ночь с 16 на 17 июля 1918 года… А сестру царицы, совершенно безобидную монахиню, Елизавету Федоровну и ее спутницу инокиню Варвару даже не расстреляли. На следующий же день их и княжичей сбросили живыми в шахту… знаешь, в таких уголь, руду добывают… они умирали от голода и ран несколько дней… Оля, ты что?

Она попыталась встать, но покачнулась, выронила книгу на пол и упала на диван.

- Оля, что с тобой? Ты что?

- Ой, какой ужас! Как же можно быть такими зверьми?

- Так время-то было зверское! Водички дать?

- Это же ужасное преступление!

- Да, много в Гражданскую людей погибло, и потом…

- Нельзя убивать, свергать Государя! Ты понимаешь? В моем мире англичане убили своего короля. И королеву. И думали, что сейчас заживут. Но не вышло ничего хорошего. Они были несколько веков великой империей и сдулись до размеров маленького острова на севере цивилизованного мира. Франкийцы убили королевскую семью… у них случился страшный неурожай подряд несколько лет и мор. Их гишпанцы завоевали. И этим хватило ума заменить монархию властью денежных мешков! И где теперь та Гишпания? Ты рассказывай, что у вас еще произошло?

- Может, винца? Чайку то есть?

- Потом! Какой ужас…

- Э… Ну, много народа погибло с обеих сторон, но красные победили и начали восстанавливать страну.

- Принесли покаяние?

- Э… нет, насколько я знаю…

- Продолжай. Кошмар!

- Вот… ну, потом было раскулачивание, это когда богатых сельчан лишали имущества в пользу общества и высылали в Сибирь, расказачивание… это такое сословие у нас было – военнообязанные сельчане – тех тоже… расстреливали, короче… вот. А покаяться… Оля, всякое инакомыслие должно было быть вырвано с корнем из сознания народа, народ должен был не в Бога верить, а в коллективный труд… в общем, священников тоже поубивали, не всех, правда, повыселили, пересажали и… а еще был страшный голод. Все же разрушено, ты понимаешь… - я замолчал. Оля была в шоке от рассказанного.

- Ну, еще часть земель растеряли – Польшу, Финляндию, Бессарабию, часть Украины и Белоруссии, Закавказье все, Манчьжурию… потом вернули кое-что. Но затем снова растеряли. Да… вот, смотри, - я засуетился перед ноутбуком. – Вот, видишь, какая огромная карта до революции, и что осталось.

Я нашел карту, на которой были показано, как Российская Империя вначале совсем ссохлась, к Отечественной войне вернула часть земель, потом еще чуть прибавила. И что осталось после распада СССР… Глаза у Ольги стали еще больше, но слезы высохли.

- Это очень мало, по сравнению с нашей Россией… - грустно сказала она. – У нас границы вот здесь заканчиваются, - и она, прищурившись, обвела пальчиком на экране огромную территорию, включившую в себя и Черное море, и часть Балкан, и, конечно, Польшу с Финляндией, и Аляску с основательным куском Канады. По-моему, она прихватила также Монголию, половину Ирана и Афганистан.

- Аппетиты у вас! – восхитился я.

- А мы революции не любим, - парировала она. – Поэтому к нам, как к прекрасному острову покоя и процветания посреди бушующего мира, стремятся всё новые народы. У нас еще и по всему миру есть земли.

- Островок безопасности… Хотя какой островок – это половина материка.

Я пытался ее подловить – знает ли она слово «материк», например? Но Ольга только морщила лобик и вежливо улыбалась, если «не понимала» меня. Попробую вот так…

- После революции в стране (ее потом назвали СССР – Союз Советских Социалистических Республик) начались гонения на инакомыслящих. Всех, кто не с нами – в расход.

Оля широко раскрыла глаза.

- Как это, «в расход»?

- А вот так это. Кто не с нами – тот против нас. Веришь в Бога – добро пожаловать в ссылку или вообще… Знаешь, у нас в Москве было сорок сороков церквей до революции. А осталось… единицы. Священников в основном в лагерь или ссылку, куда подальше.

- За что?

- А за антисоветскую агитацию. Княгиню Елизавету за что в шахту сбросили? Она столько добра людям бедным сделала. Больницы открывала, приюты. А ее – в шахту! Кто богатый – тот не с нами, раскулачивали целые семьи, в ссылку, кому повезло, а кому не повезло – «десять лет без права переписки», то есть расстрел. Дворян, офицеров, казаков тех же – если не успели сбежать – в тюрьму под любым предлогом! Не всех, конечно, люди тихие, все нажитое богатство добровольно отдавшие революции – этим можно было пожить. Только… вот ты знаешь, мою прабабушку не принимали в двадцатые годы прошлого века в школу. Потому что не пролетарское происхождение. Они из мелких дворян были. Так ее мать пошла в телефонистки, чтобы девочку приняли в обычную школу, которая типа для всех детей Страны Советов! Много было чего. 

А потом стало еще страшнее. Когда от инакомыслящих избавились, троцкистов (это еретики, если по-церковному) поубивали, началась еще более страшная война. На весь мир заполыхало. Немцы напали первые. Фашисты. Мы победили. Но более страшной войны в мире еще не было. Около пятидесяти миллионов погибло. А сколько не родилось? Страна победила, выкарабкалась. И даже Бога на короткое время вернули… 

В космос полетели. Стали оплотом справедливости в мире. Но… так вышло, что наши правители обо всем позабыли. И о равенстве, и о том, что господ давно отменили. И сами захотели иметь много больше, чем остальной народ. И продали страну за свои личные интересы. И тогда – тридцать лет назад – наш СССР развалился на несколько государств. На карту посмотри, что от нас осталось. В результате развала страна потеряла промышленность и людей. Сравнимо с той самой, последней войной, Великой Отечественной. Потом решили – хватит разваливаться, надо восстанавливаться. И вот сейчас – это еще процветание после последней революции. Перед закатом, наверное…

Оля вдруг закрыла лицо руками, и плечики ее затряслись.

- Оль, ты что? Скажи мне еще, что не знала ничего… что я распинаюсь перед тобой, ведь знаешь все… эй, ну что с тобой? Ты… ты ревешь, что ли?

Она отняла руки от заплаканной мордочки, и на меня глянули большие, полные слез глаза. Она ревела… Дрожащие губы приоткрылись и, между всхлипами, она произнесла:

- Я не… не понимаю слов… но столько смертей… такое горе… Саша… от Государя отреклись, людей поубивали… и вот… вот, видишь, сколько горя в результате… столько лет… и все прахом, да? Так ведь?

- Подожди! – буркнул я и помчался в ванную. Смочил полотенце водой, вернулся. Она утирала нос ладошкой, смешно всхрюкивая. Я быстро подошел к ней и, пока она не начала реветь снова, вытер ее лицо мокрым полотенцем. И еще раз, и еще, приговаривая:

- Ну все, все… это было давно, а сейчас иначе стало, не плачь, пожалуйста…

Она выхватила у меня полотенце и уткнулась в него лицом.

«Ну, сейчас еще сильнее рыдать начнет…» - в тоске подумал я, и тут зазвенел телефон.

18. Светка.

Ольга отняла полотенце от зареванного личика и уставилась на телефон. Он лежал на столе и дилинькал. А на экране было фото моей бывшей, Светки. Фото до ковидного периода. Она смеялась на этой фотографии. Когда она смеялась, невозможно было не улыбнуться в ответ.

Ольга посмотрела на меня, потом на телефон. Потом снова на меня. Я сидел, как истукан, боясь ответить на звонок. Оля взяла телефон и сунула мне в руки.

- Ну? – спросила она. – Это же она? – и ткнула пальцем в экран. – Ты же этого ждешь?

Я кивнул и нажал «Ответить».

- Алё! – голосом последнего кретина произнес я. Втайне я хотел, чтобы все это поскорее кончилось. Мне не хотелось снова услышать, что я дурак и прочая… и еще я не знал, что говорить… такая нелепость…

- Саша, что случилось? – спросил такой родной голос.

- Света, не вешай трубку! – попросил я.

- Ты прости, что я тебя треснула… но… конечно, я не права…

- Светочка, я тебя очень прошу, не вешай трубку! Не уходи!

- Господи, что еще стряслось? – Света даже встревожилась.

- Только не говори, только не говори, что все уже позади, и прошло, у меня не прошло, и… - тут я замахал рукой в сторону двери, выразительно указывая Ольге, что ей надо выйти. Умница поняла, закивала, выскочила за дверь, закрыла ее и… могу спорить, замерла и подслушивает. Ладно…

- Света, со мной случилось нечто настолько невероятное, что я сам не могу поверить. Только не бросай трубку, прошу тебя! – затараторил я, прыгая вокруг зеркала и накрывая его осколки полотенцем. Мне не хотелось, чтобы в этот момент за мной наблюдали. Хотя…

Света молчала.

- Ты там?

- Да, - услышал я похолодевший градусов на двадцать голос. Так… значит, я взял неверный тон…

- У меня… Света, ты можешь приехать? Мне нужно тебе показать видео, зеркало это разбитое, и девочка эта… она мне вообще никто, понимаешь? Никто, клянусь тебе. Это совершенно фантастическая история, и… она… она… в общем, она из параллельной России…

- Может, из «Единой»? – ехидно спросила Светка.

- Нет… Света, прошу тебя, я один совсем с этими проблемами, что делать, не знаю…

- А я тут при чем? – наигранно весело спросила Светлана. – У тебя теперь своя жизнь…

- О, Господи! Света, мне очень нужна ТЫ! Твоя помощь…

Светлана помолчала и тихо переспросила:

- Нужна Я или моя помощь? Ты уж определись, пожалуйста.

- Ты… - прошептал я в ответ, усаживаясь на пол.

- Это безобразие… - услышал я тихий голос. – Ты привел какую-то девицу, она расхаживает в бабушкином халате по дому, и ты же просишь о помощи? А ОНА тебе не может помочь?

- Света… умоляю тебя… если ты мне дашь возможность объяснить, рассказать, в какую историю я попал… эта девушка – она мне вообще никто, это все случайность, это какое-то нагромождение фантастических обстоятельств, которых не может быть, и все-таки они есть…

В этот момент вошла Ольга, подошла ко мне, вырвала из моей руки телефон и, спросив:

- Сюда говорить? – обратилась к моей Светке. - Здравствуйте, Светлана. Простите, что я вмешиваюсь. Но это моя вина в том, что вы поссорились. Прошу вас, выслушайте меня.

- Отдай телефон! – зашипел я, с трудом обретая дар речи. Ольга выставила ладошку – мол, не лезь. И отошла с телефоном к двери. Я вскочил и направился к ней с самыми серьезными намерениями.

- Позвольте объяснить возникшее недоразумение. Я, в самом деле, оказалась у Александра совершенно случайно. Для меня это такая же неожиданность, как и для него. Вы смеетесь? Наверное, это глупо, да… но вы не могли бы приехать? Нет, это ужасное недоразумение должно быть обязательно разрешено! Зачем приезжать? Здесь есть данные, вам их следует видеть, и вы убедитесь, что… Хорошо, хорошо, благодарю вас… да, конечно, я тоже буду, мне, собственно, некуда… в течение ближайшего часа? Благодарю вас!

Я забрал телефон и внимательно, со всей возможной ненавистью во взоре уставился не нее.

- Она сказала, что приедет. Что это даже забавно…

- Ты хоть понимаешь, что вмешиваешься в мою жизнь? – спросил я. – Это – моя жизнь. Светка – это лучшее, что в ней было. И есть. И будет. Заткнись. Не смей возражать. Вы – ты и компания – влезли в мою личную жизнь. Испортили ее. Испортили все, до чего дотянулись. Ты кто такая, чтобы разговаривать с моей… невестой?

Оля сначала покраснела, потом глубоко вздохнула, потом вызывающе посмотрела на меня снизу вверх и ответила:

- Я – та, кто умеет разговаривать с твоей невестой. А ты… - и она повернулась и вышла в коридор. Закрыв за собой дверь. Но тут же дверь открылась, в щель просунулась ее головка:

- Она в течение часа приедет. Могу помочь прибраться.

И дверь закрылась.

В течение следующего часа мы на пару убирали мой свинарник. «Хлев», как говорит моя бабуля. Пылесос ее удивил. В «её» России, оказывается, люди не делают уборку. Убирают роботы… Ага…

- Механические такие ма-а-аленькие машинки. Как… землеройки. Зем-ле-рой-ки. У вас есть такие?

- Наверное… Есть, конечно. И что ваши землеройки делают?

- Распрыскивают особую жидкость, к ней липнет пыль и грязь, потом собирают мусор в кучки и расщепляют… скажи, посуду вытирать полотенцем?

- Что? А, да ее в посудомойку надо было… ну ты фантазерка. А эти уборщики – дорого стоят?

- Я не знаю… мы купили целое гнездо для дома. А вообще, если у человека не свой собственный дом, ему хозяева сдают жилье со всем необходимым, и с уборщиками тоже…

- Это очень интересно! Так… посуду я сам распихаю… - я критически оглядел комнату, пробежался по «местам общего пользования». Вроде все прилично. Свои рисунки с Ольгой я положил в отдельную папку и на шкаф, на шкаф… подальше от Светы. Ну, вроде все! Можно испить кофейку…

Раздался звонок в дверь.

Я бросился к двери, Оля скромненько зашагала за мной и встала в коридорчике, у зеркала. Я отпер оба замка, признаюсь, руки слегка дрожали. Распахнул дверь – она, моя Светка! Я расплылся в улыбке, она тоже улыбнулась, но, увидев, Ольгу, сделала вид, что ей все безразлично:

- Привет! – и, кивнув головой, сухо, Ольге: - Добрый день!

- Здравствуйте! – моя пришелица тоже вежливо улыбнулась. Я помог Светке снять куртку, дал ей ее любимые тапочки и предложил стандартное «чайку-кофейку», ибо «накорми, напои, спать положи, а потом расспрашивай» у нас в крови. Но Светлана отказалась:

- Я бы хотела вначале выслушать обещанную фантастическую историю!

Продолжение следует!

В статье использованы карты из музея Городецкого Феодоровского мужского монастыря (http://feodorovskiy-monastyr.ru/istoriya-monastyrya/ )

Предыдущие главы расположены по ссылкам

Первая https://cont.ws/@proctotanya/2...

Вторая https://cont.ws/@proctotanya/2...

Третья и четвертая https://cont.ws/@proctotanya/2...

Пятая и шестая https://cont.ws/@proctotanya/2...

Седьмая и восьмая https://cont.ws/@proctotanya/2...

Девятая и десятая https://cont.ws/@proctotanya/2...

Одиннадцатая и двенадцатая https://cont.ws/@proctotanya/2...

Тринадцатая и четырнадцатая https://cont.ws/@proctotanya/2...

Пятнадцатая и шестнадцатая https://cont.ws/@proctotanya/2...

Благодарю вас за прочтение!