Платон о демократии. (Государство)

В демократическом государстве нет никакой надобности принимать участие

в управлении, даже если ты к этому и способен; не обязательно и подчиняться,

если ты не желаешь, или воевать, когда другие воюют, или соблюдать, подобно

другим, условия мира, если ты мира не жаждешь. И опять-таки, если

какой-нибудь закон запрещает тебе управлять либо судить, ты все же можешь

управлять и судить, если это тебе придет в голову. Разве не чудесна на

первый взгляд и не соблазнительна подобная жизнь?

Эта снисходительность вовсе не мелкая подробность демократического

строя; напротив, в этом сказывается презрение ко всему тому, что мы считали

важным, когда основывали наше государство. Если у человека, говорили мы, не

выдающаяся натура, он никогда не станет добродетельным; то же самое, если с

малолетства - в играх и в своих занятиях - он не соприкасается с прекрасным.

Между тем демократический строй, высокомерно поправ все это, нисколько не

озабочен тем, кто от каких занятий переходит к государственной деятельности.

Человеку оказывается почет, лишь бы он обнаружил свое расположение к толпе.

-

Эти и подобные им свойства присущи демократии - строю, не имеющему

должного управления, но приятному и разнообразному. При нем существует

своеобразное равенство - уравнивающее равных и неравных.

Взгляни же, как эти свойства отразятся на отдельной личности.

Когда юноша, выросший, как мы только что говорили, без должного

воспитания и в обстановке бережливости, вдруг отведает меда трутней и

попадет в общество опасных и лютых зверей, которые способны доставить ему

всевозможные наслаждения, самые пестрые и разнообразные, это-то и будет у

него, поверь мне, началом перехода от олигархического типа к

демократическому.

Опорожнив и очистив душу юноши, уже захваченную ими и посвященную в

великие таинства, они затем низведут туда, с большим блеском, в

сопровождении многочисленного хора, наглость, разнузданность, распутство и

бесстыдство, увенчивая их венками и прославляя в смягченных выражениях:

наглость они будут называть просвещенностью, разнузданность - свободою,

распутство - великолепием, бесстыдство - мужеством. Разве не именно так

человек, воспитанный в границах необходимых вожделений, уж ев юные годы

переходит к развязному потаканию вожделениям, лишенным необходимости и

бесполезным.

Но если, на его счастье, вакхическое неистовство не будет у него

чрезмерным, а к тому же он станет немного постарше и главное смятение

отойдет уже в прошлое, он отчасти вернется к своим изгнанным было

вожделениям, не полностью станет отдаваться тем, которые вторглись, и в его

жизни установится какое-то равновесие желаний: всякий раз он будет

подчиняться тому из них, которое ему словно досталось по жребию, пока не

удовлетворит его полностью, а уж затем - другому желанию, причем ни одного

он не отвергнет, но все будет питать поровну. -

Изо дня в день такой человек живет, угождая первому налетевшему на него

желанию: то он пьянствует под звуки флейт, то вдруг пьет одну только воду и

изнуряет себя, то увлекается телесными упражнениями; а то бывает, что

нападет на него лень, и тогда ни до чего ему нет охоты. Порой он проводит

время в занятиях, кажущихся философскими. Часто занимают его общественные

дела: внезапно он вскакивает и говорит и делает что придется. Увлечется он

людьми военными - туда его и несет, а если дельцами, то тогда в эту сторону.

В его жизни нет порядка, в ней не царит необходимость; приятной, вольной и

блаженной называет он эту жизнь и как таковой все время ею и пользуется.

http://lib.ru/POEEAST/PLATO/go...