Курская область: провалы, поражения и выводы

Герман Садулаев рассказал "Вашим новостям", как и по чьей вине изменялась за последние дни картина специальной военной операции.

«ВН»: – Герман, кто ответственен и кто ответит за ситуацию в Курской области?

– Пока что кажется, что ответит за нее никто. Не видно пока что никаких оргвыводов. Хотя, может быть, они будут отложенного действия, так как наш верховный не любит принимать скоропалительных решений. Он берет что-то на заметку и потом решает.

Например, это могут быть выводы в отношении нашего Генерального штаба, который в принципе должен был организовать оборону. Или в отношении тех, кто якобы строил там укрепления. Но быстрых оргвыводов тут ожидать не приходится. Это не в характере нашей власти.

«ВН»: – Что привело к этому наступлению ВСУ?

– Ситуация тут сложная. Можно сказать, что мы не подготовились к отражению атаки. Можно сказать, что там не было почему-то достаточных сил. Но дальнейшие наши действия показали, что проблема гораздо глубже. Что у нас в принципе нет достаточных сил. У нас в принципе нет достаточных резервов. Чтобы заткнуть дыру в Курской области, нам пришлось снимать подразделения с других направлений. У нас в принципе мало стратегических резервов.

Возможно, они есть и их держат на случай атаки в Запорожской области, на Запорожскую АЭС. Поскольку возможно, что атака на Курскую область – это отвлекающий манёвр и будут атаки на других направлениях. Может быть, не все резервы вводят.

Я думаю, есть проблема, что проигнорировали сообщения разведки, которые были наверняка. Что не организовали должную оборону. Что не насытили оборону войсками. Но тут другая проблема – а чем было ее насыщать? По всей видимости, больших резервов у нас и не было. То есть мы ведем полномасштабную войну, не имея большого стратегического резерва для купирования таких ситуаций.

Кто ответственен за это? Сложно сказать. Потому что тут мы дойдем до самого высшего военно-политического руководства России, которое вовремя не обеспечило мобилизацию. Или какими-то другими методами не набрало достаточное количество войск.

Факт состоит в том, что у нас опять недостойно войск, как это было и в нашем харьковском отступлении. Я имею в виду, когда обнаружилось, что наши войска стоят тонкой линией. Что резервов нет, что войск для защиты таких территорий нет. Так и сейчас. Выяснилось, что у нас просто мало сил, мало резервов. Держать большие резервы в Курской области на границе мы не могли. Тогда они бы могли зайти в Брянской области или еще где-то. Ведь их разведка прекрасно знает, что у нас мало сил. И они знают, и что у нас есть эти тонкие места, и что у нас в принципе мало резервов. Вот такая грустная ситуация.

«ВН»: – Чем может закончиться эта грустная ситуация? Как она изменит ход СВО?

– Украинцы сейчас одерживают победу в Курской области. Они перехватили инициативу. В американских источниках информации говорится, что уже 720 квадратных километров находится под их контролем. Мы можем не доверять американским источникам. Но наши источники вообще очень мало сообщают о том, что на самом деле происходит, и создают некоторый вакуум о происходящих событиях. Этот вакуум неизбежно заполняется нашими врагами. Это отдельная тема – работа наших медиа.

Чем это всё закончится? Украинцы сейчас используют свое преимущество в ведении маневренной войны. У вооруженных формирований Украины лучше, чем у нас, получается вести маневренную войну. Тому есть две причины.

Во-первых, у них есть цифровые автоматизированные современные системы связи и управления. А у нас таковых нет. У нас до сих пор нет своей общей автоматизированной компьютеризированной цифровой системы связи и управления боем.

У нашего противника есть программа «Крапива» и другие программы. У них в целом есть система связи и управления боем. У них каждый командир на планшете видит текущую ситуацию: где расположены наши войска, куда нужно сосредоточить огневой удар.

Система «Крапива» работает, как «Яндекс.Такси» – ближайшие огневые силы и средства начинают работу по обнаруженному объекту.

Вторая причина – украинские войска (во всяком случае те бригады, которые пошли в прорыв) высокомобильны. У них достаточное количество боевой техники. Мы видим, у них есть БТРы, танки, много боевых бронированных машин – как украинского производства, так и зарубежные модели. И у них по-настоящему механизированные войска. Они все обеспечены специальным военным бронированным транспортом. И могут очень быстро перемещаться.

Эти два фактора дают им преимущества в маневренной войне. Мы довольно неплохо стали сейчас биться в войне позиционной, мы можем удерживать свои рубежи в позиционной войне, можем продавливать украинцев по фронту, как мы делаем на покровском направлении. Но в маневренной войне мы хуже, чем наш противник. Потому что у нас нет таких систем связи и у нас не настолько механизированы войска. У нас не хватает боевого транспорта. Тот, который есть, это всё разнобой. Наши бойцы передвигаются часто не на бронированных машинах, а на КАМАЗах.

Украинцы продолжают свой натиск. И, по-видимому, сейчас расширяют свою зону влияния. Даже сейчас, когда прошло восемь дней с начала вторжения, они продолжают наступление, продолжают захватывать наши населенные пункты, пользуясь тем, что у нас пока нет в Курской области сплошной линии обороны. Оборона у нас очаговая.

Они видят промежутки между нашими узлами сопротивления. Вклиниваются в эти промежутки, обходят наши узлы сопротивления. И продолжают продвигаться. Поскольку мы сейчас по уровню технологического оснащения, видимо, отстаем от нашего противника примерно на два года, ожидать начала наших побед в этой маневренной войне, наверное, не приходится. У Украины еще много резервов и техники. Они продолжают вводить новые силы.

В маневренной войне мы, наверное, не сможем выигрывать. Видимо, остается ждать, пока мы сможем создать сплошную линию обороны и перейти к позиционной войне. В позиционной войне у нас получается лучше, там мы лучше подготовлены. Правда, для этого надо создать рубежи обороны. И по всей видимости, они будут проходить по Курской области.

Возможно, украинцы отступят, достигнув некоторых демонстративных целей своего вторжения. Но возможно, что нет. Возможно, что они закрепятся, а мы выстроим новую линию обороны, и просто возникнет новый большой участок фронта.

«ВН»: – Герман, насколько происходящее в Курской области меняет картину спецоперации и ее ожидаемые сроки?

– Несомненно, эта операция ударила снова и по имиджу наших вооруженных сил, и по нашему международному авторитету, и по ожиданиям того, что мы скоро сможем завершить специальную военную операцию какой-то победой или подписав договор о прекращении огня на каких-то выгодных для нас условиях.

Оказалось, что эти разговоры о якобы готовности Украины к переговорам были очередным туманом войны. Украина не готовилась ни к каким переговорам. Она стремилась усилить свои позиции, копила и готовила резервы. И нанесла удар. Поэтому сейчас, конечно, финал спецоперации еще более откладывается. Поскольку позиция, о которой опять заявила и на которой стоит Украина, это «возврат на границы 1991 года». Мы на это пойти не можем. Не хотим на это пойти. А других вариантов Украина рассматривать, видимо, не будет.

И таким образом переговоры начинать в данное время бессмысленно. Они заведомо зайдут в тупик. Наши позиции слишком разные. И таким образом это еще более неопределенным делает время окончания СВО.

«ВН»: – Но хотя бы остается уверенность, что она точно закончится в нашу пользу?

– Я уже говорил о том, что операция, скорее всего, завершится не раньше 2026 года. Я так думаю, потому что к 2026 году, видимо, всё же наступит энергетический коллапс на Украине. Мы его приближаем своими ударами по энергоструктуре. И накопятся противоречия в мире, из-за чего может ослабнуть помощь Украине. И таким образом, я думаю, мы сможем окончить спецоперацию победой. Но не ранее, чем в 2026 году.

Мой любимый генерал Апти Алаудинов заявил о том, что мы закончим эту войну победой уже к концу этого года. Честно говоря, я не понимаю, на чем он основывает эти свои довольно оптимистичные, на мой взгляд, ожидания. Я, конечно, не настолько экспертен, как Апти Аронович, но я не вижу никакой возможности, как эта операция могла бы закончится нашей победой, да и вообще закончиться до конца этого года или даже в следующем году.

Если не случится какого-то экстраординарного события, раньше 2026 года СВО вряд ли закончится. Украина всё еще очень сильна, она это продемонстрировала. Это очень сильный противник. У Украины еще пока нет какой-то крайней проблемы в обеспечении своей армии людьми. Мобилизация у них продолжается нон-стоп. Мобилизационный ресурс у них еще есть, и он достаточно большой. Его хватит на ближайшие годы.

Да, они забирают из своей экономики мужчин. Но Украины уже нет собственной экономики. Поэтому там разваливать особенно нечего. Она живет на дотации Запада. Пока Запад не прекратит свои дотации, она продолжит существовать. Она существует на деньги Запада. Даже бюджетные гражданские расходы покрываются там дотациями Запада.

Финансово с нами воюет не Украина, а Запад. А у Запада деньги не кончатся, если только его внимание не переключится на другие проблемы.

Единственное, критичным может стать для Украины именно разрушение энергетической инфраструктуры. Сами по себе деньги – доллары и евро – не могут двигать поезда, освещать и отапливать помещения и так далее. Для этого всё равно нужна электроэнергия. А для передачи электроэнергии всё равно нужны инфраструктурные мощности. Украина уже перестала быть экспортёром электроэнергии, она ее импортирует с Запада. И если мы разрушим инфраструктуру ее распределения, то экономические проблемы на Украине, возможно, наступят. Однако при настоящем темпе ударов – я не думаю, что это произойдет раньше 2026 года.

«ВН»: – Приведет ли эта ситуация к новой волне мобилизации в России?

– Наша власть сейчас отрицает любую возможность новой мобилизации. Я думаю, что тому есть две причины. Первая причина – политическая и идеологическая. Наша власть не хочет раздражать народ. Не хочет поднимать народ на войну. У нее по той или иной причине не хватает мужества встать и сказать: «Братья и сёстры, на нас напал сильный враг, нам нужно сплотиться, мы все должны встать за родную землю». Они не в состоянии это сделать. Это противоречит их установкам. Их установка – что мы ведем специальную военную операцию, а не народную войну.

Вторая причина, как я уже говорил, чисто техническая. У нас даже для тех войск, которые уже сражаются, не хватает вооружений: современных артиллерийских систем, танков, боевого транспорта, БПЛА, ПЭБ, связи. Всего этого не хватает. Если мы сейчас поставим под ружьё какое-то количество людей одномоментно, то встанет вопрос: «Чем их вооружить?» Вооружений у нас нет.

Чтобы вооружить современную армию, недостаточно одних автоматов, легкого стрелкового вооружения, которое у нас еще советское, наверное, есть на складах в достаточном количестве.

Произвести в короткие сроки необходимое количество вооружения и боевого транспорта мы не можем. Наши производственные мощности и так загружены.

Решением могла бы стать, возможно, массовая закупка вооружений у той же Северной Кореи или каких-то других стран. Но это опять большое политическое решение. И я не знаю, готовы ли на него наши власти. Пока что я не вижу примет мобилизации. Скорее всего, в ближайшее время мобилизации не будет.

Опять же, если мобилизовать одномоментно 10, 20, 30 дивизий, то встанет вопрос о командном составе. Нужно большое количество командиров младшего и среднего звена. Есть ли у нас такое количество офицеров, которые могли бы стать командирами взводов, рот, батальонов, полков? Похоже, что нет такого количества свободных командиров. Где их взять – непонятно. Для решения этого вопроса надо организовывать ускоренные офицерские курсы бойцов, которые хорошо проявили себя на СВО, и делать из них командиров, офицеров. Но и для этого нужно большое политическое решение. И это опять упирается в вопрос о повышении градуса мобилизации всего общества. На это наши власти пока, видимо, не готовы.

«ВН»: – Раньше многие говорили, что если бы СВО перекинулась на международно признанную территорию России, то страна бы поднялась. Это произошло. Поднялось ли общество?

– Общество в целом не поднимется у нас, наверное, если не получит сигнала сверху. Для этого в нашей стране всё-таки должен выйти верховный и сказать: «Братья и сёстры…»

«ВН»: – А те немалые деньги, что платят за контракт, это разве не знак от власти о том, что бойцы очень нужны?

– Тех, кого можно мотивировать деньгами, мы уже практически, я думаю, исчерпали. Далеко не все могут быть мотивированы миллионом рублей или даже двумя миллионами. Или даже пятью миллионами рублей. Тем более, что люди знают, что заключая контракт с Министерством обороны, они практически заключают бессрочный контракт, который, скорее всего, будет длиться до конца специальной военной операции. И нет никаких гарантий, что ты вернешься домой живым и непокалеченным. А когда встает такая перспектива…

Далеко не все люди способны идти ради денег. И вообще, деньги – не самая лучшая мотивация для того, чтобы рисковать жизнью. Жизнь всё равно дороже денег, даже двух или трех миллионов рублей.

В конце концов, как сказал Захар Прилепин, мы же не пираты, чтобы воевать только за деньги.

Для высокого уровня мобилизации общества нужен призыв со стороны власти о том, что дело действительно плохо, что ситуация действительно тяжелая и «нам нужна помощь всего народа». Но наша власть боится признаться в том, что ситуация тяжелая. Мы видим это по работе наших медиа.

«ВН»: – Может ли Россия использовать тактическое ядерное оружие из-за атаки ВСУ на Курскую область?

– Я почти уверен, что будет выстроена линия обороны и наступление ВСУ будет остановлено. А значит, вряд ли что-то грозит самому существованию российской государственности. А это, согласно нашей военной доктрине, является основанием для применения ядерного оружия – непосредственная угроза существованию российской государственности.

Я не думаю, что в каком-то обозримом будущем ядерное оружие будет нами применяться.

Герман Садулаев