«После встречи с этим Божиим человеком мы с мамой плакали... » Непридуманная история из русской глубинки

18 мая 2023. Автор: Захарова Анастасия
Лет пять назад в нашем храме Владимирской Божией Матери, в Ярославле, появился Сережа. Он инвалид с рождения — ДЦП.
Мама бросила его сразу, в роддоме, и родственников у него не было.
Сережа жил в колокольне при храме — без отопления, воды.
А зимой уезжал в свою комнату — у него было какое-то государственное жилье.
Летом в храме всегда было чем заняться по мелочи, а по воскресеньям, надев видавшие виды, но опрятные брюки, ботинки, рубашку и куртку, Сережа отправлялся на службу.
В церкви, если не в праздник, народу бывало не так уж и много, в основном постоянные прихожане, которые Сережу знали.
Заботливые бабушки несли ему конфеты и печенье, кто-то давал деньги, хоть он никогда не просил.
И как-то все привыкли к тому, что справа от входа всегда сидел маленький улыбчивый человек с аккуратным хвостом, бородкой и добрыми голубыми глазами.
В ноябре прошлого года, с наступлением холодов Сережа уехал.
А весной, когда потеплело, его место на скамейке так и осталось пустым. Видно, переехал. Но куда? Никто не знал.

Весна в этом году была затяжной. В долгие майские праздники мы с мамой решили отправиться в Тутаев, небольшой городок в 50 км от Ярославля. Мама — художник, и в путешествии мы сделали много фотографий домов, церквей, речки, пруда и необыкновенно красивых облаков для ее будущих картин. Вдоволь нагулявшись по вполне живописным провинциальным улочкам, мы сели в машину и отправились домой. Примерно на полпути где-то вдали от дороги показались купола. Не задумываясь, а скорее повинуясь какому-то странному чувству, решаю свернуть.

Очередной поворот извилистой грунтовки — и вот показались три старых дома. Перед одним, серым, седым от времени, повернутым фасадом к дороге, стоял столб с приметной ярко-синей телефонной будкой. Слева была та самая церковь, белая, с уходящими в небо куполами.

Мы остановились у закрытых ворот и вышли поснимать. Между домом и церковью высилась огромная куча толстых чурбаков и рядом почти такая же — колотых. На одном из чурбаков сидел маленький человек с небольшим топором и железным штырем и методично, удар за ударом, раскалывал тяжелые бревна.

— Сережа!

Свой голос я услышала словно со стороны и, как мне показалось, окликнула его я даже раньше, чем узнала.

— Сережа, ты? Здесь? Как?

— Здравствуйте! А вы кто?

Я подошла ближе.

— Ой, Настя! А я вас и не признал! Да и как, чтобы вы — и здесь? Вот уж не ожидал!

У Сережи теперь была длинная с проседью борода. Маленькая черная шапка, свитер, а на коленях — войлочные наколенники. Но глаза его были такими же голубыми, и улыбался он так широко, словно не было для него в жизни большей радости, чем наш неожиданный визит.

— А я тут с ноября и живу, батюшка местный мне дом дал, этот, — Сережа с гордостью кивнул в сторону серого дома, того, с будкой. В тот же момент из дома вышел трехногий кот, сурово глянул на непрошенных гостей, потом подошел к маме, обнюхал ноги и завалился на спину, подставив ей живот и тем самым высказав свое расположение.

— Тут хорошо. У меня теперь и кот есть, вон, Моисей. Он трехногий, зимой в капкан попал, лапу отморозил. Я его когда нашел, он совсем плохой был, а вместо лапы только кость торчала. Я его выходил, он со мной и остался. А еще тут работы много. Вот, видите кучу бревен? Я сам ее, сам... Медленно, конечно, но зато сам ведь… — Сережа говорил это и улыбался, широким жестом обводя наколотые уже дрова.

Солнце выглянуло из-за тучи, стало слепить, и я отступила на несколько шагов назад, в тень церкви. Посмотрела на Сережу: ничего вроде не изменилось — у огромной кучи неподъемных деревяшек по-прежнему сидел маленький человек с почти неходячими ногами и трехногий рыжий кот. Только вот теперь я наконец смогла разглядеть его по-настоящему.

Мне всегда казалось, будто люди с физической инвалидностью — лишнее напоминание о том, что мои собственные дела обстоят не так уж плохо, ведь есть те, кому гораздо хуже. Как же я ошибалась.

Стоя напротив Сережи, я понимала, что невозможно, неправильно называть слабым, немощным человека, у которого такой огромной силы душа. Удивительно, но, глядя на него, хотелось думать не о том, что у меня все хорошо, а, наоборот, съежиться от стыда за собственную беспомощность и малодушие.

Впервые в жизни я ощутила себя человеком с ограниченными возможностями. Ограниченными возможностями души.

Он, не знавший материнской любви, умел любить жизнь.

Он, не умеющий толком ходить, нашел и выходил живую душу.

Он, не имеющий больших физических сил, радовался тому, что много работы. Не ныл, не жаловался — радовался.

Я стояла ошеломленная и смотрела на того, кто каждое утро просто просыпается, молится Богу и идет делать свое большое дело. И я понимала одно: ведь именно он тяжело, потихоньку, но доделает его до конца, что не всегда удавалось мне.

Тут я услышала голос мамы.

— Сережа, можно мы тебя сфотографируем? Я картину напишу.

— С меня? Картину? Сережа засмеялся.

— Ну какая ж с меня картина!

— Самая лучшая картина, Сережа. Самая лучшая. Та самая, которую мечтаешь написать всю жизнь…

По дороге домой мы молчали. Ехали медленно, спешить не хотелось. Думали каждая о своем, но, судя по слезинкам, катившимся из глаз, об одном и том же.
О том, как неисповедимы пути Его.
О том, как просто быть счастливым, если живешь с верой.
О том, что истинная сила — не в кулаках. Истинная сила в том, чтобы любить и всегда и везде оставаться человеком.
И еще о том, что прекрасное не всегда красиво — в нашем обыденном представлении о красоте. Иногда оно, прекрасное — это маленький человек с сухими ногами, раскосыми глазами и огромным сердцем. Человек, заставляющий остановиться и задуматься.
Человек, умеющий любить по-настоящему.
Божий человек.
Человек с безграничными возможностями души.