Введение в патафизику: Михаил Булгаков

9 934

Кроме того, что, по утверждению Альфреда Жарри, «патафизика есть наука», она еще и готовый метод исследования, приложимый практически к любому творчеству, в том числе и таких далёких от авангарда писателей, как Михаил Булгаков. 

Чуть ли не самое лакомое предложение на рынке патафизических идей – это время. Патафизика раз и навсегда избавляет нас от его нехватки, проблемы конечности индивидуального времени и всех неудобств, связанных с бренностью бытия. 

Задачи патафизики Жарри определил достаточно ёмко: «Она изучит законы, управляющие исключениями, и объяснит тот мир, что дополняет этот». 

То есть приобщение к патафизике равно впадению в нирвану. И когда Осип Мандельштам восклицает: «Нет, никогда ничей я не был современник», он утверждает, что является современником всего сущего. 

Другой постулат патафизики, о потенциальной принадлежности к ней всех когда-либо живших или готовящихся жить, разрешает рассматривать в её терминологии без исключения всех разумных и неразумных существ.
Не столь важно, жили ли они до Жарри, одновременно с ним или после, все они населяют океан патафизики.
Поэтому, каким бы произвольным не казался выбор очередного героя для наших заметок, все они соответствуют патафизической науке. 

Михаил Афанасьевич Булгаков © Artifex.ru

Михаил Булгаков... Он просто напрашивается в список потенциальных патафизиков. 
Взять хотя бы «изображаемую смерть».
Это очень по-булгаковски.
Нигде не хочет умирать Мольер.
Берлиоз, которому отрезала голову комсомолка, оживает на великом балу у сатаны.
Мнимой оказывается смерть Мастера и Маргариты, и даже Полиграф Полиграфович Шариков является в полуживотном состоянии изумленному взору милиции и Швондера. 

Особое нахальство демонстрирует Кот Бегемот, жульнически умирающий после показательного расстрела на люстре и столь же жульнически воскресающий.
Собственно говоря, все персонажи Булгакова уже живут в «том мире», на который, как мы заметили, законы этого мира не распространяются. Их время – классическая патафизическая спираль, бесконечный возврат.
Поэтому так привольно чувствует себя Чичиков в нэпманской Москве - он из неё никуда и не уезжал. 

Да и другие литературные типы должны были бы свободно существовать в булгаковском пространстве.
Тот же «маленький человек».
Булгаков вообще воспринимал творческий процесс как непрерывный. Лучшей рецензией о себе считал статью о Гофмане, где запросто подставлял на место имени немецкого романтика собственную фамилию.
А уж тема «Гоголь и Булгаков» давно стала общим местом всего булгаковедения. 

Волчок Норштейна © Artifex.ru

Но с «маленьким человеком» вышла промашка.
Герои Михаила Афанасьевича очень неохотно соответствуют этому каноническому типу, вернее, даже не пытаются этого делать. Положение обязывает, и в «маленькие люди» зачисляют по принципу неопределенности.
К примеру, того же Короткова из «Дьяволиады», забывая его восклицание:
«Может быть, я Гогенцоллерн» и нежный ответ лица при исполнении: «Ножку не ушибите, товарищ уполномоченный». 

И всё же вряд ли Булгаков с его высокой приверженностью к традиции мог совсем обойти чуть ли не самый обаятельный и уж точно самый беззащитный тип классической русской литературы.
Другое дело, что революция полностью поменяла ориентиры.
«Кто был ничем», тот стал всем.
И оружейник Просперо, по наблюдению Аркадия Белинкова, пересел в кабинет и стал очередным толстяком.
Но это революция, а Булгаков всегда был сторонником «великой эволюции».
Тем интересней, какие метаморфозы мог претерпеть у него канон. 

«Наслаждение выражалось на лице его; некоторые буквы у него были фавориты, до которых если он добирался, то был сам не свой: подсмеивался, и подмигивал, и помогал губами»… 

«А» он выучил в «Главрыбе» на углу Моховой, а потом уже «б» (подбегать ему было удобнее с хвоста слова «рыба»)… 

«…так что в лице его, казалось, можно было прочесть всякую букву»… 

«Если в окнах висели несвежие окорока, ветчины и лежали мандарины – гау-гау… га… строномия. Если темнели бутылки с плохой жидкостью… Ве-и – ви, нэ-а – вина». 

Легко заметить, что начинает у нас Акакий Акакиевич Башмачкин, а продолжает эрудированный пёс Шарик из «Собачьего сердца».
Ух, много бы он отдал, чтобы вырваться из злосчастного круга классической традиции («все мы вышли из гоголевской «Шинели»). 

Сходство Шарика и Башмачкина чрезвычайно.
Собаку мы встречаем в драматический момент её жизни – безжалостно ошпаренной кипятком из распахнутой двери трактира.
И это своё злосчастье она получила в наследство от Акакия Акакиевича, который «имел особенное искусство, ходя по улице, поспевать под окно именно в то самое время, когда из него выбрасывали всякую дрянь»

Акакий Акакиевич Башмачкин Норштейна © Artifex.ru

И враг у них общий – тот самый «не кто другой, как наш северный мороз». Вот он завывает, поёт любимые буквы:
«У-у-у-у-у-у-гу-гу-гугу-уу!», но никакой радости, поскольку «под шерсть проело», «именно на спине и плечах», «и защиты, стало быть, для левого бока нет никакой», «как-то особенно сильно стало проникать в спину и плечо», так что «очень легко получить воспаление легких».

Можно и дальше продолжать играть в центон, но и так очевидно, что Шарик просто до неприличного похож на Акакия Акакиевича Башмачкина.
Того и гляди бросится срывать шинели с зазевавшихся прохожих.
Вот она – реализованная метафора «собачьей жизни» маленького человека. 

Кино | Владимир Бортко | Собачье сердце. Кадр из фильма © Artifex.ru

Но, наделяя пса человеческими чертами, Булгаков однозначно намекает, что только «собачья жизнь» сохраняет право «маленького человека» оставаться человеком.
Иначе он, как Башмачкин, превратится в ночной кошмар, а Полиграф Шариков и вовсе лишится всего человеческого. 

Да и стал ли Шариков человеком? 
«То есть он говорил? – спросил Филипп Филиппович, - это ещё не значит быть человеком!»

Хоть и делает Шариков реверанс в сторону Акакия Акакиевича, заготавливая материал для его новой шинели («– Что же вы делаете с этими… с убитыми котами? – На польты пойдут, - ответил Шариков»), вряд ли можно счесть это актом милосердия. 

Операция и революция – синонимы. «Наука еще не знает способа обращать зверей в людей», - утверждает профессор Преображенский, а любое насильственное изменение природы, в лучшем случае, приводит к разрухе в головах. 

Шарика можно спасти, проведя еще одну контр операцию. Можно ли спасти общество? Вероятно, но лишь тем же оперативным путём. 

Булгаков – контрреволюционный писатель, и нигде это не высказывается так же недвусмысленно и прямо, как в «Собачьем сердце». Наука революции не знает способа обращения зверей в людей. 

Шарик – главный «маленький человек» в творчестве Михаила Афанасьевича Булгакова. Он проповедует истину: если ты хочешь сохранить свою человечность, не позволяй изменять свою сущность. Поэтому последняя мысль, посетившая его на страницах повести, гласит: «Так свезло мне, так свезло, - думал он, задрёмывая, - просто неописуемо свезло». 

Его время было насильственно прервано, по спирали оно вернулось в исходную точку. Шарик живёт в патафизическом пространстве-времени – оно безначально и бесконечно (в том же хронотопе будет существовать и собака по имени Каренин из романа Милана Кундеры «Невыносимая лёгкость бытия»). Как и Башмачкин, он переживает «видимую» смерть, сохраняя бессмертие в границах литературного типа. 

А Булгаков показывает нам, что даже классическая литературная традиция мирно сосуществует с неэвклидовым патафизическим пространством. 

Автор статьи Владимир Александров

,,,

Всё резко поменялось: "Оружие для русских пошло большим потоком". Путин не примет американских условий. Горячая сводка СВО

Время работает против Киева – летом закончится основная стадия всей спецоперации. Украина в лучшем случае останется без армии и четырех регионов. Наши уже готовы войти в Днепропетровску...

FT: Путин отказался обсуждать мирный план из 22 пунктов, предложенный Уиткоффом

Президент России Владимир Путин отказался обсуждать план урегулирования конфликта на Украине, представленный спецпосланником американского лидера Стивом Уиткоффом, пишет Financial Times. РИА...

Возмездие.

Обсудить
  • Любопытно местами, но уж больно вычурно. «’Патафизика: Бесполезный путеводитель»