Князь из знатного рода, революционер-анархист

Кропоткин

По улице идет Кропоткин

Кропоткин шагом дробным

Кропоткин в облака стреляет

Из черно-дымного пистоля

Кропоткина же любит дама

Так километров за пятнадцать

Она живет в стенах суровых

С ней муж, дитя и попугай

Дитя любимое смешное

И попугай ее противник

И муж рассеянный мужчина

В самом себе не до себя

По улице еще идет Кропоткин

Но прекратил стрелять в облáки

Он пистолет свой продувает

Из рта горячим направленьем.

Кропоткина же любит дама

И попугай ее противник

Он целый день кричит из клетки

Кропоткин — пиф! Кропоткин — паф!

                                                   Эдуард Лимонов

Кстати о Кропоткине. Из воспоминаний «бабушки русской революции», первой женщины каторжанки, активной эсеровки Екатерины Брешко-Брешковской: «Началось с того, что я, видя, как ему ( П.А. Кропоткину) трудно жевать пищу за обедом, как сильно он шепелявит при разговоре, спросила:

— Почему у тебя ни одного зуба не осталось?

— Это Лионская тюрьма так меня угостила, я там все время болел цингою, жизнь была тяжелая, все страдали… Но для меня она была особенно тяжела. Не столько физически, сколько нравственно было мучительно. Ты знаешь, к нам, анархистам, пристают как самые лучшие, так и самые худшие типы людей, и представь себе возможность сидеть в тюрьме, взаперти, в обществе негодяев. Нет ничего ужаснее… непрестанная пытка; Я чуть живой вышел из тюрьмы.

Глубоко вздохнула сидевшая с нами жена Петра Алексеевича Софья Григорьевна: «Совсем, совсем был близок к смерти; если бы не Лондонская академия — не остался бы Петр в живых; его освободили раньше срока».

Два года всего прожил в заключении этот мощный духом и телом человек, и каковы были его мучения, когда за короткое сравнительно время успели состарить его до неузнаваемости. Очевидно, что «самые худшие типы», величая себя анархистами, ничему и никому не подчиняясь и живя по воле исключительно своих страстей, умели так радикально отравить человека иного типа своим поведением, что по истечении многих лет он не мог вспомнить о днях, прожитых вместе, без содрогания. Отсюда, вероятно, та двойственность в отношении к природе человека…».