Выходец из ГУЛАГА

Иллюстрация из детской книги. Автор М. Кудинов

Париж ночью

Три спички, зажженные ночью одна за другой:

Первая - чтобы увидеть лицо твое все целиком,

Вторая – чтобы твои увидеть глаза,

Последняя – чтобы губы увидеть твои.

И чтобы помнить все это, тебя обнимая потом,

Непроглядная темень кругом.

                                                                              Жак Превера

Настоящий человек, без позы, без демонстрации надрывного страдания. Целеустремленный.

Михаил Кудинов, известный советский поэт и переводчик, член Союза писателей СССР.

Его, юного, взяли с филфака МГУ. Дали двадцать пять лет по 58-й статье. Он просидел двенадцать. После смерти «отца народов» вернулся в Москву.

Из воспоминаний К. Мукосеевой:

«Когда прошли первые недели допросов с пытками, студент Кудинов принял решение, что либо он умрет, либо вырвется на свободу. Он сидел в одиночке, и у него были не нары, а старая, может быть дореволюционная, железная кровать. Он начал раскачивать ножку. Такая была ненависть к ним. Голыми руками. Каждую свободную минуту. Четыре месяца. Оторвал. Испытал приступ эйфории. Гордость за свою силу. Целовал и миловал оружие будущего убийства. Но каждый день ножку приходилось ставить обратно. Жизнь в камере наполнилась смыслом.

Он мне сухо и подробно объяснил, как планировал бежать из кабинета следователя, убив его. В следственном отделении держали меньше всего охранников. И двери деревянные, за которой - свобода. При помощи перестукивания через стенку, ничего не объясняя, Кудинов попросил, и ему сумели передать иголку с нитками. Возился долго, однако задуманное выполнил. С внутренней стороны пиджака под подкладкой – вертикально вдоль позвоночника – пришил длинный чехол, чтобы туда свободно входила железная ножка-дубинка. Упорно тренировался, чтобы одним движением выхватить ее из-за воротника и обрушить на голову следователя. Каждый день до пота занимался физкультурой. Нетерпеливо ждал вызова на очередной допрос. Поминутно вычислил свой путь, многократно просчитал будущие действия. Ему нужно было убить трех человек. Кроме следователя. Он был готов к этому. Абсолютно готов.

Не вышло. Без всякой подготовки в день, ничем не примечательный, ему крикнули: «С вещами на выход!» И поволокли по этапу с пересылки на пересылку, в далекую Сибирь. Его дело было закончено производством. Пронумерованному зэку предстояли многие года каторжных работ».

Искательницы вшей

Когда на детский лоб, расчесанный до крови,

Нисходит облаком прозрачный рой теней,

Ребенок видит въявь склоненных наготове

Двух ласковых сестер с руками нежных фей.

Вот, усадив его вблизи оконной рамы,

Где в синем воздухе купаются цветы,

Они бестрепетно в его колтун упрямый

Вонзают дивные и страшные персты.

Он слышит, как поет тягуче и невнятно

Дыханья робкого невыразимый мед,

Как с легким присвистом вбирается обратно —

Слюна иль поцелуй? — в полуоткрытый рот…

Пьянея, слышит он в безмолвии стоустом

Биенье их ресниц и тонких пальцев дрожь,

Едва испустит дух с чуть уловимым хрустом

Под ногтем царственным раздавленная вошь…

В нем пробуждается вино чудесной лени,

Как вздох гармоники, как бреда благодать,

И в сердце, млеющем от сладких вожделений,

То гаснет, то горит желанье зарыдать.

                                                                         Артюр Рембо

Судьбы вернувшихся складывались по-разному. Большинство не знали, как дальше жить. Одиноким некуда и не к кому было возвращаться. Многие на свободе спивались, накладывали на себя руки. Были люди, которые не могли жить в больших городах. Некоторые жили ненавистью, мечтали о мести. По настоящему возвращались к человеческому существованию только люди сильной воли, способные найти выход. Начать все с нуля. Заново учиться.

У Михаила хватило силы воли на то, чтобы снова взяться за книги, восстановиться в университете, снова писать стихи. Он не верил, что их выпустили надолго. Поэтому не тратил время на прошедшее, не писал стихи о страшном. Он весь устремился в будущее.

Семью Кудинов, конечно, любил, но физически и психически изменился настолько, что ему тяжело стало подчиняться налаженному быту и распорядку. Родня поняла, простила, помогла. Старая тетушка перебралась к его маме, выделив седому студенту отдельную комнату в коммуналке на Арбате. Наконец-то он один! Какое счастье. Можно заниматься переводами любимых французских поэтов.

Надо было иметь стальную волю, чтобы сначала в тюрьме, а потом на работах в ГУЛАГе в совершенстве изучить иностранные языки.

Мало кто знает, что в некоторых тюрьмах и даже лагерях существовали библиотеки. В основном их собрания состояли из книг, которые конфисковали у людей при арестах. Самая знаменитая и обширная - во владимирской тюрьме, расположенной в старинном монастыре. Масса книг на разных языках, самых разных, а тем более запрещенных в СССР, свозилось туда отовсюду. В библиотеке лежали даже подшивки газет до 1937-го года. На этом история для заключенных кончалась. Более никаких сведений не поступало. Переписка была запрещена. Странная, издевательская тюрьма. Не слишком тяжелый режим. Во внутреннем дворе заключенные устраивали цветочные клумбы. От них, сколько могли, утаивали начало войны 1941-го года и даже не изменили рацион питания. Там сидели интереснейшие люди, обреченные навечно. Для них жизнь должна была остановиться. О них велено было забыть. Поэтому на них махнули рукой. Однако со временем тюрем стало не хватать, во владимирской, наконец, появилось новое поколение. Часть прежних зеков увезли в неизвестном направлении. А библиотека осталась. Удивительно, но Кудинов жалел, что пробыл в этой тюрьме не долго.

Кудинов перевел почти целиком Гийома Аполлинера, Жака Превера и Робера Десноса. А потом переводил Клоделя, Валери, Жакоба, Фарга, Карко, Сандрара, Кокто, Арагона, Мишо, Латур дю Пэна, Боске и многих других. Что не могло не повлиять в какой-то мере на русскую культуру. Он участвовал во многих изданиях. В 1967-м году в серии «Литературных памятников» вышли стихи Аполлинера отдельным томом в переводах М.Кудинова - в редакционной коллегии среди именитейших академиков присутствовал и тогдашний член-кор АН СССР Дмитрий Сергеевич Лихачев. Можно себе представить, сколько общего было в разговорах у двух бывших зеков, выходцев из ГУЛАГА.

Кто Я?

Никак решить я не могу:

Ну, кто я, в самом деле?

Вчера два зайца на бегу

Мне имя дать хотели.

Но на бегу нельзя никак

Придумать что-то толком.

И зайцы, спрятавшись в овраг,

Меня назвали волком.

С трусливых зайцев что возьмёшь?

Они не разглядели.

А я на волка не похож,

Но кто я, В самом деле?

                                                  Михаил Кудинов