Здравствуйте, уважаемые читатели! Мы продолжаем серию статей, о изначально запретных для обсуждений в народной среде, элементов народной традиции.
Вы думаете, что присутствие мужчины при родах – это чисто современная, новая тенденция? Вовсе нет! Ещё задолго до того, как появилось узи для беременных, и обнаружился резкий всплеск живого интереса к тому, чтобы проводить совместные роды, много столетий назад мужья по всему миру не только присутствовали при родах своих жён, но и активно в них участвовали. Данная традиция носила название «кувада». «Кувада» в переводе с французского языка означает «высиживать». Данное понятие определяется как родовые обряды, в которых участвует отец ребёнка. Такие традиции наблюдались у многих народов в Японии, Индии, у американских индейцев, у кельтов, скифов и славян.
Естественно, подобное многообразие культур определило и разнообразие традиционных обрядов. Но все они имели общие характеристики. Суть кувады состоит в том, что отец символически принимает на себя функции своей жены, которая рожает. Для этого он имитировал схватки, кричал и даже доводил себя до мочеиспускания, имитируя процесс отхода вод. Кувада продолжалась и в период после родов. В Индии, к примеру, после того, как женщина рожала ребёнка, мужчина надевал платье своей жены. А затем ложился в кровать. За мужчиной следовало ухаживать и давать ему те же лекарства, которые принимала его жена-роженица.
Аналогичные традиции также существовали в Бирме. Когда женщина рожала малыша, его отдавали отцу, который полностью ухаживал за ребёнком. Мать ребёнка в это время снова вела хозяйство, как и до беременности, а все её материнские функции ограничивались кормлением ребёнка грудью. Укладывание мужчин в постель было традиционно также для некоторых бразильских племен, для жителей Кариб. Объяснялись такие обряды просто: папа защищал своего сына или дочь от разных злых духов.
Среди славянских народов существовала традиция присутствия отца при родах жены. Он совершал различные магические действия, а также осуществлял практическую помощь при родах, к примеру, приносил воду, поддерживал рожающую жену. Для того чтобы жена благополучно родила ребёнка, она должна была перешагнуть через отца ребёнка. Кроме того, отец мог имитировать стоны при родах, тужиться вместе со своей женой. В Белоруссии в древности мужчина перед родами жены долго смотрел ей в глаза, а затем бежал из дома в пущу, где кричал и бился об деревья. Таким образом, он символично брал на себя часть боли и страданий своей жены. Мужья перерезали детям пуповину при помощи прялки девочке и при помощи топорища мальчику. После этого папа заворачивал своё дитя в свою рубаху.
В разных местностях к присутствию мужа во время родов жены относились неоднозначно. В некоторых местах его присутствие считали полезным и чуть ли не обязательным, в других же, напротив, считали безразличным или же совершенно неуместным, поскольку жене будет при нем труднее рожать. Бабки поговаривали: «не место мужикам там, где бабы свои дела делают».
В местностях, где присутствие мужа при родах считалось желательным или обязательным, бытовало убеждение, что при нем роды бывают легче, поскольку муж берет на себя часть мук жены. Для облегчения родов он должен был охать и стонать вместе с ней. Иногда, чтобы лучше выполнить эту роль, муж надевал на себя одежду жены, повязывался ее платком и со стонами катался по полу, изображая родовые муки. «По рассказам крестьян, действительно, есть, будто бы, такие чувствительные мужья, которых «мучит» во время родов жены. Они не находят себе места, не могут спать, стонут и катаются по полу (Тихвинск. у. Новгор. г.).» (Попов, «Народно-бытовая медицина»)
В некоторых случаях муж принимает активное родовспомогающее участие, а также выполняет различные дела по хозяйству. В этом случае на схватках он поддерживает жену, помогает ей ходить по избе, дает возможность зависать на себе. На потугах он помогает ей тужиться, создавая упор и поддерживая под мышки, а также оказывает другую помощь, где нужна его мужская сила. Он же принесет жене воды, поможет убрать за ней или подержит новорожденного ребенка, пока бабка занята роженицей.
Но чаще всего роль мужа сводится к выполнению религиозно-магических действий. Он расстегивает ворот рубахи, распускает пояс и снимает сапоги, надевает на себя женину рубаху или поневу, подвязывается ее платком и т.д. При затянувшихся родах его роль становится более активной. Для их ускорения муж, например, перешагивает через жену. Считается очень эффективным, если, помогая жене тужиться, он снимет штаны или, еще лучше, разденется донага.
Нетрудно заметить, что внутренние свидетельства указывают на альтернативный характер связи между мужскими и женскими страданиями — если муж мучается, то жена в этом случае «ходит как ни в чем не бывало». Но наряду с передачей родовых мук от жены мужу происходила «встречная» передача — от мужа жене, но уже не телесных проявлений, а социального признака — главенства в семье. Так, например, по замечанию А. Редько «обычай передачи родовых мук на мужа был предваряем свадебным обрядом: молодой супруг, если признавал авторитет жены выше своего, позволял жене 3 раза перекатиться через себя. В силу этого обряда супруг как бы обязывался принимать на себя муки родов и сочувствовать стонами страданиям своей жены». Похожее наблюдение приводит и В.Н. Добровольский, подчеркивая, что муж испытывает родовые страдания в том случае, если «авторитет женщины превышает авторитет мужчины». Возможно, косвенным указанием на связь авторитета в семье женщины и мужских «родов» является свидетельство из Новгородской губ. о том, как один муж «маялся вместо жены, уходил в овин и там катался» и при этом добавлялось, что «его баба не любила». Характерно, что в западнорусских землях кувада воспринималась как наказание за супружескую неверность со стороны мужа.
Второй вариант кувады связан с причинением мужу неприятных, в том числе и болевых, ощущений во время родов или после них. По свидетельству из Смоленской губ. «во время родов муж помещался на полатях, вообще на каком-нибудь высоком месте и был привязываем ниткой за нежное место, за которое дергала бабка, когда стонала роженица». Гораздо более распространенным было «истязание» отца новорожденного во время крестин, которое можно смело считать частью кувады, основываясь — помимо некоторых других соображений, о чем будет сказано ниже, — хотя бы на внутренних свидетельствах. Речь идет о многочисленных реминисценциях родовых мук во время крестинного застолья, обнаруживаемых в первую очередь в обычае «пересола». Это явление хорошо известно, поэтому приведем здесь только те примеры, где звучат народные мотивировки, содержащие мотив страданий роженицы. Так, в сообщении из Самарской губ. говорится, что «отцу крестная падает съесть ложку каши, предварительно всыпав в нее горсть соли, чтобы отведал, как солоно пришлось его жене». В Казанской губ. кума с кумою в конце крестинного обеда наполняли «ложку оставшейся кашею, и перемешав ее с избытком солью, перцем, вином и пивом, дают съесть отцу дитяти, чтобы он чувствовал тяжесть жениных мук при родах, особенно если он не был при них». В Астраханской губ. повивальная бабка подносила «родителю младенца чарку вина, смешанного с солью, перцем, горчицею с уксусом и т.п., чтобы он вполне чувствовал горечь рождавшей».
Помимо «пересола» были и другие обрядовые действия, вызывающие б о л е в ы е ощущения у отца младенца. После крещения отца новорожденного отводили в баню, где бабка или крестная били его розгами, чтобы «и он как-нибудь претерпел за страдания, которые жена выносит при родах». На Брянщине во время крестинного застолья мужа роженицы в честь «новинки» дергали за уши, в Смоленской губ. «в день рождения <ребенка> дерут за уши отца».
Наконец, третья модель поведения мужа предполагает имитацию родов жены. Обычно главную роль здесь играла повивальная бабка, заставлявшая его предпринимать все те действия, которые обычно совершает роженица во время родов. Например, в Псковской и Новгородской губ. при трудных родах бабка велела «мужу расстегнуть ворот, штаны, развязать пояс и проч.» На Русском Севере при трудных родах муж ослаблял пояс и три раза перешагивал через веревку, а в Нижегородской губ. муж в этой ситуации три раза переступал через лежащую на полу жену. В Олонецкой губ. повитуха заставляла мужа скакать с лавки, во Владимирской губ. муж должен был снять сапоги и развязать все узлы у себя и у своей жены, в Вологодской губ. — раздеться донага в сенях. По сообщению из Архангельской губ. «в некоторых местностях знахарки заставляют мужа роженицы для облегчения родов раздеться нагим, лечь в кровать и горько плакать».
Наконец, по весьма любопытному свидетельству из Орловской губ. «некоторым мужьям повитухи надевают поверх мужской одежды женскую и на голову платок»
В русской деревне роды были чрезвычайно частым и обыденным явлением. О неприхотливости обстановки деревенских родов, а также о выносливости и необыкновенном терпении русской женщины, говорят многочисленные случаи родов описанные в книге Попова «Русская народно-бытовая медицина». Приведем некоторые из них:
В одной семье совпали роды у свекрови и невестки. Бабушка увела рожениц в конюшню, настлала соломы и положила одну роженицу в одном углу, а другую в другом. Когда разродилась одна, бабушка принялась за другую и приняла второго ребенка.
«Семья у нас большая, — рассказывает баба о своих родах, — одних мужиков пять. После ужина стало меня мутить, а я и виду не показываю, только думаю, как бы обмануть всех, чтобы не догадались. В хлев уйти морозно было, хлев у нас не мшоный, вот я и говорю: что-то меня знобит, видно я простыла, пойдука да залезу в печку. Все и поверили, а я в печке-то и родила.»
Иногда роды застают деревенскую женщину совершенно врасплох, и она родит, буквально, где Господь приведет. Едет крестьянка с братом по лесу, чувствует, что настало время родить, терпеливо переносит схватки, сходит, наконец, с лошади и под предлогом естественной нужды заходит за кусты. Минут через 20-1/2 часа баба благополучно разрешается, выходит из-за кустов с ребенком в подоле и продолжает путь. Другая баба везет из города в деревню, верст за 16, воз кирпичей и сама идет пешком. На половине дороги, среди леса, ее застигают роды. Повернув лошадь в кусты, она родит, случившимся при ней ножом перерезывает пуповину, перевязывает ее, кладет ребенка в подол и продолжает путь до деревни около 8 верст по-прежнему пешком (Пошехонский у. Ярославская г.).
Особенно поразительны, по своей выносливости и присутствию духа роженицы, роды которых происходят во время страды, в поле. Там, приехавшая за 5 верст для жнитва женщина родит на полосе одна, возвращается с ребенком домой, никого не прося о помощи, сама топит баню и моет ребенка (Шуйский у. Владим. г.). В другом месте молодая, беременная первым ребенком, сноха жнет рожь со свекровью, чувствует приближение родов и сообщает об этом свекрови. Пока та бегает в село за повитухой, сноха родит, забирает детище и бывшую при ней одежду, тащится домой и встречает свекровь с бабкой уже в селе (Краснослободск у. Пензенск. г.). «- Пока я прибежала в поле, — рассказывает мужу о родах жены бабка, — а женушка твоя уж родила. Отрезали мы тут же серпом пупочек, справили все, как следует, и добрели, слава Богу, до дома» (Брянск. у. Орловск. г.).
Отношение к роженице и новорожденному строилось на основе мифологических представлений о родах, как об акте смерти-возрождения, т.е. умирании в загробном царстве и рождении в земном мире. Исходя их этого представления, рожающая женщина и появляющийся на свет ребенок считались существами, находящимися в состоянии перехода, и поэтому могли легко подвергнуться влиянию всевозможных магических воздействий, и даже недобрых мыслей, — им мог навредить любой человек, узнавший о родах. Чтобы избежать нежелательных воздействий на мать и дитя факт начала родов, равно как и их срок, тщательно скрывался. Д.К. Зеленин в своей книге по этнографии восточных славян пишет: «Приближение родов и самые роды роженица тщательно скрывает; существует твердое убеждение, что родовые муки будут тем сильнее, чем больше людей узнает о происходящем разрешении от бремени. Наиболее тщательно скрывают это от незамужних девушек, в особенности от старых дев, а также от хитрых и злых людей, которые могут причинить вред (испортить, сглазить и т.д.). Это распространяется не только на людей, но и на рожающих животных, и нередко бывает так, что хозяин дома нарочно приглашает в гости какого-либо доброжелательного человека на то время, пока его корова или другое животное не разрешится благополучно от бремени.»
По этому же поводу Попов в своей книге пишет: «Самое наступление родов часто скрывается до самой последней критической минуты и лишь тогда только сообщается об этом кому-нибудь из самых близких в семье. «Оборони Бог, если кто спознает, что баба родит, замучит ее, ни за что не родит как должно». Она должна будет лишнее страдать за всякого, кто узнает об этом, и будет мучиться за каждый грех узнавшего (Шуйск. у. Владимирск. г., Ветлужск. у. Костромская г.)». Даже в случаях неожиданных родов крестьянки проявляют смекалку и находчивость, вытекающую из суеверного убеждения, что «о наступлении родов никто из посторонних знать не должен. Сноха, почувствовав приближение родов, сообщает о том свекрови. Та, как бы нечаянно, ломает свою косу, и словами: «дай-ка мне, Марьюшка, свою косу, а ты сбегай домой и принеси другую», — дает ей повод не обращая на себя внимания присутствующих, удалиться с поля (Солигалич. у. Костромск. г.).»
У русских существовало также поверье, что если о родах узнает девушка, то роженица должна будет отмучиться за каждый волосок на ее голове. В Сибири считалось, что оглашение родов «увеличивает болезни и бывает причиной продолжительного разрешения от бремени», и за каждого узнавшего о родах придется «столько отмучиться, сколько у него волос».
В южных местностях, на Украине считалось, что колдун или ведьма ждут родов и специально подкарауливают их, чтобы навести порчу на роженицу и ново-рожденного, чтобы получить себе их жизнь и продлить свои годы и молодость.
В некоторых местностях девушка, случайно узнавшая о родах, должна была поить роженицу водой из своего рта, чтобы не принести ей вреда.
Наряду с этим бытовали также представления об обрядовой нечистоте роженицы и новорожденного, как существ находящихся в состоянии перехода и обладающих свойствами потусторонних сил, опасных для живых людей. Ситуация родов наделяла мать и младенца особой магией, которая могла навредить окружающим, поскольку была напрямую связана с силами смерти. Именно по этой причине роды никогда не проводились в общественном помещении, для них всегда считалось предпочтительным отдельно стоящее строение. «Женщина издавна и почти всюду считалась и считается, первое время после родов, существом нечистым и это-то мнение и оказывает, по-видимому, влияние на её обязательное удаление из общесемейного помещения. В некоторых местностях даже члены того семейства, где есть родильница, считаются нечистыми и до тех пор, пока священник не совершит над нею очистительной молитвы, никто из них не бывает в церкви (Алатырск. у. Симбирск. г.).» (Попов, «Русская народно-бытовая медицина»)
Исходя из мифологических представлений об уязвимости роженицы, считалось, что, не нанося ей вреда, о родах могли знать только ее мать и повитуха. В некоторых местностях этот круг посвященных лиц расширялся до свекрови и мужа. Присутствие только этих людей считалось безопасным, а иногда даже желательным для роженицы. Участие в родах всех остальных и даже само их знание о родах, считалось не только опасным, но и вредоносным.
Тем не менее, в разных местностях оказать пособие в родах и присутствовать при них могли и другие близкие. Например, у карел к роженице могли пригласить какую-нибудь опытную родственницу или знакомую, которая могла бы оказать ей помощь. В больших семьях в роли повитухи часто выступала свекровь для своих невесток. Но, разумеется, предпочтение отдавалось повивальной бабке, наиболее опытной в таких делах, особенно, если она имела множество благополучных и здоровых восприемников.
В крайне редких случаях роды жены принимал муж. К его участию в родах в различных местностях относились по-разному: где-то к родам он не допускался вообще, а где-то играл довольно активную роль.
Повитуха или повивальная бабка — помощница при родах. Без повивальной бабки не обходилась ни одна крестьянская семья. Повитухи оказывали элементарную акушерскую помощь, совершали соответствующие религиозно-магические действия, стараясь, во-первых, облегчить роды, во-вторых, обеспечить здоровье матери и ребенку.
Репутация хорошей повитухи основывалась на богатом личном опыте, который приобретался женщиной при оказании помощи роженицам и основывался на глубоком знании необходимых обрядов и магических средств, усвоенных ею от старших повитух. Хотя бабка приобретала свои знания на практике во время многочисленных родов, но есть сведения, что существовала традиция передачи знаний и опыта, то есть повитуха получала образование у более старой и опытной бабушки, которая руководила ученицей. Особенно распространено это было у карел. Заметим, что именно так институт повитух обеспечивал устойчивую преемственность традиционного комплекса родильной обрядовости, благодаря чему в ней сохранилось немало архаических элементов; сам институт повитух в деревнях Карелии функционировал вплоть до 1930 года.
Повивальная бабка — лицо, которое не избиралось. Женщина добровольно принимала на себя определенные обязанности. Не каждая женщина могла стать повитухой: ею всегда была пожилая или даже старая женщина. Иногда более определенно указывается, что она обязательно должна иметь своих детей, то есть иметь опыт не менее трех собственных родов. Кроме этого у нее «не должно быть уже месячных очищений», и она «не должна была сама носить детей». В некоторых местах считалось, что повивать не должны «мужние жены», а лишь вдовы, то есть исключалась возможность половой жизни. Это связывалось с моральными качествами повитухи, ее заботой о собственном семействе: «Хороша бабка — своих детей бросила, а чужих прививать пошла!» — говорили крестьянки.
Достаточно строгие требования предъявлялись к нравственному поведению повитух: «бабка должна быть безупречного поведения и незамеченная в неверности мужу». Безнравственность поведения повитухи, по представлениям деревенских жителей могла привести к тому, что привитые ею дети не будут жить или родятся больными. Обращали также внимание на черты характера бабки, чтобы она не была злонравной и сварливой, так как, согласно поверью, характер бабки передается ее восприемникам. При выборе повитухи обращали внимание также на то, «счастлива ли она в своем семействе». Избегали приглашать для повивания бездетных женщин или таких, у которых свои дети умирали, так как, по поверью, ребенок при такой бабке родится мертвым. Большое внимание уделяли тому, живут ли принятые повитухой дети. Жизнеспособность новорожденных свидетельствовала о том, что у повитухи легкая рука.
Узкая специализация повитух заметно выделяла их из института знахарей, хотя резкой грани между теми и другими не существовало. Многие бабки занимались знахарской практикой: им частенько приходилось лечить женские и детские заболевания, снимать у детей и беременных сглаз и отводить порчу. Многие из бабушек лечили такое распространенное и страшное заболевание, как родимец, то есть детская эпилепсия. Специализация повитух проявлялась не только в комплексе теоретических знаний и практических навыков, но в значительной степени и в ее религиозно-магическом арсенале, хотя в своей основе он почти не отличался от знахарского.
Одним из важнейших религиозно-магических средств повитухи считали заклинания и заговоры. У каждой повитухи, кроме того, имелся свой набор магических средств. Карельские повитухи, например, использовали ртуть (считалось, что ртуть облегчает роды), смолу, первую шерсть ягненка, серебряную монету, личинок, добытых из гнилого дерева («как личинка пролезает сквозь древесину, так и ребенок проложит себе путь») и т.п.
Повивальная бабка не могла отказать в просьбе прийти к роженице. Отказ прийти на роды осуждался окружающими и рассматривался как непростительный грех. Поэтому наиболее известным повитухам приходилось часто откладывать свои домашние дела и спешить на роды.
В «профессиональные» обязанности повитухи входило не только принять роды, но и убрать послеродовую грязь, оказать возможную помощь по уходу за матерью и ребенком, окрестить новорожденного (если ребенок родился нежизнеспособным) и дать ему при крещении имя. Как правило, послеродовой уход повитуха осуществляла в течение трех дней, после чего роженица оставалась на попечении домашних. Иногда бабушка жила вместе с роженицей и помогала ей вместо обычных трех пять-семь дней. Если в семье не было больше взрослых женщин, то бабка брала на себя роль хозяйки и исполняла все необходимые по дому работы до тех пор, пока женщина сама не была в состоянии работать. В течение всего того времени, пока бабка ухаживала за роженицей, ей не разрешалось есть из общих чашек, так как участие в родах оскверняло ее, и она считалась нечистой до обряда размывания рук.
Повитухи пользовались большим уважением. Особенно почтительно относились к ним восприемники, с которыми бабка сохраняла связь на всю жизнь. В народном календаре есть специальный день — 8 января «бабьи каши», когда чествовали бабок-повитух и делали им относ, то есть подношение или пожертвование. В общественном положении повитухи чувствуется двойственное отношение к этой профессии: с одной стороны, на повитуху распространяется сопутствующая родам обрядовая нечистота, с другой стороны, она — хранительница матери и ребенка. Интересны поверья крестьян о загробном воздаянии повитухе, о связи между повитухой и привитыми ею детьми «на том свете». Например, считалось, что повитуха не понесет тех испытаний, что предназначены обычным грешным людям. За нее молятся дети, а Бог снисходит к их молитвам. В то же время говорили, что повитуха «на том свете» будет таскать пупы принятых ею детей, поэтому каждой бабке необходимо за свою жизнь подарить хоть одному нищему мешок, который по смерти пригодится ей для ношения пупков.
В связи с твердым убеждением, что роды должны произойти без посторонних взоров, во многих местностях существовал обычай рожать особенно первого ребенка в доме матери, «которая всегда сумеет под благовидным предлогом удалить из избы членов семьи или найти укромное местечко для родов дочери». Наиболее часто это делалось в достаточных семьях, где не нужны были лишние рабочие руки, и было труднее скрыться от постороннего глаза. Если дом матери находился далеко, беременная отправлялась туда заблаговременно, за 2-3 недели до родов и жила там, пока не разрешалась от бремени.
Иногда многочисленность крестьянских семей и теснота помещений заставляла роженицу удаляться в дом какой-нибудь старухи или вдовы. Часто по этой же причине роженица спешила в дом повитухи и рожала там. Но чаще всего роды совершаются дома. Однако представления о нечистоте роженицы предопределяли место родов не в собственной избе, а за ее пределами. На время родов женщина стремилась покинуть жилую избу и довольно часто удалялась в баню, которая, как правило, всегда была отдельно стоящим помещением. В ожидании родов баню регулярно топили, чтобы иметь возможность распарить роженицу и размягчить ее тело, и тем самым облегчить роды, сделать их мягче. Кроме этого в бане можно было вымыть роженицу и достигнуть ее чистоты, как перед родами, так и после них.
Нередко местом для родов становились хлев, закут для скота, овчарня или конюшня, которые тоже находились за пределами жилой избы. Выбор такого своеобразного места для родов связан с удобной возможностью укрыться от нежелательных взоров, а также с представлением о благотворном влиянии домашней скотинки на процесс родов. Эти верования отражены во многих крестьянских рассказах. Например, мужик из карельской деревни рассказывал, что его жена не могла разродиться в доме трое суток. Приглашенная повитуха перевела ее в овчарню, где женщина разрешилась от бремени через три часа.
Перед родами и во время них значительно выступает их религиозно-мистическая значимость. Именно в связи с мифологическим и судьбоносным значением родов различные магические действия и обряды начинают проводиться за некоторое время до их наступления. В этих ритуалах участвуют различные культовые предметы, молитвы и заговоры, которые должны были послужить для обеспечения благополучных родов или их облегчения в случае каких-либо осложнений.
Ритуальные действия
За сутки — трое до родов с беременной начинали снимать верхнюю одежду и в конце концов оставляли ее в одном нижнем белье. Ей расстегивали ворот, удаляли с волос все заплетки, чтобы ничего не стесняло начало родов и выход ребенка. Женщина должна была свободно расхаживать по избе, переступая через все пороги — как она свободно расхаживает по дому, так же свободно должен выйти из нее на свет ребенок.
Очень часто перед родами муж беременной, а иногда и все домашние вместе с детьми, становятся на молитву. В некоторых местах накануне родов женщина просит благословения родителей и предков. Более распространенным обычаем было взаимное прощение роженицы и родных. Иногда в этом обряде участвовали все соседи женщины. В других случаях роженица прощается со всеми и всем земным миром («простите меня святые угоднички, мать сыра-земля, батюшка с матушкой» и т.д.), или просит прощения только у домашних, или у роженицы просит прощения ее муж.
Продолжение следует...
Оценили 23 человека
38 кармы