Русский банный экстрим

Гостили мы с женой, как‐то, у её тёти в деревне. Приехали на выходные и тётины зятья, сталевары. Растопили печку в бане — зовут. «Не вздумай!» — с круглыми глазами поворачивается ко мне Сашка, жёнин брат. — Только после них, когда большой жар сойдёт». Ну, пошли мы с ним через час после сталеваров: Сашка — с ушанкой, я — с заготовленным ещё утром крапивным веником. 

Крапивный веник — это нечто совершенно особенное. Утром мы ходили порыбачить на лесное озеро, а возвращались — обнаружили огромные заросли малины. Малина была вся усеяна ягодами, и хотя малинник густо зарос крапивой, мы решили пособирать, хотя бы, с краешку. Вернулись с банками… Собираем. Избежать ожогов, как мы ни осторожничали, не получалось. Но через несколько минут зуд от ожогов прошёл… «Как здорово! А попробую‐ка я засучить рукава!» — едва подумал я, как смотрю — Сашка уже засучил и голой рукой тянется к ягоде сквозь крапиву. Я, вообще, осмелел; скинул с себя всё — остался в одних трусах и полез в самую гущу «крапиво‐малинника». Когда мы вернулись с двухлитровыми банками, полными лесной малины, я сразу бухнулся на кровать. Лежу и балдею! Ещё никогда не доводилось мне чувствовать что‐то подобное… Ой, вру! Было один раз… Я тогда колол дрова детскому садику. Колка выдалась очень тяжёлая. Дрова были — сплошь, смолистая кручёная сосна. Двенадцать часов не работы, а остервенелой борьбы с неподдающимся колке деревом. Домой возвращался пешком и всю дорогу упивался ни с чем не сравнимым чувством гудения крови в теле… Вы когда‐нибудь стояли под вышкой высоковольтной линии электропередачи? Провода там, аж, гудят. И вот я шёл домой после двенадцатичасового махания колуном, и кровь у меня гудела, как ток в высоковольтных проводах… 

А тут я получил те же ощущения — и даже ещё более сильные, — без всякой работы! Я тогда и вспомнил, что кто‐то уже очень нахваливал мне крапивный веник… Короче, вхожу я в «остывшую» парилку и сразу приседаю. Сашка успел забраться на верхнюю полку; сидит там в своей ушанке, терпит… А у меня всего через минуту не было никакой мочи терпеть. Засунул я голову в ушат с холодной водой, но и так долго не смог… Горячий пар жёг всё тело так, что через несколько минут я выскочил в предбанник, как ошпаренный. Стыдно… Он всё ещё там, а я что? Не мужик? Вернулся… Потом ещё два раза… В общем, никакой бани у меня в тот день не было, зато последствия от неё!.. Лежу на кровати — замеряю пульс. Прошло уже тридцать минут, как вернулся, а сердце всё колотится, как отбойный молоток. Сто восемьдесят ударов в минуту через полчаса по возвращении из бани! Это что было? Попытка самоубийства с помощью парилки?

Протопи ты мне баньку, хозяюшка,
Раскалю я себя, распалю,
И на полке, у самого краюшка,
Я сомненья в себе истреблю.

Разомлею я до неприличности,
Ковш холодный — и всё позади.
И наколка времён культа личности
Засинеет на левой груди.

Протопи ты мне баньку по-белому —
Я от белого свету отвык.
Угорю я, и мне, угорелому,
Пар горячий развяжет язык.

Сколько веры и лесу повалено,
Сколь изведано горя и трасс,
А на левой груди — профиль Сталина,
А на правой — Маринка анфас.

Эх, за веру мою беззаветную
Сколько лет отдыхал я в раю!
Променял я на жизнь беспросветную
Несусветную глупость мою.

Протопи ты мне баньку по-белому —
Я от белого свету отвык.
Угорю я, и мне, угорелому,
Пар горячий развяжет язык.

Вспоминаю, как утречком раненько
Брату крикнуть успел: «Пособи!»
И меня два красивых охранника
Повезли из Сибири в Сибирь.

А потом на карьере ли, в топи ли,
Наглотавшись слезы и сырца,
Ближе к сердцу кололи мы профили, 
Чтоб он слышал, как рвутся сердца.

Протопи ты мне баньку по-белому —
Я от белого свету отвык.
Угорю я, и мне, угорелому,
Пар горячий развяжет язык.

Ох, знобит от рассказа дотошного,
Пар мне мысли прогнал от ума.
Из тумана холодного прошлого
Окунаюсь в горячий туман.

Застучали мне мысли под темечком,
Получилось — я зря им клеймён,
И хлещу я березовым веничком
По наследию мрачных времен.

Протопи ты мне баньку по-белому —
Я от белого свету отвык.
Угорю я, и мне, угорелому,
Пар горячий развяжет язык… 

Слова и музыка — Владимира Высоцкого.
Поёт Евгений Дятлов.