Примирение России с Россией

Сто лет назад в России завершилась Гражданская война (дальнейшие бои носили локальный характер) — в ноябре 1920 года под натиском Красной армии из Крыма по команде Врангеля бежали около 150 тысяч сторонников и участников Белой армии. Дела минувших лет поросли мхом и должны были остаться уделом историков, но стали пищей для стервятников.

В умах некоторых групп людей эта война продолжается: в интернете «красные рубят белых, белые рубят красных», хотя к настоящим большевикам и белогвардейцам те и другие не имеют никакого отношения. Больше того, настоящие большевики нынешних коммунистов повесили бы на первом суку, настоящие белые сделали бы то же самое с «любителями хруста французских булок».

Масло в этот искусственный огонь подливают манипуляторы, грамотно вбрасывая радикальные тезисы (причём одновременно за красных и белых), используя устаревшие мифы о Гражданской войне и романтизированные образы комиссаров и поручиков.

Делается это очень просто, даже примитивно, но получается эффективно — вызывает обиды и злобу, будто в 1917-м.

К примеру, вбрасывается бездоказательный тезис: «Большевики уничтожили лучшую часть России, соль русской земли, если бы не они, жили бы сейчас в лучшей стране мира». — И тут же противоположную полуправду: «До Великой Октябрьской революции большая часть народа жила в лаптях и впроголодь, а Ленин сделал нашу страну передовой и счастливой».

Причём зачастую этим грешат профессиональные, но недобросовестные историки.

И всё, понеслась!

С одной стороны — крики о краснопузых упырях, которые украли великую свободную Россию, и что советский режим нужно вычеркнуть из нашей истории и забыть, как кошмар. С другой — восклицания о белых паразитах, кровавых эксплуататорах, пивших народную кровь в дореволюционной России, и что революция спасла рабочий народ, а значит, справедлива и оправдывает все жертвы.

Или ещё проще фокус: в соцсетях публикуются дореволюционные фото празднично одетой многодетной семьи из высшего света как доказательство того, какой была прекрасной жизнь в те годы. Или фото разрушенного храма с подписью «большевики разрушили столько-то храмов, расстреляли столько-то священников», без пояснения, кто конкретно разрушал и стрелял и что многие из тех большевиков сами были потом расстреляны в чистке 1930-х годов.

И наоборот — часто любят показывать дореволюционное фото измождённых и босых крестьян (причём порой на фото вовсе не русские или не обычные крестьяне, а, к примеру, каторжники) как доказательство нищеты народа до 1917 года. Или ставят ролики с прекрасными песнями и фильмами 60-80-х годов про отважных и человечных комиссаров, будто никто не знает о кровавой Розе Землячке. Впрочем, в официозе куда чаще встречается героизация лидеров Белой армии, будто не было жертв белого террора.

Плюс, конечно, канонические уже поводы для провоцирования вражды между русскими: мавзолей Ленина, расстрел семьи Николая II, переименование улиц, установка/снятие памятников участникам Гражданской войны (вне зависимости, насколько обоснованы эти инициативы).

Так бросают косточки раздора «красным» и «белым», чтобы русские чувствовали себя чужими друг другу, даже враждебными. Так провоцируется гражданская война в умах — искусственная и нелепая, чтобы не допустить ощущения единства, общей исторической памяти.

Нелепая — потому что реальные большевики и белогвардейцы были совсем другими, всамделишная Гражданская война была сложнее, запутаннее и трагичнее.

Современные провокации вокруг участников тех событий оскорбительны по отношению к их памяти и к жертвам русского народа.

Смута 1914–1921 годов (некоторые считают с 1905 года) — это одновременно великий перелом и суровый урок на будущее. Урок того, как можно легко лишиться Отчизны, если допустить междоусобицу. Смута в умах привела к братоубийственной войне, вражда пролегла между друзьями, внутри семей, брат шёл на брата, сын на отца.

Спрашивается — за что? Как спел Расторгуев в песне «Русские рубят русских»:

«Дед, а за что воевали,
Что не сиделось в хатах?
Эти — чтоб не было бедных,
Те — чтоб не стало богатых».

В Гражданской войне виноваты все русские — в той или иной степени. Российскую государственность подтачивали многие годы с разных сторон — в том числе и предатели в окружении царя, и крупный капитал, и разночинцы-интеллигенты, и зажиточные крестьяне с рабочими. Не обошлось, конечно, и без западной «помощи». Революционеры только добили ослабленную Империю.

Гражданская война не была классовой, а революция не была пролетарской — это советский миф. Пролетариат в России не имел достаточную силу, а верхушка революционеров состояла из профессиональных борцов с властью. Их поддерживали и финансировали многие российские богачи, которым мешал русский царь для окончательного встраивания в мировую элиту в роли поставщиков ресурсов.

Российскую государственность сломали прежде всего не большевики, а деятели Февраля и будущие белогвардейцы (тот же генерал Алексеев, адвокат Соколов), которые заставили отречься Николая II, подорвали дисциплину в армии и пытались построить западный парламентаризм. Фактически они привели Россию к безвластию, так как не умели ничего, кроме того, чтобы красиво болтать.

Образ белогвардейца как монархиста, желавшего реставрации царской власти, навязан уже намного позднее 1920-х. Это далеко от реальности. Монархисты в Белом движении занимали совсем скромное место, так как идеологию движения определяли февралисты, сторонники западного парламентаризма (по сути, власти крупного капитала). Им если и понадобился бы монарх, то только в качестве безвластной марионетки.

Но и большевики отнюдь не стремились сделать русский народ счастливым, а социальную справедливость воспринимали весьма специфично. По крайней мере, для идеологов марксизма-ленинизма целью являлась всемирная победа коммунизма, а население России первые годы рассматривалось только в качестве топлива для мирового пожара.

Зиновьев в 1918 году откровенно заявил: «Мы должны увлечь за собой 90 миллионов из ста. С остальными нельзя говорить — их надо уничтожать». Чёрная кожанка комиссаров после рейдов бронированного поезда Троцкого долгие годы воспринималась как символ террора. Впрочем, как и отличительные знаки белогвардейцев, которые тоже пачками уничтожали мирных граждан.

Сам русский народ, лишившись законной власти и ощущения государственности, тоже впал в дикую вольницу, в то самое состояние, которое Пушкин назвал беспощадным и бессмысленным бунтом. И это ещё один пласт Гражданской войны. Бунтовали не против белых, не против красных, а в принципе против всякой власти. Крестьяне по всей стране поднимали восстания и против большевиков, и против белого движения.

Правда, в конце концов красным удалось привлечь на свою сторону бОльшую часть народа, так как они (сами того не сознавая) проявили зачатки государственности и стали отстраивать вертикаль власти, а белые, напротив, привели к интервенции Антанты, к предательству, угрожавшему существованию России. Но это был выбор из двух зол в пользу меньшего.

Вместе с тем и среди белых, и среди красных хватало порядочных людей, искренне желавших счастья Отчизне. 

И среди комиссаров, и среди поручиков истории известны те, кто жертвовал собой ради других — будь то ради светлого будущего трудового народа или ради продолжения великой Руси.

В глубокомысленном фильме Глеба Панфилова «В огне брода нет» есть замечательный эпизод, где передано общее внутреннее стремление враждующих русских людей к благодати. Белый генерал беседует с взятой в плен медсестрой красноармейского поезда Таней Тёткиной:

— Россию любишь?
— Люблю...
— И я люблю!
— Видишь, мы оба любим Россию, а что происходит, ты знаешь, у нас в России?
— Революция...
— А зачем?
— Чтобы всех мучителей погубить!
— Ты веришь, что придёт такое время, когда людей перестанут мучить?
— Верю.
— Значит, веришь во всеобщую гармонию?
— Во что?
— В благодать.
— Во что?
— В благодать.
— Не понимаю я.
— Ну, когда всем будет хорошо.
— Верю!
— И ради этого пусть брат убивает брата? русский идёт против русского, ведь так!
— (после паузы) В огне брода нет!

Характерно, что на службу к большевикам пошли тысячи офицеров царской армии — в том числе, по разным оценкам, до половины генералов Генштаба. Как показательный пример — судьба легендарного военачальника Алексея Брусилова. Такие не становились идейными коммунистами, и многие даже затем пострадали от репрессий, так как считались временными попутчиками революции.

Эти офицеры были верны Отечеству, российскому государству и — заметьте! — увидели его будущее не в Белой армии, а в Красной. В конце концов они оказались правы, так как СССР фактически стал наследником Российской империи, новой формой российской государственности.

Понимание этого — что дореволюционная и советская России есть прежде всего Россия, вечная Русь, а потом уже конкретная её форма, монархическая или советская; что это разные этапы истории одного народа, со своими достижениями и недостатками, отличиями и противоречиями; в конце концов, это наши с вами прапрадеды — всё это и является важнейшим условием примирения.

Примирения не между Лениным и Колчаком, не между конкретным комиссаром и поручиком — это абсурдно, да и не нужно было бы им самим, они своё отвоевали и уже стали историей.

Крайне важно другое примирение — россиян с собственной историей, с её расколом в XX веке. Важно, чтобы в народном сознании примирились дореволюционная и советская России как части единой общей Русской Истории.

Не лакировать тот или иной период, тем более не пересматривать Гражданскую войну в пользу тех или иных сил, но, предельно честно и объективно осознав все самые сложные периоды, воспринять их как единое целое, как часть своего культурного кода.

Только избежав, наконец, однобокого и примитивного понимания 1917–1920 годов, мы сможем преодолеть разрывы исторической памяти, соединить ткань российской истории. И тогда все провокации манипуляторов перестанут нас задевать и разъединять.

Катастрофа столетней давности должна стать для нас грозным уроком. Тот раздор должен научить нас — от обратного — единству и примирению.

Это нужно для нас с вами и будущих поколений — тех, кто будет строить Россию XXI века. Для тех, перед кем встаёт исторический вызов — в условиях краха либерального глобализма найти национальный путь развития.

И кто знает, может, в соединении/примирении дореволюционной и послереволюционной России находится ключ к лучшему устройству русского мира?

Эдуард Биров, ForPost