До последнего боя ещё далеко

На его песнях выросло не одно поколение: «Последняя электричка», «А ты люби её, свою девчонку», «Честно говоря» («Мы вам честно сказать хотим: на девчонок мы больше не глядим») и другие. Однако многим он больше известен как киноартист – мужественный лейтенант Ярцев в эпопее Юрия Озерова «Освобождение», отважный Вадим Рощин во второй экранизации «Хождений по мукам» Алексея Толстого, контрразведчик Павел Синицын – «Бекас» в двух первых фильмах про резидента. Эти и другие фильмы с участием Михаила Ножкина стали классикой советского кино.

Родился он 19 января 1937 года в семье Ивана Петровича и Клавдии Гавриловны Ножкиных. Детства у Миши не было: когда началась война, ему не было и пяти лет. Семья жила в самом центре Москвы. Мать работала операционной сестрой в Яузской больнице на Вшивой (или Швивой) горке. После отмены крепостного права начался мощный промышленный подъём, требовалось много рабочих рук, и в Москву в поисках лучшей доли хлынули безземельные крестьяне. Для такой массы людей требовались школы и больницы. В 1866 году московские власти выкупили у наследников промышленника Ивана Баташова его огромную усадьбу и переоборудовали её под больницу для чернорабочих. Здание для этих целей было мало приспособлено: большие окна, анфилады залов, широкие бесконечные коридоры. Обогреть такую площадь было не просто, и там даже в тёплую погоду гуляли сквозняки.

С началом войны больницу передали ведение Главного санитарного управления РККА и открыли там военный госпиталь, а в 1943 году там впервые в СССР был использован пенициллин. Тяжёлые кровопролитные бои шли на ближних подступах к Москве, в госпиталь прямо с фронта привозили раненых. Палат не было, койки по 40-50 штук стояли в огромных коридорах. Под новый 1942-й год маленький Миша впервые в своей жизни «дал концерт». В той детской концертной бригаде он, наверное, был самым маленьким. Пели песни раненым, кое-как забравшись на колченогую больничную табуретку, читали стихи – сначала в одном коридоре, потом в другом, и так почти без конца, и так почти всю войну. Во время войны дети быстро взрослеют, и маленький Миша понял, что эта работа – не просто развлекаловка, а что людям это нужно, что это помогает им вылечиться, встать на ноги, и вернуться на фронт. Мальчик понимал, что так он приближает Победу. Высшей наградой было, когда кто-то из раненых начинал подпевать. Военные дети всё время рвались быть взрослыми. Обрядом посвящения в настоящие взрослые было нанесение татуировки: три скрученные ниткой швейные иголки макали в тушь, и кололи. Боль была страшная, но все терпели. Это и была взрослость. У Михаила Ножкина до сих пор на руке буква «М», набитая тогда.

По Указу Президиума Верховного Совета СССР от 22 июня 1941 года, мобилизации подлежали военнообязанные 1905–1918 годов рождения. Мобилизация объявлялась с 23 июня, и наутро в понедельник отец Михаила, Иван Петрович Ножкин, 1906 года рождения, не дожидаясь повестки, отправился в военкомат. Формальности много времени не заняли – не до того было, и вскоре Ножкин старший оказался в Действующей Армии. Отступал, участвовал в тяжелейших боях подо Ржевом, где бой горел, не стихая, как на теле рубец, но убит, как герой бессмертного стихотворения Александра Твардовского, не был, а, тяжело контуженным попал в плен. Семье сообщили, что отец пропал без вести.

Лиха Иван Петрович хлебнул, на десятерых хватит, помотало его, как осенний листок: сначала, лагеря в Польше, где, чтобы остаться в живых, приходилось за тарелку баланды батрачить на «великий рейх». Потом, в 1944-м перевезли в Дахау, в 1945-м – в один из многих филиалов концлагеря с поэтичным названием «Буковый лес», то есть, Бухенвальд. Красная Армия освободила его 6 мая 1945 года. Повезло, если вообще уместно это слово, что лагерь был не в той зоне, которую освобождали американцы – тогда вообще неизвестно, попал бы он когда-нибудь домой. Семь месяцев его проверял СМЕРШ, перевозя из одного фильтрационного лагеря в другой. Домой он приехал 5 декабря 1945. года. Когда отец, которого уже похоронили, пришёл домой, в это никто не поверил. Миша ровно половину своей жизни отца не видел, и долго к нему приглядывался, сравнивал с фото, трогал, чтобы убедиться, что это живой человек. Отец говорил мало, о войне, о плене вообще ничего не рассказывал. Он всегда, до конца жизни собирал со стола всё до последней крошки, и отправлял в рот. После войны он прожил только 16 лет, а всего – 55.

Жизнь в военной Москве была голодная, зимой 1942-го не осталось голубей – всех сварили. Буржуйку топили несгоревшим углём, который находили на свалке, деревянными обломками домов, разрушенных ночными бомбардировками. Мишин брат, когда ему исполнилось 12, пошёл работать на военный завод и стал получать рабочую продовольственную карточку, мать сутки напролёт пропадала в госпитале, и весь дом был на маленьком Мише. Он убирал квартиру, стоял в огромных очередях за хлебом, за сахаром, за мукой, за керосином. Приходилось переписываться каждые два часа – попробуй, уйди погреться, и очередь потеряешь, а зимы стояли лютые. Однажды он потерял недельные карточки – то ли украли, то ли выронил где, кто там будет разбираться, дело обычное. Ругать его не стали, и это было самым тяжким наказанием. Неделю пережили с трудом: сестра матери помогла, соседи помогли, сам Миша в госпитале кое-как подкормился.

Окончив семилетку, в «артисты» Миша сначала не пошёл: он решил, что нужно получить хоть какую-то профессию, и поступил в строительный техникум. В то время как раз началось бурное строительство «хрущёвок», и юноша даже успел поработать прорабом на строительстве девятиэтажки в новом московском районе «Черёмушки». Но сцена его тянула, и он поступил в Театральную студию эстрадных искусств Московского театра эстрады, после окончания которой в 1961 году его сразу зачислили в труппу. Свою первую маленькую роль в театре Михаил Ножкин сыграл в 1959 году, а в апреле 1962-го в самом первом «Голубом огоньке» он спел и станцевал свою песню про 20-летнего трижды женатого оболтуса, который не пропускает ни одной юбки. С этого момента и началась его всесоюзная популярность.

Со своей женой Ларисой Голубиной Ножкин мог встретиться ещё в 1953-м на похоронах Сталина. 16-летний Михаил три дня пытался попасть в Колонный зал Дома Союзов, где для прощания был установлен гроб с телом вождя. Удалось это сделать только в последний день за полтора часа до закрытия. А Лариса Лаврентьевна, в то время ответственный работник Министерства культуры СССР, отвечала за музыкальное сопровождение церемонии прощания, руководила оркестрами, которые менялись каждый час. Она там практически все три дня жила.

Лариса Голубина была женщиной легендарной, очень красивой, умной и хризматичной. За ней ухаживал сам Леонид Утёсов, с ней работали популярнейшие артисты Мария Миронова и Александр Менакер. В 1954-м она вместе с известным эстрадным куплетистом Николаем Павловичем Смирновым-Сокольским «пробила» в Минкульте организацию первого и до сих пор единственного в мире тетра эстрады, а после его официального открытия возглавила там литературную часть. Для той должности, которую Лариса Голубина занимала, членство в КПСС было обязательно, но она, как, впрочем, и Михаил, в партии никогда не состояла.

Когда Лариса познакомилась с Ножкиным, ему было 22, ей – 39, и у неё был десятилетний сын Дмитрий. Михаил влюбился сразу, и вскоре сделал ей предложение – его разница в возрасте, ребёнок и положение избранницы ничуть не смутили. Лариса дала согласие, но официальные отношение они оформили позже: Лариса с этим не спешила, ведь жених, по сути, годился ей в сыновья, а в то время это был вызов всему обществу. Но Михаил был настойчив, упрям, и, в конце концов, своего добился. Что она, состоявшаяся женщина, увидела в тогда ещё никому неизвестном 20-летнем юнце, почему выбрала именно его, Бог весть. Когда она сообщила ему, что беременна, Ножкин встал перед тяжёлым выбором: её жизнь, или жизнь ещё не рождённого ребёнка. Попытка родить могла закончиться для Ларисы трагически, и Михаил, который всегда мечтал о сыне, убедил жену не рисковать. Ни постоянные съёмки, ни чужие пересуды не смогли разрушить их брак – они прожили вместе 45 лет, и разлучила их только смерть. Ларисы не стало 17 лет назад, а он до сих пор признаётся ей в любви, и называет «Берегиней» своей судьбы. Она всегда рядом, всегда за плечом.

Чтобы не прослыть альфонсом, спрятавшимся за женскую юбку, которому жена делает карьеру, он стал работать самостоятельно, перевёлся подальше от жены из театра в Мосэстраду, куда, как все помнят, герой фильма «Покровский ворота» Аркадий Варламович Велюров входил, как в дом родной. Кстати говоря, Ножкин писал для многих артистов разговорного жанра, и вместо «серьёзного поэта, писавшего плохи стихи» Соева, вполне мог стать соавтором Велюрова.

В то время Михаил вместе с композитором Давидом Тухмановым, который был младше Михаила на три года, написали «Последнюю электричку» и «Я люблю тебя Россия», которые пели и поют сам Ножкин, Владимир Макаров, Иосиф Кобзон, Эдуард Хиль, Галина Ненашева, Валерий Сюткин, Александр Ф. Скляр и другие.

В 1967-м году Ножкин впервые снялся в кино – он сыграл тренера «моржей» в музыкальной комедии «На два часа раньше». Роль у него была настолько крохотная, что артиста даже не удостоили места в титрах. Зато следующий фильм с участием Ножкина – «Ошибка резидента», снятый режиссёром Вениамином Дорманом в 1968-м имел ошеломляющий успех, и ножкинский контрразведчик Синицын, скрывавшийся под личиной вора Бекаса, наравне с Георгием Жжёновым, сыгравшим вражеского шпиона Михаила Тульева, был в числе главных героев. В этом фильме Ножкин спел песню «Я в весеннем лесу пил берёзовый сок», ставшую в одночасье невероятно популярной: её можно было услышать из любого утюга, и вряд ли был хотя бы один коллективный выезд с гитарой на пикник, где бы не пели про берёзовый сок. Многие, и я в том числе, были уверены, что стихи написал Ножкин – все же знали, что он поэт. И лишь спустя много лет я узнал, что Ножкин написал только мелодию, а стихи принадлежат Евгению Аграновичу. Ножкин пытался дополнить текст, но его вариант в фильм не вошёл. Агранович, кстати говоря, написал ещё одну знаменитую песню – «От героев былых времён…». Тем не менее, малюсенький фрагмент песни Ножкина в фильм всё-таки попал: он, лёжа на диване в доме предателя Дембовича, сыгранного Олегом Жаковым, поёт про то, что на кладбище всё спокойненько. Потом эту песню пел Владимир Высоцкий, всякий раз сообщая, что автор не он, а Михаил Ножкин. Следующий фильм «Судьба резидента» Ножкину не понравился: слишком много разговоров, мало динамики, а, прочитав сценарий «Возвращения резидента», он вообще решил отказаться от работы в этом затянувшемся «проекте».

Мог Ножкин сняться и в не менее популярном, чем «Ошибка резидента» «Адъютанте его превосходительства». Его даже утвердили на роль разведчика Павла Кольцова, но они вместе с режиссёром Андреем Ташковым решили, что этот образ больше подходит Юрию Соломину, которому отводилась второстепенная роль белого офицера. И то правда: я с трудом представляю, как Ножкин на вопрос Юры Львова: «Павел Андреевич, вы – шпион?» отвечает: «Видишь ли, Юра…» Ножкин и Соломин вместе ещё сыграют, и для обоих это будут звёздные роли.

Особую любовь поклонниц Ножкину принесла роль холостяка Стаса Николаева в фильме «Каждый вечер в 11» режиссёра Самсона Самсонова, снятом в 1969 году. Его герой звонит по случайному номеру, обещая, что если подойдёт женщина, жениться на ней. После выхода картины на экраны Михаилу Ножкину мешками приходили письма от зрителей, которых до глубины души тронула эта невероятная история любви.

В 1971-м в фильме «Последний штурм» киноэпопеи «Освобождение» Ножкин спел, вероятно, самую известную, и, пожалуй, самую лучшую свою песню: «Последний бой, он трудный самый». Песню Ножкин написал за один вечер. Он вспомнил детство, вспомнил коридоры и раненых в госпитале, вспомнил, о чём они говорили, вспомнил исхудавшего, с потухшими глазами отца, вернувшегося из плена. Когда слушаешь лейтенанта Ярцева, совершенно отчётливо понимаешь, как же они устали, как им надоела эта проклятая война, как они хотят в Россию, домой, к маме.

В середине 70-х на Западе ни с того, ни с сего решили, что Ножкин – диссидент, что он против Советов, против всевластия КПСС и КГБ. Американский журнал Time, перечисляя советских диссидентов, невесть с чего, поставил Ножкина между А. И. Солженицыным и А. А. Галичем. Замкнул «четвёрку» Владимир Высоцкий, притом, что ни Ножкин, ни Высоцкий диссидентами сроду не были. Однако на какое-то время присутствие в списке Time жизнь Ножкину осложнило.

В 1975-м году режиссёр Василий Ордынский готовился к съёмкам сериала «Хождение по мукам». Роль инженера интеллигента он предложил Ножкину. Тот, поразмыслив, убедил Ордынского, что больше ему подходит роль Вадима Рощина, который сначала был белым офицером, а потом, походив по мукам, пришёл к красным. У этого выбора были влиятельные противники – слишком брутальным получался беляк, ни перед кем не хотел гнуться, а по тогдашним представлениям враг должен быть раздавленным, жалким. Первые четыре серии телевизионное начальство приняло хорошо, вырезать ничего не требовало, чем очень удивило искушённого в таких делах режиссёра, снявшего к тому времени уже десяток фильмов. Ордынский насторожился, и не напрасно: уже уходя, председатель комиссии бросил, что Ножкина нужно заменить. Ордынский, офицер фронтовик, окончивший войну в Германии, взбеленился: любо будет Ножкин, либо он вообще больше снимать не будет. А снять нужно было ещё 9 серий. Начальство поняло, что Ордынского не сломать, пошло на попятную, а Василий Сергеевич после всех этих переживаний на полгода слёг с инфарктом, но потом картину всё-таки досняли и она имела большой успех. Эх, лучше бы сейчас не брались снимать римейки: новое «Хождение по мукам», как и «А зори здесь тихие», «Ирония судьбы» и другие в прокате проваливаются с треском – зрителя не обманешь.

В 1985 году режиссёр Михаил Туманишвили снял боевик «Одиночное плавание», в котором бравый морпех майор Шатохин, сыгранный Ножкиным спасал мир от ядерной угрозы. После выхода картины на экраны, зарубежные издания, ничтоже сумняшеся, назвали Ножкина – Шатохина Русским Рэмбо.

Сегодня Михаил Иванович полон творческих сил, энергичен, остроумен и весел, занимает активную жизненную позицию. Он, человек совсем не агрессивный, написал песню про то, что зло одолеть можно только силой, а значит, добро должно быть непременно с кулаками, и призвал: «люди добрые, сожмите кулаки!».

Источник