Про язык

Морозным днём мы с мамой вышли на крыльцо модуля. Она — в высокой меховой шапке на свежую химию, сапожках на каблучке и в коричневом пальто с воротником из какого-то умереть-не-встать песца (так тёть Наташа сказала).

Я в мохнатой шапке с завязками под бородой, валенках и шубе, надев которую, каждый человек из нормального ребёнка превращается в неравнобедренный треугольник.

Сощурились от яркого солнца. Позёмка швырнула в лицо снежинки.

«Пойдём», - мама поправила шаль — выбилась у меня из под шубы и страшно колючила подбородок.

«Пойдём», - радостно подпрыгнула я.

До единственного в нашем посёлке универмага ходу 15 минут. За это время я успела украдкой от мамы съесть три пригоршни блестящего на солнце снега, нацеплять на рукавицы и рейтузы подмерзшие снежные колтуны и вежливо поздороваться абсолютно со всеми прохожими.

В универмаге полно народу. Продавщицы в чепчиках деловито отрезают от огромного куска шоколадного масла небольшие порции, взвешивают на весах с гирьками, заворачивают в светло-коричневую бумагу.

Пахнет свежим хлебом — вкусно. И рыбой — не очень.

«Мам», - дергаю её за полу пальто. - А ты случайно масло шоколадное не забыла»?

«Нет», - отвечает она, выбирая в мясном отделе ребрышки на борщ. Фу.

«А сгущёнку? Сгущенку-то взяла»?

«Погоди…».

«А печенье овсяное? Его ещё Денис просил», - на всякий случай напоминаю я, за что получаю грозный «господибожетымой», от ворот поворот и предложение подождать её на крыльце. Потому что «ну сил никаких нет ходить с тобой по магазинам».

«Подумаешь, - шарохаюсь я взад-вперед по пологому крыльцу универмага. - И ничего я не мешаю. Просто хлеб со сгущёнкой вкуснее, чем без. А эти взрослые вечно про сладкое забывают, и покупают какой-то лук вместо конфет».

Я вздохнула и начала осматривать территорию, думая, чем бы себя занять.

Суетливые люди попеременно ныряли и выныривали из универмага. Стеклянная дверь магазина в металлической оправе, с деревянной ручкой и потертой надписью «Реж … боты» поминутно открывалась. Блестели её железные бока. Манили. Очень хотелось потрогать отполированную поверхность. Наверняка, она гладкая и приятная.

Подошла. Сняла рукавицу. Указательным пальцем правой руки прикоснулась к холодному металлу. Из под подушечки разбежался водяной кружок — иней растаял. Здорово!

«А ну, как от языка разбежится», - восторженно подумала я, и с размаху прислонила орган, который вечно мелет всякую чепуху, к железяке.

Кашлянула с достоинством. Подождала. Влажный кружок от языка уже должен был появиться. Мотнула тупенькой головой, моргнула пустыми глазищами. Не оторваться. Язык намертво прилип к металлу.

В одно мгновение дверь, которая так манила своей красотой и блескучестью, стала вражиной номер один. Похлеще Антохи из нашего модуля.

Я мычала, пританцовывая в проходе. Махала руками и сходила с ума от ужаса: если мама увидит, что я прилипла языком к двери — убьёт! Что делать? Надо как-то отклеиваться. Ма-мач-ки!

Собрался народ.

«Это чья девочка», - спрашивали они друг у друга.

«Ты прилипла», - спрашивали меня особо умные.

«Ты зачем прилипла, девочка», - спрашивали самые, пилять, гениальные из них.

Мама, увидев толпу на входе, смекнула, что дело пахнет керосином.

«Не иначе Галинка матерные стихи на крыльце читает, или ещё что удумала», - пронеслось в маминой голове. Наспех расплатившись, выскочила из магазина и нырнула в толпу зевак.

«Господи», - шёпотом произнесла мама на вдохе. - Ты как умудрилась»?

«Е-а-ю», - промычала я.

«А кто знает? Пушкин, - фальцетом выдала она. - И что делать? Как отклеивать тебя будем»?

И тут понеслось. Эти взрослые наперебой стали предлагать варианты:

- подышать мне на язык с двух сторон;

- дернуть хорошенько;

- обмотать какой-нибудь тряпочкой для сугреву;

- полить место стыковки языка и металла горячей водой.

Последнее предложение пришлось по душе всем, кроме меня.

Мне хотят обварить язык кипятком! Я больше никогда не смогу разговаривать!

Испуг мигом опустился на дно желудка, присел, поднатужился и одним прыжком достиг неокрепший мозг. Ум зашёл за разум и я, качнувшись, как медведь после спячки, резко дёрнулась прочь от двери.

Вам знакомо выражение «искры из глаз»? В тот момент я, кажется, фонтанировала этими искрами во все стороны света. Обожженный язык горел, как седалища грешников на горячей сковородке в аду, в зобу сперло дыхание, слёзы застелили глаза.

«Ма-а-а-а-ма», - заорала я что есть мочи и ринулась в сторону дома. Разумеется, с открытой варежкой, из которой на белый-белый снег падали капельки крови.

Я неслась по улице, ошалело вращая глазами, из которых летели все те же искры и слёзы. На бешеной скорости пролетали деревья, дома, люди, собаки. Отяжелевший язык горел, шкодливая задница опасалась угла и тапка. Следом, кое-как подобрав авоськи, спешила мама.

«Ам, акаэшь», - спросила я уже дома, когда мама с горем пополам выволокла меня из под кровати.

«Ты сама себя наказала, - мягко сказала она, осматривая мой рот. - В следующий раз подумаешь прежде, чем двери в магазинах облизывать».

Через пару недель, когда язык совсем-совсем зажил, я стояла на детской площадке в саду и любовалась радугой. Красной, с желто-зелёными перекладинами. Лизнуть бы эту красоту. Если быстро, авось, не прилипну.

«Господибожетымой! Галина»!

                  https://dzen.ru/a/Yfeck8KRhEPV...