Рюкзачки. Красный и ярко-зелёный висели на гвоздике у деревянного прилавка с мелочёвкой. Маленькие, компактные, с тонкими лямками.
Мы с Алёнкой стояли напротив худющей, как весенний грач, торговки и, разинув рты, зачарованно смотрели на эти два чуда китайской текстильной промышленности. Страсть, как хотелось себе такие. Между прочим, писк моды. В школе все девчонки обзавидуются.
«Почём», - спросили, хотя и так знали цену. Вот уже два дня мы крутились вокруг прилавка, мысленно матом и молитвами отгоняя подходивших к рюкзакам юных покупательниц.
«Тридцать. Как вчера и позавчера», - хохотнула продавщица.
«Ну и рожа у неё, - прошипела Алёнка. - Пойдём отсюда».
«Пойдём», - протяжно вздохнула я.
Мы понуро опустили головы и, теснёхонько прижавшись к друг дружке, потрусили в парк — сидеть с ногами на скамейке.
Достали один на двоих кошелёк. Пересчитали сбережения. Не хватало 35 рублей.
«Давай у мам по два-писят попросим? Купим один рюкзак и будем носить его по очереди», - предложила сестра.
«Как по очереди-то? Ты в Дарасуне живешь, я в Ясногорске. По почте что ли пересылать будем? Нет, не годится. Надо искать деньги».
35 рублей для тринадцатилетних девочек в 99-ом году были целым состоянием. На эти деньги можно было на выбор:
семнадцать с половиной раз сходить на дискач,
купить 70 жвачек «Love is»,
три аудиокассеты с песнями «Руки вверх», или 10 тетрадей по 98 листов для анкет и песенников.
Родители — работники бюджетной сферы, деньгами не баловали. Даже на дни рождения дарили одежду. На вырост. В тот раз рюкзаки привлекли наше внимание аккурат накануне первого сентября. Мамы уже собрали нас в школу, потратив последние заначки. Так что просить у них деньги на хотелки было бесполезно. Отчитают и огород поливать отправят.
«Походу, обломэ», - шмыгнула Алёнка.
«И ничего не обломэ, - я спрыгнула со скамейки. - Завтра дед пенсию получает. Давай к нему забежим. Может, и нам что перепадёт»?
На следующий день, напялив самые красивые платья и даже нацепив банты, мы с сестрой звезданули к дедушке. Перемыли в маленькой избёнке полы и посуду, поменяли постельное бельё, убрали у кроликов, выщипали в огороде лебеду и, получив за труды заветную десятку, понеслись на рынок — проверять, не купила ли какая-нибудь нахальная и уродливая прошмандэ наши рюкзачки. НАШИ????.
Не купила. Они висели на прежнем месте и, кажется, стали ещё прекраснее. До заветной мечты не хватало 25 рублей.
Следующим утром ровно в пять часов из калитки дома на улице Калинина вышли две придурошные. С выстиранными накануне полиэтиленовыми пакетами в розочки и длинными палками. Отправились на промысел — искать по посёлку пустые бутылки. Почему со с ранья? Так чтобы Зинка Ухова и ухажёры не увидели, а то ж стыда не оберёшься. Будут потом помоешницами дразнить.
Сбор стеклотары шёл ни шатко, ни валко. Нет, бутылок в канавах Дарасуна валялось много. Только все из под вoдки, с длинным и тонким горлышком. Нам же были нужны «чебурашки» — те, что из под пива и лимонада. Их-то как раз было наперечет. Не иначе, перед нами по помойкам и свалкам уже кто-то прошёлся.
«Алкаши, заразы, мyдилы, - ругалась Алёнка. - Не могут что ли пиво вместо вoдки пить»?
«Ага, гады, - ковыряясь в мусорном баке, ворчала я. - И потом почему не принимают бутылки с длинным горлышком? Мы бы уже на сто рюкзаков насобирали»!
Так, ругая алкашей на чем свет стоит, мы бродили по посёлку. Шурудили палками в самых вонючих канавах и ямах. Рядом с вокзалом, в парке и около стадиона. Обошли все скамейки у подъездов пятиэтажек, облазили коробки за магазином «Кулинария». Заглянули на детские площадки.
За три с половиной часа улов составили пять «чебурашек» коричневого цвета и четыре зелёного — каждая по рублю пятьдесят копеек в приёме стеклотары. Нашли два рубля и три копейки. Итого нам не хватало ещё 9 рублей 97 копеек.
«Господибожемой, - взревели наши мамы, когда мы, грязные и вонючие, с палками и пакетами, вернулись домой. - Где вас носит, паразитки? Почему как свиньи? Что в пакетах? Вы с какой помойки явились»?
Вопросы сыпались градом. Веник в углу приготовился пройтись по нашим шкодливым жопам. Алёнкин папа дядь Коля, на ходу дожевывая бутерброд, бочком пробирался к калитке, чтобы по тихой сбежать на работу.
«Бутылки собирали», - хором ответили мы и потрясли пакеты в качестве доказательной базы. Стеклотара весело звякнула.
«Танька, нет, ты посмотри на них, - завелась Аленкина мама Люся. - Бутылки они собирали. Ей-Богу, в могилу загонят, пакостины».
«А глистов вы на помойке не насобирали, - присоединилась моя мама. - Почему никому не сказали, что уходите? Галина, мы хоть раз можем погостить у Алёны спокойно. Зачем вам бутылки»?
«Хотели сдать, чтобы что-то купить», - замялись мы.
«Что купить? У вас и так все есть», - словесный пинг-понг с родителями набирал обороты.
«Рюкзачки», - выдали мы, заревели дурниной и всё рассказали.
«Марш в баню, - скомандовали мамы. - Отмывайтесь и за стол».
Мы снова прижались к друг дружке, будто нам стало ужасно холодно, и отправились смывать помоечное амбре.
Через полчаса и пару больших тазов с прохладной утренней водой мы с Алёнкой, чистые до скрипа, розовощёкие, сидели за столом, уминая бутерброды с малиновым вареньем.
«Вот, - мама с Люсей положили перед нами 25 рублей. - Посуду помоете и бегите на рынок».
«Что купить», - лениво отозвались мы.
«Рюкзачки», - улыбнулись они.
Через час мы с Алёнкой буквально парили над землёй. Сердце ухало куда-то в район мочевого пузыря. В животе становилось тепло и щекотно. Не дышали. За нашими спинами висели рюкзачки: ярко-зелёный — Алёнкин, и красный — мой.
«Хорошая она — эта продавщица, - улыбнулась Алёнка. - И лицо у неё красивое».
Оценили 22 человека
36 кармы