Почему охрана Захарченко оказалась бессильна

Один из наиболее распространенных вопросов, связанных с убийством Александра Захарченко, можно сформулировать так: куда смотрела его охрана? Почему убийцы смогли заминировать кафе, которое регулярно посещал лидер воюющего государства? Ответ на этот вопрос, как ни странно, выходит за рамки обсуждения профессионализма спецслужб.

Почти наверняка убийство Александра Захарченко расследовать будут долго, а информация о ходе расследования просачиваться будет редко. Аналогичный пластит обнаружен в кафе «Пушкин» (это на том же бульваре, недалеко от места трагедии – «Сепара»), один из сотрудников охраны главы ДНР пропал без вести и объявлен в розыск – и на этом пока все.

В таких случаях принято винить телохранителей и контрразведку, которые «недоглядели». Оно, конечно, верно. Александр Захарченко был главой воюющей республики и главнокомандующим ее армией – этот статус автоматически превращал его в ходячую мишень. А учитывая схему госуправления в ДНР, когда большинство политических и военных связей завязаны на первое лицо, ценность живого Захарченко увеличивалась многократно. То же касалось погибших при сходных обстоятельствах легендарных бригадных командиров Михаила Толстых (Гиви) и Арсена Павлова (Моторолы).

Глава ДНР должен был находиться под постоянным наблюдением службы охраны, специально под него созданной и снабженной специфическими устройствами вплоть до газоанализаторов. Его передвижения должны были планироваться заранее с выездом на место специальной группы разведки. Тем более что покушения на жизнь Захарченко уже случались, в основном однотипные (попытка подрыва фугаса по пути следования автомобиля). Но в Донецке, как и в других похожих республиках, своя атмосфера.

Незадолго до гибели Захарченко с супругой и обширной делегацией побывал в Южной Осетии на официальных мероприятиях, посвященных десятилетию войны 2008 года и признания со стороны России. Атмосфера в РЮО всегда была несколько расхлябанной в силу особенностей менталитета и общественного устройства. Простые граждане запросто могут обедать в одном кафе с высокопоставленными чиновниками вплоть до самого президента, который активно пикируется в соцсетях со своими оппонентами, порой – через непарламентскую лексику. Внутри «правящего класса» редко встречается тщательное соблюдение бюрократического этикета и даже форм официального обращения.

В итоге югоосетинские чиновники, привыкшие к чуть ли не панибратскому отношению к вышестоящему начальству, были шокированы тем, «как все это выстроено у донецких». Без разрешения Захарченко никто и повернуться не мог, все обращения через «слушаюсь» и «так точно», везде и всюду – жесткое соблюдение вертикали власти и военной табели о рангах. Удивительная обстановка не только для неформального Цхинвала (многие беды которого как раз из-за этого), но и для ДНР, которая начиналась как «многополярная» партизанщина с элементами анархизма.

Чисто внешне это выглядит правильно. Воюющее государство (да и любое другое) невозможно без соблюдения очевидных форм государственного управления, включая единоначалие и безусловное выполнение приказов. На укоренение этой системы было потрачено много сил. Но в донецкой атмосфере такая система дала сбой в самом необычном месте – в бытовой психологии.

Все они – Захарченко, Толстых, Моторола, Мозговой, Дремов и некоторые другие, что называется, «простые ребята» – совершенно не понимали (а многие в Донецке до сих пор не понимают) того объема власти и ответственности, который неожиданно на них свалился.

Более того, они не понимали или не желали понимать собственной личной ценности, резко выросшей в силу этой самой власти и ответственности. Добавлял огня в этот психологический перекос и «народный» характер революции, войны и политики.

Как результат, Захарченко отказывался менять привычный для него образ жизни. За последние дни уже все уяснили, что кафе «Сепар» было чем-то вроде полуофициального «дома приемов», куда глава ДНР водил всех приезжих гостей. Там праздновались праздники и поминки (в пятницу это были поминки по Иосифу Кобзону). Он сам заказывал блюда у кассы, вводя молоденьких кассирш в легкий ступор, сам же расплачивался.

Его «кортеж охраны» можно было назвать таковым только с большим напряжением воображения. Охрана сводилась к одному постоянному телохранителю и паре смен других, которые ходили вокруг Захарченко красивой и устрашающей «коробочкой».

То есть одной гранаты было достаточно, чтобы взлетели на воздух сразу все.

Объяснить главе ДНР, что так нельзя, что это неправильно и что его жизнь уже давно не просто его жизнь, а целый клубок политических и военных инструментов власти (и хотя бы поэтому ее нужно особенно беречь), никто не мог. В том числе – в силу успешно сложившейся системы вертикального управления. Сложно представить себе даже лучшего друга Александра (Ташкента) Тимофеева или ближайшего помощника Александра Казакова, которые вдруг начинают объяснять Бате, что «ходить в народ» без выстроенной системы безопасности не надо, ибо это опасно. Хочешь ехать ужинать в «Сепар» – бог в помощь, только давай за полчаса до туда подъедут люди с миноискателями и газоанализаторами, а машины перед выездами проверят хотя бы «селфи-палками» – что там у них под днищем. А по пути следования пусть кто-нибудь проедется перед твоим недоделанным «кортежем» со специальным аппаратом, фиксирующим постороннее радиоизлучение. Нет такого у госохраны? Завтра привезут из Ростова.

Но куда бы они пошли с такими предложениями? Захарченко даже пленных украинских офицеров привозил обедать в «Сепар», чтобы продемонстрировать им мирную жизнь в Донецке.

В теории с такими речами (только в более категоричной форме) должны были выступать российские специалисты, если уж местные не могут. Но опыт показывает, что и это не всегда работает. В той же РЮО в 2004 году, когда Михаил Саакашвили устроил «репетицию» будущей войны, в кабинете внешней разведки республики приходилось приводить «отпускников» из «Вымпела», чтобы они как-нибудь объяснили тогдашнему президенту Эдуарду Кокойты, что не его это дело – мотаться в форме и с автоматом по горам. «Вымпеловцы» – солидные дяди под 50 с богатым жизненным опытом – грустно кивали головами, а буквально на следующий день можно было столкнуться с президентом РЮО в компании одного сотрудника госохраны и двоих «вымпеловцев» в кафе в центре города – местной разновидности «Сепара». Этих людей даже жизнь ничему не учит.

С другой стороны, эта нарочитая «народность» была важной частью Захарченко как политика. Он воспринимался населением как «свой парень», который не только республику защитил, но и возобновил работу шахт и производств, увеличив выплаты шахтерам-пенсионерам. К нему можно подойти прямо на улице и что-нибудь попросить. Так же воспринимались (и воспринимаются до сих пор) и многие другие неформальные лидеры и полевые командиры «романтического поколения».

Захарченко по факту командовал своей охраной или, в лучшем случае, не обращал на нее внимания. На деле госохрана в такой обстановке сама должна если уж не командовать охраняемым лицом («сюда не ходи, здесь не стой, с этим не разговаривай»), то хотя бы навязать ему принципы поведения. Психологию Захарченко изменить было невозможно, но те, кто обладал на него определенным влиянием (например, в Москве), должны были объяснить ему, что он теперь не «просто Саша», как он представлялся в 2014-м, а источник власти. И если «просто Саше» можно было геройски не уворачиваться от шальных пуль в Углегорске в прямом эфире, то глава республики Александр Захарченко должен был осознать ценность собственной жизни и подчиниться специально обученным людям хотя бы в вопросах безопасности.

Да, в силу своего характера жить так он не мог, как не могли так жить Гиви, Моторола, Мозговой, Дремов, Мамиев. Потому «народные лидеры», как и первые народные герои из числа молодых харизматиков, были и останутся относительно легкой мишенью в силу своей природы и происхождения. Их невозможно оторвать от родной социальной среды, они никогда не «перевоспитаются» в «настоящих» чиновников и политиков, как бы ни хотели этого добиться московские кураторы, которым удобней и легче работать с чиновниками, а не с харизматиками.

Тем не менее, вопросы к госохране остаются. Она могла бы хотя бы втихую проводить проверки маршрута (правда, не в том случае, когда решение о поездке или мероприятии принималось в считаные минуты).

В то же время проводить кадровые проверки в ДНР практически некому. «Бригадизация», то есть превращение ополчения в регулярную армию, далась в свое время с большим трудом. А наладить госохрану и контрразведку в полном объеме не удалось до сих пор, причем во многом в силу местных особенностей менталитета и быта. Миллионная республика неожиданно стала испытывать кадровый голод, и «присылкой» командированных россиян эту систему не исправить. Бюрократизация жизни в ДНР порой воспринимается как отход от «народного» характера войны и революции.

В широком смысле гибель Захарченко – это повод не столько для репрессий и розыска внутри «недоглядевшей» госохраны, сколько для философского осмысления того, что ДНР обязана постепенно переходить с «романтических колес» на более прагматичное отношение к жизни и войне, которая тоже – форма жизни.

Да, Александр Захарченко был во многих вопросах романтиком и воспринимал свою должность как «народную», а не бюрократическую. Но уже давно понятно, что в лице современной Украины народные республики имеют серьезного и беспринципного врага, в борьбе с которым излишний романтизм может стать фатальным. В этом же контексте уже перестали казаться безобидными рассуждения о «единстве» русского и украинского народов. Теперь куда более востребован прагматизм поведения, в том числе и бытового. Нет ничего зазорного для командира или политика в организации его личной охраны. На войне есть ценности поважнее «народности» и личных черт характера.

Александр Захарченко был слишком хорош для всего этого именно по своим личным, человеческим качествам. Но повторимся: вокруг него должны были найтись люди, которые могли бы настоять на соблюдении элементарных норм безопасности. И к ним, включая идеологов и администраторов, действительно накопились вопросы.

Источник