Начну с тактического уровня. Причиной нынешнего позиционного тупика на ЛБС стало массовое применение противником дронов. Как сообщают военкоры, ВСУ научились брать под огневой контроль всю нашу логистику и ротацию на глубину 10-15 км. Всё это ведёт к избыточным потерям в технике и живой силе. И как результат — низкая скорость наступательных операций.
Замечу, что на данный вопрос публично обращал внимание и президент России Владимир Путин. При этом ещё 2 февраля 2024 года на встрече с активом участников форума «Всё для Победы»: «Я с утра разговаривал с Генштабом. Там на одном из участков сложная ситуация, связанная как раз с беспилотными летательными аппаратами. Ну, это практически везде так. Успеха добивается тот, кто быстро реагирует на те средства поражения, разведки и подавления, которые применяет противник. Быстро на это реагирует, причём не только находит возможность их подавлять, но и делает свои, более эффективные, средства. Вот кто быстрее это всё делает, тот и побеждает».
За прошедшие полгода ситуация на фронте в связи с широким применением ВСУ дронов для нас только ухудшилась. Это говорит о недостаточной способности нашей системы к адаптации в связи с изменением средств ведения и тактики современной войны. Однако надо смотреть на вопрос шире. Проблемы на тактическом уровне – лишь часть очень большой проблемы – стратегической.
Вот коллега Алексей Живов поднял непопулярный, а потому важный вопрос о позиционном тупике на фронте и о неспешном темпе нашего продвижения, сославшись на живой опыт Дмитрия Стешина, который не смог подобраться к ЛБС из-за засилья вражеских дронов в воздухе. И тут связь между тактикой и стратегией очевидна: «Кто мыслит конфликт, то в итоге в нем побеждает. Наша принципиальная задача даже не в том, чтобы сформировать адекватную реакцию на дроны и контроль нашей логистики. Наша принципиальная задача научится мыслить дальше и быстрее противника, и начать вести этот конфликт самим».
Оптимисты скажут, что плавный темп нашего продвижения – это следствие желания экономить силы, не растрачивать ресурсы попусту, и пусть лучше воюют снаряды, чем пехота. С другой стороны, буквально все знакомые с реалиями на ЛБС отмечают превосходство врага в такой сфере как FPV-дроны. И чья военная мощь – наша или хохлов – при относительно позиционных боях с точечным поражением дронами страдает больше – это, знаете ли, вопрос.
Выдавать нужду за добродетель – практика психологически-полезная, но стратегически вредная. Если мы движемся медленно, потому что таков план, это одно. Если мы движемся медленно, потому что у нас нет средств двигаться быстрее – это уже другое.
Проблема кажется ясной. Средства прорыва отсутствуют. Это значит а) нет достаточной массы собственных дронов, способных в 3-5 юнитов охотиться на каждую единицу техники врага и кошмарить его пехоту; и б) нет средств противодействия тем дронам, которые есть у врага.
Беда именно в FPV-дронах, более крупные наше ПВО успешно сбивает. На подходе проблема промежуточного масштаба, когда до ВСУ дойдут реплики нашего «Ланцета», собираемые на территории Чехии. Если мы, имея более раскачанный (по заверениям западных и наших официальных лиц) ОПК, чем украино-западный, не можем конвертировать это в динамику на поле боя – значит, строим мы не совсем то.
Безусловным приоритетом сейчас должны стать две вещи. Это производство своих FPV-дронов. И тут не надо стесняться использовать вражеский опыт, над ним все лучшие тамошние умы думали: грантовая поддержка малых кустарных предприятий, которые уже работают «на фронт», прямой вывод МСП на конкретные боевые части, чтобы можно было сразу же опробовать разработку и довести её до пика характеристик советами служивых людей, выделение денег под данные мероприятия.
Второй момент – защита от дронов – сложнее. Пока лазеры не появились на каждой бронетехнике, стоит хотя бы насытить боевые части и охрану полевых складов дронобойками и дробовиками. Средний шанс лучше чем нулевой. Нужны системы определения дронов – не только по принципу радара или оптического мониторинга машинным зрением, но и микрофоны, отлавливающие в окружающем шуме характерное жужжание винтов коптера. Нужна скорейшая интеграция систем обнаружения и наведения к существующим системам оружия. Судя по официальным СМИ, у нас роботы уже и космодромы патрулируют, так почему бы их не отправить кататься и сбивать дроны там, где пока не до космоса.
Сама жизнь нас поставила в ситуацию, когда мы обязаны стать лидерами в применении и нейтрализации дронов. Но для этого, разумеется, нужна политическая воля. Технических решений и энтузиастов разработок у нас хватает.
Новые ветры в Минобороны начали дуть в мае, всего 2 месяца назад. Маловато, чтобы пересмотреть прежние практики, разработать и утвердить новые, и тем более увидеть их реализацию в металле и темпах продвижения войск. Если мы не увидим описанные эффекты к новому году, то будет повод задуматься, а если они не состоятся к маю, то придется признать, что глубина проблем в Минобороны такова, что за год дело не поправить. Это о проблеме позиционного тупика на оперативно-тактическом уровне.
Что касается стратегического уровня, то необходимо признать, что здесь мы находимся в глухой обороне. При этом сознательно – ждем изменения обстановки на Западе. Пока же инициаторы и модераторы конфликта на Украине в лице США и активно помогающей им Британии ведут эту партию. Они определяют время и место следующего удара и определяют уровень эскалации конфликта. При этом удары врага всё дальше переносятся вглубь российской территории…
Оценили 13 человек
19 кармы