Индивидуальные бомбоубежища не спасут

Миллионы этнических афганцев до 13 июля должны по приказу Меджлиса покинуть территорию Ирана и вернуться в Афганистан. Азербайджан и азербайджанская диаспора воспринимают задержание членов этнической ОПГ в Екатеринбурге как нападение на весь народ в целом. Релоканты не могут получить «паспорта хороших русских» чтобы избежать санкций и дискриминации, с которой сталкиваются россияне за границей.

Звучат голоса, что мигранты в целом виноваты в том, что не хотят натурализоваться в Европе, все русскоговорящие являются «агентами Путина», и что все без исключения евреи ответственны за сложное состояние мировой экономики и финансовых рынков. Кажется, понятия индивидуальной вины и индивидуальной ответственности, которые долгое время считались признаком современной и развитой юридической мысли, уже не пользуются спросом, а коллективные вина и ответственность выходят на первый план.

Тема личной ответственности и индивидуальной вины человека особенно активно разрабатывается западной философией и юриспруденцией со времен принятия Римом христианства. Вера в наличие у человека индивидуальной души, которую он должен спасти сам, означает то, что только он принимает окончательное решение о нарушении законов и совершении преступления.

Выгоды этого гуманистического посыла нашли для себя не только феодалы, церковь и бюргерство, но и европейские колонизаторы.

Как пишет Дэвид Грэбер в своей книге «Долг», агенты Ост-индийской компании легко разрушали сложившиеся семейные, племенные и этнические связи, ведя дела с африканскими, индокитайскими или островными отщепенцами, которым позволяли быстро разбогатеть на торговле людьми или наркотиками. Их успех во многом строился на индивидуальной вине и ответственности, а также на разрыве или радикальном ослаблении социальных связей. Другими словами, племена и этнические группы защищали себя, изгоняя своих членов, совершивших жуткие преступления, но они были абсолютно не готовы к тому, что изгнанники возвращались, объединенные в банды, вооруженные западной индивидуалистической философией, западным золотом и западным же оружием. И эти «индивидуальные предприниматели» возвращались чтобы похищать и продавать в рабство своих же родственников, которые их изгнали.

Современная конвенционная история западной цивилизации в редакции Оксфорда, Принстона, Гарварда или Кембриджа рассказывает нам, что рисковые белые предпринимали Ост-индийской компании прибывали туда, где не было никакой цивилизации и просто в обмен на скромные ресурсы учили дикарей читать, писать и мыться. Однако на деле военно-торговые корабли прибывали к берегам достаточно развитых цивилизаций, которые разрушали и разграбляли, а масштабы геноцида никто до сих пор даже не попытался толком оценить. Авангардом этих «рискованных инвестиций» выступали агенты Запада, рекрутированные из местных отщепенцев. И их главная черта заключалась в полной оторванности от любого местного социального контекста.

Подозрение о том, что приличный человек никогда не бывает радикальным индивидуалистом, посещало многих европейских философов, правоведов и социологов – Еремию Бентама, Эмиля Дюркгейма, Томаса Гоббса, Владимира Соловьева, Фердинанда Тённиса, Освальда Шпенглера – в том числе и на основании обширного административно-колониального материала.

Благодаря разработкам в этой области появилась теория идентичности и возможность осуществлять политику в этой области. То есть появились теории национального государства и инструменты для сохранения и управления социальной связанностью. Единство общества и индивидуальная ответственность за это единство стали важнейшими частями гражданского самосознания и гражданской ответственности. Отношения гражданина с государством и граждан между собой сформировали корпус прав и обязанностей, понимание которых прививается каждому человеку через систему всеобщего образования.

Но, как это обычно и бывает, инструмент оказался слишком хорош и достаточно дешев чтобы использовать его против целей и задач, которые бы поддерживали социальную связанность.

С одной стороны, политику идентичности освоили крупные транснациональные корпорации, многие из которых – и по своему духу, и по своим инструментам – внебрачные дети Ост-индийской компании. Условная «кока-кола» ассоциируется с молодостью, задором и эффективностью. Значит можно взять паренька из деревни, ветерана Чечни и бездельника от богатых родителей – всех примерно одного возраста – и назвать этот коктейль условной «молодежью». Чтобы продавать каждому по одной бутылке колы в день.

Когда у тебя есть такая клиентская база, приходят ребята из ЦРУ и предлагают руководству компании всю свою клиентскую базу противопоставить обществу в целом, назвав их каким-нибудь «креативным классом» и накачав протестом. И вот уже мы имеем дело с сетевой группой, которая оказывает пагубное воздействие на реализацию государственных программ по повышению социальной связанности, но привлечь к ответственности за радикальные выходки можем только единиц, бросающих в коктейли Молотова.

С другой стороны, многие процессы медленно перемещаются из области госполитики, с одной стороны, и сферы индивидуальной ответственности – с другой – в некую серую зону посередине.

Например, некоторые диаспоры покрывают своих членов, совершивших преступления. Там же формируется внутренний и малопрозрачный банкинг, практики взаимопомощи, системы сбыта, экспорт наркотиков, соотечественников или оружия, иногда создаются и сети убежищ, где можно при случае «залечь на дно».

Эта серая зона функционирует как самостоятельное государство в государстве, игнорируя государственную политику, имеющую функцию учета (в первую очередь за расходованием средств, но также и за количеством участников, эффективностью программ и т.д.), но и ограничивая индивидуальную свободу своих членов – выстраивая систему собственной отщепенцерезистентности. И уже эта сфера привлекает внимание иностранных разведок. Хотя бы и тем, что она сама следит за своей внутренней безопасностью, осложняя работу местной контрразведке.

В конце концов, с развитием современных технологий и усложнением социальной среды слишком многое было перенесено в серую зону коллективности. Между социальными классами и этническими группами возникли очень серьёзные барьеры, коммуникация и обмен затрудняются, национальная политика в области единого языка, общественной морали и культуры дает серьезные сбои. И если фигурой иноагента раньше был какой-то индивидуальный отщепенец, который шел к успеху на свой страх и риск, то сейчас иноагентами становятся целые сообщества и классы, вычленять и привлекать к ответственности из тела которых отдельных бомбистов, шпионов и финансистов противоправной деятельности с каждым годом все тяжелее и дороже.

В связи с тем, что многое, за что привлекали индивидуально, становится теперь коллективным, иные вещи выглядят одновременно на удивление устаревшими и вроде как преодоленными, но при этом абсолютно логичными и актуальными.

Так, в старом юридическом языке то, что творит Иран, называлось «преследованием по этническому признаку». Но эти жупелы уже не действуют, когда понимаешь, что иранский меджлис спасает свое гражданское тело и душу от народа-иноагента, который доказано не только склонен, но уже плотно и давно сотрудничает с вражескими разведками.

Или сколько смеялись над идеями русской соборности, а как СВО началось, то мы воочию увидели единение россиян в мирской жизни – объем гуманитарной помощи с начала СВО исчисляется миллиардами рублей. В старых терминах это звучит как «мой личный выбор», но соцопросы показывают, что помогают «потому что мы россияне».

Треть века нам рассказывали, что государство – это «поставщик услуг», личность обладает исключительной ценностью, а слово «народ» – реликт, который существует только для темных деревенщин на краю света. А на деле оказалось наоборот. Будь ты иранец, еврей, россиянин или азербайджанец, ты больше не можешь действовать сам по себе как отдельный и независимый участник какого-то глобального экзистенциального рынка. Ты – часть «корпорации» (от лат. corpus – тело). Тебя воспринимают как часть какой-то этнической группы, социального класса, религиозной общины, касты, социальной страты, и ты сам не можешь действовать независимо и безответственно от своего социального контекста. Вместе с очередным кризисом колониализма время отщепенцев также подходит к концу, как бы мы их ни называли – self-made men, «креаклами» или «либералами».

Видимо, мы снова возвращаемся в ту колею альтернативной истории, где человек неразрывно связан со своим социальным контекстом. Ту, где невозможно «найти крайнего», потому что вся социальная группа планирует, готовит и совершает действие. Где семья снова имеет значение, и предприниматель выбирает партнера, смотря что представляют собой его родители, дети, и каким именно путями к нему пришли деньги. Где сложно закрывать глаза на то, что делает ближний, потому что это возлагает на тебя часть вины. Где «личное дело каждого» всегда под вопросом из-за грядущих социальных последствий этого дела. Где придется отвечать, если вовремя не вмешался или не предотвратил.

Больше не получится быть отщепенцем и отсиживаться в индивидуальном бомбоубежище. Возможно, именно об этом нынешнее «иранское досье». А не о том, что где-то в подвалах лучшие иранские умы пытаются обогатить пятнадцать грамм урана в пику капиталистам.

Источник