Всё, что надо знать о Рюриковичах

Откуда они взялись, как выглядели, с кем дружили и враждовали и почему так любили ковры

Итак,

Кто такой Рюрик?

Согласно летописной легенде, Рюрик пришел на Русь из Скандинавии вместе со своими братьями Синеусом и Трувором. Рюрику достался Новгород, Синеусу — Белоозеро, а Трувору — Изборск. Имя Рюрик несомненно восходит к скандинавскому имени Hrærekr. Имена его братьев, по-видимому, несколько искажены, но, предположительно, отражают скандинавские имена Signjótr и Þórvarr. Некоторые исследователи видят в Рюрике Рёрика Ютландского из датской династии Скьёльдунгов, жившего в середине IX века, однако эта версия не подкреплена ничем, кроме тождества имен.

Более подробно посмотреть Генеалогическое древо династии Рюриковичей возможно вот здесь: https://history.wikireading.ru...

У историков нет ни независимых подтверждений сведений легенд о Рюрике и его братьях, ни возможностей точной датировки их деятельности. Возможно, легенда донесла до нас лишь имена мелких местных властителей. Установление полновластия династии Рюриковичей заняло достаточно длительное время. Между Рюриком и его сыном Игорем летописец XI века сообщает о правлении Олега, прозванного Вещим, который захватил Киев и воевал с Византией. В ранних вариантах летописи Олег назван воеводой Игоря. Когда же в начале XII века на Руси стали известны тексты договоров Олега с Византией 907 и 911 годов, выяснилось, что он заключал их не как воевода, а как носитель верховной власти над Русью. И в летопись пришлось вносить поправки: с XII века Олег стал называться родственником Рюрика, получившим власть по его завещанию.

Норманнская теория: как к ней относиться

Дискуссия о роли скандинавов (норманнов) в формировании русской государственности должна рассматриваться в двух плоскостях — научной и идеологической.

С научной точки зрения норманнский вопрос в целом был решен в конце XIX века, когда лингвистами, главным среди которых был великий датский ученый Вильгельм Томсен, было обосновано скандинавское происхождение десятков имен и названий, известных из древнерусских источников и византийских, греческих, описаний Руси: слов «русь» и «варяги», имен Рюрик, Олег, Игорь и т. д. Не подлежит никакому сомнению, что на Руси с VIII века присутствовало значительное число скандинавов. Изучение роли скандинавского компонента в формировании древнерусской культуры продолжается и остается одним из важнейших и актуальных вопросов русской истории.

Однако есть и идеологический вопрос, уходящий еще в XVII век, когда сведениями о скандинавских истоках Руси воспользовались шведские историки для оправдания шведской экспансии в Восточной Европе того времени. Эта трактовка вызвала ответное отрицание всяческой связи Руси и варягов со Скандинавией со стороны российских идеологов XVIII века, самым ярким среди которых был М. В. Ломоносов. К концу XIX века противников норманнской теории практически не осталось, антинорманнизм умер естественной смертью, и его возрождение стало возможным лишь в условиях сталинской диктатуры — оно было вызвано отторжением нацистской пропаганды расового превосходства германцев над славянами. Однако возрождение это было и остается временным и объясняется исключительно вопросами идеологии — научные аргументы антинорманнизма отсутствуют.

Рюриковичи были не единственными князьями на Руси

Четыре короля на Руси

Скандинавы и после Рюрика были частыми гостями на Руси. Приезжали не только будущие жены князей, их окружение, купцы и наемники, но и короли, которые скрывались при дворе Рюриковичей от гражданских смут и неурядиц у себя в стране. По меньшей мере четыре норвежских правителя побывали на Руси до или во время своего правления (Олав Трюггвасон, Олав Харальдссон, Харальд Сигурдссон и Магнус Олавссон). Один из них — Олав Толстый, сын Харальда Гренландца, — стал святым и пользовался особым почитанием на Руси.

История домоногольской Руси современному человеку видится в несколько «рюрикоцентричной» перспективе, на самом же деле ближайшие потомки мифического Рюрика — далеко не единственная семья, которая некогда претендовала на то, чтобы стать династией на Руси.

О князях домонгольской Руси известно прежде всего из летописей и других письменных источников, но летописи порой не лишены известной тенденциозности. У их составителей было вполне объяснимое желание, например, выделить, сделать доминирующей лишь одну ветвь из всей огромной семьи Рюриковичей — с определенного момента вполне заметно, скажем, что Мономашичи изображаются куда более положительно, чем другие ветви рода, будь то полоцкие князья или князья черниговские. В каком-то смысле сходная тенденция просматривается и в отношении династии Рюриковичей как таковой, дело излагается так, будто Рюриковичи — это с самого начала единственная правящая семья на Руси.

Тем не менее, согласно обрывочным, разрозненным и весьма лаконичным свидетельствам, на Руси были и другие князья. Основываясь на летописном рассказе, мы можем утверждать, например, что Полоцком в Х веке правил некий человек «из заморья» по имени Рогволод, судя по всему — варяг, поскольку его имя явно северного происхождения, из скандинавского Ragnvaldr. В летописи он именуется князем, и нам известно, что тогда еще язычник Владимир Святославич сватался за его дочь, а значит, скорее всего, они не состояли в прямом родстве. Неслучайно первое, что делает Владимир, насильно овладев Рогнедой и взяв ее в жены, — он истребляет всю ее семью, то есть, говоря современным языком, полностью устраняет конкурирующую организацию.

Варяги Аскольд (Höskuldr) и Дир (Dýri) княжат в Киеве, но изгоняются Олегом Вещим, опекавшим малолетнего Игоря Рюриковича, именно на том основании, что они не принадлежат к княжескому роду. После умерщвления Аскольда и Дира сам Олег, претендовавший на княжеское происхождение, хотя он не был, по-видимому, связан тесными родовыми узами с Рюриком, садится правителем в Киеве. В договорах Руси с греками 945 года наряду с Игорем Рюриковичем, княгиней Ольгой и таинственной правительницей со славянским именем П(е)редслава упоминается и загадочное «всякое княжьё», причем речь, по-видимому, идет отнюдь не о Рюриковичах, а о неких представителях других властных родов — упомянуты их послы, которые должны были договариваться с греками о мире и условиях торговли примерно на тех же основаниях, что послы Рюриковичей.

Объясняется ли скупость источников на сей счет тем, что Рюриковичи были крайне суровы со своими конкурентами и много пеклись, так сказать, о выравнивании династической ситуации на Руси? В точности мы этого не знаем, но от князя древлян, сватавшегося к княгине Ольге, в конечном итоге осталось в источниках только имя — Мал. Как известно, правительница жестоко отомстила за убийство своего мужа, князя Игоря, уничтожив практически всю древлянскую верхушку. К концу X века мы застаем Рюриковичей в качестве единственной полноправной династии, не имеющих себе равных, а следовательно, и находящихся в каком-то смысле вне конкуренции.

Русь как часть Европы

Домонгольская Русь — государство в чем-то чрезвычайно открытое, то есть обращенное в своих интересах в самые разные стороны и направления, она достаточно легко налаживала связи и контакты как с Западной Европой, так и с миром Востока. Несомненно при этом, что Русь была полноценной частью европейского мира.

Княгиня Ольга, Святослав и Игорь — каждый по-своему, но очень активно контактировал с Византией. Русские князья пускай и вынужденно сперва, но с завидной регулярностью взаимодействовали с кочевниками и, например, часто брали в жены половецких княжон, связывая себя узами свойства и родства с кочевыми правителями. В то же время не будет преувеличением сказать, что в XI–XII веках династия Рюриковичей во многом была обращена лицом на Запад, и дело здесь не только в династических браках, хотя и в них тоже. Например, когда в Норвегии в середине XII века разразился чрезвычайно серьезный династический кризис и началась масштабная борьба за власть, среди прочих претендентов на королевский престол оказался малолетний потомок русского князя Мстислава Великого. Его родословная по женской линии (а его мать приходилась Мстиславу внучкой) была вполне весомым аргументом в политической борьбе. С Русью, несомненно, считались, она была, так сказать, полноценным собеседником, участником, а иногда и инициатором разного рода событий если не мирового, то во всяком случае общеевропейского масштаба. Русские князья постоянно входили в союзы и альянсы военно-политического характера и особенно охотно обменивались дочерьми с французскими, польскими, венгерскими и прочими королями. При этом уже тогда Русь по отношению к остальному миру занимала в каком-то смысле особенное положение. С точки зрения скандинавов, Северной или Западной Европы — Русь примыкала к Византии, была как бы ее продолжением, если не частью. В перспективе же Византии Русь — это северяне, которые лишь какой-то из своих сторон обращены к византийскому миру.

Передача власти и междоусобицы

Распределение княжеских столов среди Рюриковичей происходило по лествичному принципу. Столы имели свои ранги: к примеру, главный стол — Киев, второй по значению — Новгород, третий — Чернигов и так далее (при этом старшинство городов со временем менялось).

Член княжеского рода, если он не был изгоем или больным, получал стол в зависимости от своего старшинства. Когда кто-то из князей умирал, то его стол доставался следующему по старшинству и из города в город теоретически должны были перемещаться все остальные младшие князья. Изгоями счита­лись дети князя, который не успел получить за свою жизнь главный стол.

Так, изгоем становился княжич, чей отец умер до смерти своего отца. Если князья-изгои не добивались большего силой, то лучшее, на что они могли претендовать, — это тот стол, который их отец занимал перед смертью. Естественным результатом лествичной системы были постоянные междо­усобные войны старших племянников с младшими дядьями и войны против князей-изгоев. Так, например, в 1078 году двоюродные братья Олег Святосла­вич и Борис Вячеславич, отцы которых умерли еще при жизни их старшего брата Изяслава Ярославича, восстали против своих дядьев Изяслава и Всеволода Ярославичей. В решающей битве на Нежатиной ниве погибли киевский князь Изяслав и его незадачливый племянник Борис, Олегу удалось бежать в Тмутаракань, а Киев достался Всеволоду. Отмирание лествичной системы прослеживается с XIII века. Ее сменяет более простой удельный принцип, при котором князья больше не переезжают из города в город.

Кто убил Бориса?

Борис и Глеб, святые князья-мученники, были убиты Святополком, прозванным за это злодейство Окаянным. По крайней мере, так сообщают русские лето­писные и агиографические источники, которые в данном случае есть основания заподозрить в известной пристрастности. Независимый от собственно русской традиции иностранный источник недвусмыс­ленно указывает на то, что Борис был убит по распоря-жению своего едино­кровного брата Ярослава, впослед­ствии прозванного Мудрым, одного из самых влиятельных и знаменитых князей домон­гольского периода.

Откуда взялись русские титулы «князь», «великий князь», «царь» и другие

Члены рода Рюриковичей именовались на Руси князьями. Этот титул был заимствован славянами из какого-то германского языка, вероятно из готского — от слова kuniggs, родственного английскому king, немецкому König, древнескандинавскому konungr. О широте распространения этого титула до прихода Рюрика известно немногое, хотя летописцы и называют князьями некоторых людей из других родов. Титул «великий князь» появился в XII веке и стал активно применяться к концу столетия в связи с разрастанием рода Рюриковичей и возвышением отдельных князей над другими.

Изредка применительно к русским князьям использовались и иные титулы. Иногда использовался римский по происхождению титул «цесарь» («царь»). Ярослава Мудрого называли тюркским титулом «каган», заимствованным у хазар. На этот титул претендовал и не названный по имени правитель Руси, послы которого были задержаны франкским императором в Ингельгейме в 839 году. Наконец, Даниил Романович Галицкий в 1254 году принял от папы римского королевскую корону, после чего он и его наследники стали именоваться королями Руси (этот титул ведет свое происхождение от имени императора Карла Великого).

Что известно о внешности князей

Византийский историк X века Лев Диакон так описывал внешность своего современника — русского князя Святослава Игоревича: «Умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с густыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос — признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные, но выглядел он хмурым и суровым. В одно ухо у него была вдета золотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамленным двумя жемчужинами. Одеяние его было белым и отличалось от одежды его приближенных только заметной чистотой».

Интересную параллель описанию Святослава находим на печати его внука Ярослава Мудрого: лицо князя на печати видно плохо, однако выделяются длинные усы, торчащие в стороны. Лицо Ярослава было реконструировано антропологом М. М. Герасимовым, изучавшим скелет князя незадолго до его исчезновения — во время немецкой оккупации кости были вывезены из Киева и предположительно находятся в США. Длинные усы носил и сын Ярослава Святослав, чей облик запечатлен на одном из первых листов «Изборника Святослава», драгоценной рукописи, написанной по его заказу в 1073 году. Изображение внука Ярослава, Ярополка Изяславича, известно нам благодаря Кодексу Гертруды, рукописи, принадлежавшей его матери. Этот князь носил недлинную бороду и короткие усы. 

Ковер, сани и конь: главные атрибуты князя

Древнейшие русские летописи сохранили для нас лишь минимальные сведения об обиходных предметах, которые окружали Рюриковичей в домонгольское время. Зато о вещах, обладавших не только практическими, но и символическими функциями, мы все же можем кое-что в них прочесть.

Конечно, у всякого князя было личное оружие, доспехи, стяг и некие таинственные сокровища, которые он мог хранить, раздавать перед смертью или показывать иностранным послам. При перечислении этих богатств летописец часто упоминает не только привычные золото и серебро, но и поволоки, драгоценные ткани, которые явно ценились не меньше. Праздничное облачение князей, как и оружие, могло передаваться по наследству, а могло и жертвоваться в храмы — к началу XIII века в киевских церквях висели одежды древних князей, которые те оставили «на память собе».

Огромную роль в жизни Рюриковича играл ковер. Дипломатические переговоры и съезды князей подразумевали расстилание ковра и рассаживание на нем основных участников. Отказ или невозможность сидеть с кем-либо на одном ковре были фактически равны невозможности поддерживать дружеские отношения. Умершего князя заворачивали в ковер, и эта процедура была, по всей видимости, важной частью похоронного обряда. Однако обернуть в ковер могли не только покойника, но и тяжело раненного или больного правителя, и здесь нам очень трудно отделить медицинские, практические соображения от соображений сугубо символических.

Столь же двойственным и необходимым для свершения княжеского пути предметом были сани. Значительную часть жизни каждый Рюрикович проводил в дороге, и зимой они были для него едва ли не основным транспортным средством. Независимо от времени года на сани возлагали тела скончавшихся правителей — именно таким образом их зачастую и везли в церковь, а скандинавским их родичам в языческие времена сани клали в погребальные курганы.

Конь был, разумеется, для князя чем-то гораздо большим, чем любой предмет, которым он владел. Посажение на конь олицетворяло для маленького Рюриковича начало династической жизни, нередко оно сопровождалось большим съездом гостей-родичей. В бою на героизм коня могли иногда обратить не меньшее внимание, чем на доблесть его хозяина. Молодой Андрей Боголюбский велел с почестями похоронить на берегу реки такого верного спутника, который вынес его с поля битвы и упал замертво. Весь эпизод со смертью Олега Вещего и пророчеством волхва построен, в сущности, на той же очевидной привязанности, которую князь питает к своему коню. Для лучших из них, на которых отправлялись в походы, существовало и особое слово «комонь» — если в муже-дружиннике чтилось мужество, то коня жаловали за «комоньство его». 

 

Князь на санях — признак тяжелой болезни и смерти

Сани были предназначены не только для зимних путешествий и погребаль­ных процедур. Совершать длинные переезды летом на санях князь мог и при жизни, если ему случалось тяжело заболеть. Оттого столь многозначным и наполненным разными смысловыми оттенками оказывается упоминание Владимира Мономаха о том, что он принимается писать свое «Поучение детям», «седя на санех», — невозможно сказать наверняка, имеет ли он в виду долгие зимние поездки, трудную болезнь, неминуемо приближаю­щуюся смерть, или князь ритори­чески обыгрывает все эти значения.

Спасибо большое за проявленный вами интерес к данному материалу.

С Уважением, Sergius Voskresenskiy.

Источники:

Герасимов М. М. Опыт реконструкции физического облика Ярослава Мудрого. Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института истории материальной культуры. М., Л., 1940.

Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. Династическая история сквозь призму антропонимики. М., 2006.

Литвина А. Ф., Успенский Ф. Б. Траектории традиции. Главы из истории династии и церкви на Руси конца XI — начала XIII века. М., 2006.

Назаренко А. В. Братское совладение, отчина, сеньорат (династический строй Рюриковичей X–XII веков в сравнительно-историческом аспекте). Древнейшие государства Восточной Европы. 2005 год. Рюриковичи и российская государственность. М., 2008.

Пчелов Е. В. Рюрик. М., 2012.

Стефанович П. С. «Сказание о призвании варягов» или Origo gentis russorum? Древнейшие государства Восточной Европы. 2010 год. М., 2012.

Томсен В. Начало русского государства. М., 1891.

Успенский Ф. Б. Скандинавы. Варяги. Русь. Историко-филологические очерки. М., 2002.

Шахматов А. А. Киевский начальный свод 1095 года. А. А. Шахматов. История русского летописания. Т. I. Повесть временных лет и древнейшие русские летописные своды. Кн. 2. Ранее русское летописание XI–XII веков. СПб., 2003.

Янин В. Л., Гайдуков П. Г. Актовые печати Древней Руси X–XV веков. Т. 3. Печати, зарегистрированные в 1970–1996 годах. М., 1998.

Предпосылки и пути образования Древнерусского государства. М., 2012.