Разведка Японии против России

Рассказы про русско-японскую войну обычно ограничиваются военными действиями на море и на суше, где за эволюциями флотов и манёврами армий не видны сражения бойцов невидимого фронта, результаты которых отдавались звонким эхом на фронте и в тылу обоих воюющих армий.

По состоянию на январь 1904 г., общая численность сотрудников центральных органов военной и военно-морской разведки России составляла 29 человек. Из них 12 человек являлись сотрудниками разведки сухопутной армии и 17 – военно-морских сил.

Этому были как объективные причины, и в первую очередь – чрезвычайно скудное финансирование, так и субъективные, про которые с горечью писал полковник А.П. Игнатьев, сотрудник разведывательного отделения штаба главнокомандующего Маньчжурскими армиями: «…азам организации военной разведки в Николаевской военной академии офицеров не учили. Разведка считалась делом «грязным», недостойным дворянина, и предназначенным только для сыщиков, переодетых жандармов и подобных им темных личностей»

Нам, выросшим на книгах и фильмах про советских разведчиков, даже в голову не может прийти, что в начале ХХ столетия не только служить в разведке, но даже знаться с такими людьми, в высшем свете Российской империи было делом предосудительным и неприличным.

Понимая это, совсем по-другому начинаешь понимать смысл вопроса, заданного герою произведения «Адъютант его превосходительства» - «Пал Андреич, вы шпион?»

Естественно, что «такие непотребства, как шпионаж», снабжались и финансировались по остаточному принципу. Как отмечает известный российский историк А. В. Шишов, перед самой войной ежегодная русская смета на «негласные расходы по разведке в Японии» составляла ничтожные 56 тысяч рублей, которые к тому же распределялись между Приморским округом и военным агентом в Японии.

В 1904 г., например, штаб Приморского военного округа получил на организацию разведки всего 12 тыс. рублей. А штабу русской Квантунской армии на эти же цели было выделено только 3 тыс. рублей, что было недостаточно для покрытия даже оперативных расходов – столько же в это же время было выделено на содержание только одной размещенной в Дании русской военной голубятни.

Активным сторонником сокращения даже таких скромных расходов на разведку и котрразведку был не кто иной, как Витте. Считаю, что это не случайно. Боялся опытный лис, что могут вылезти наружу его нежные отношения с Ротшильдами.

Японская смета на аналогичные цели против России только за предвоенные три года и только на подготовку и локализацию военной агентуры достигла 12 миллионов рублей золотом.

Не лучше обстояли дела и в контрразведке, доверенной штаб-офицеру Отдельного корпуса жандармов подполковнику Шершову. В его распоряжении имелась жандармская команда, состоявшая из 25 унтер-офицеров. Простите за многословность, но я сейчас просто перечислю те силы, которые противостояли Шершову с его неполным взводом контрразведчиков.

Резидентом японской разведки в Порт-Артуре был профессиональный наемник, называющий себя Рафаэлем де Ногалесом. Он утверждал, что еще подростком участвовал в испано-американской войне. Официально этот авантюрист представлялся как совладелец фирмы, торгующей швейцарскими часами. Это позволяло ему контактировать со всеми слоями порт-артурского общества. Одним он предлагал великолепные швейцарские хронометры по весьма умеренным ценам, другим охотно давал под небольшой процент взаймы деньги, третьи были распространителями его товара.

Его клиентами были офицеры порт-артурского гарнизона и эскадры. Ногалеса охотно принимали в домах военных руководителей и высшего гражданского чиновничества Порт-Артура. Особо доверительные отношения у него сложились со штабными и интендантскими офицерами и чиновниками. Все они являлись его невольными информаторами, а кроме того, ему подчинялась широкая сеть японских шпионов из китайцев и корейцев, проживающих в Порт-Артуре.

Центром японской резидентуры в Манчжурии являлось фотоателье «Кикути» в Харбине, возглавляемое капитаном Исимица Макиё. Фотоателье было прекрасным прикрытием для фотографирования и последующего перемещения нужных фотографических изображений документов, грузов, армейских эшелонов и всего прочего, что может вызвать интерес японского генштаба.

В Приморье таким центром были заведения Фуццо Хаттори, который под видом коммерсанта сплёл целую агентурную сеть во Владивостоке, Порт-Артуре, Харбине, Хабаровске и даже Чите, и где через его школу японской борьбы, с последующей регулярной визитацией в публичные дома с гейшами, проходили очень многие высокопоставленные русские «Нельсоны».

В Корее, кроме двух 2 легальным резидентур в Инкоу и Монсампо под руководством капитанов Нимпэй Сэндзюн и Эги Акио в 1903 году было дополнительно развернуто еще 4 – Сеуле, Ыйджу, Анджу и Кёнсане, в штате которых находилось 4 офицера, 3 переводчика, 20 нижних чинов, которые занимались сбором военной и топографической нформации по реку Ялу включительно

Действовавшая под крышей японского консульства легальная резидентура в Чифу целенаправленно изучала русскую группировку на Квантунском полуострове и ВМБ Порт-Артур. В мае 1902 г. её возглавил капитан Морита Тосито, опиравшийся на немногочисленную, но хорошо подготовленную агентуру.

Ещё одним агентом чифуской резидентуры был японский предприниматель Хосоно Сёхэй, проживавший в Китае с 1900 г. В апреле 1903 г.он по заданию Морита выехал в Маньчжурию, где в качестве переводчика китайского языка присоединился к майору Хагино Суэкити для совместной разведки Порт-Артура и маньчжурской группировки русской армии. В течение месяца Хагино и Хосоно с разрешения русских властей посетили Порт-Артур, Дагушань, Фынхуанчэн, Ляоян, Цзинь-чжоу, после чего в мае того же года Хосоно выехал на доразведку бассейна р. Ялуцзян

Резидентурой в Инкоу с января 1903 г. Ею руководил капитан Кавасаки Рёдзабуро, который осел в порту под видом изучавшего русский язык отставного японского офицера. В этой работе Кавасаки опирался на четырёх бывших унтер-офицеров японской армии, переехавших на постоянное жительство в Китай.

В процессе работы Кавасаки активно задействовал легальные возможности своего официального прикрытия стажёра русского языка. В августе 1903 г. он обратился с просьбой разрешить ему посещение Порт-Артура для осмотра казарм и двух полков. Не встретив возражений царского наместника на Дальнем Востоке Е.И. Алексеева, Кавасаки в сентябре побывал в крепости и осмотрел казармы и лагеря 3-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады

На помощь инкоуской резидентуре за несколько недель до начала войны генштаб Японии направил на материк ещё двух офицеров военной разведки майора Эги Акио и капитана Дои Итиносин, которые, выдавая себя за странствующих буддийских монахов и китайских торговцев, должны были собирать информацию о русских войсках и фортификационных сооружениях в Ляояне. На этапе легализации разведчиков прикрывала японская торговая сеть в Маньчжурии «Тохиёко» во главе с её директором Мацукура Ёсииэ вместе с уже упоминавшимся майором Хагино Суэкити в мае в Инкоу, Мукдене, Ляояне, Фынхуанчэне, Хайчэне и Цзилине побывал капитан Хамаомотэ Матасукэ, занимавшийся визуальной разведкой русских военных объектов и военно-топографическим описанием будущего ТВД

Очень часто и наиболее эффективно группы агентов работали в качестве строителей над возведением укреплений, собирая точные инженерные сведения. Например, при постройке фортов на Куанджойской позиции их планы были выданы подрядчиком-китайцем. Более того, даже охрана состояла из китайцев, среди которых агенты японской разведки чувствовали себя, как рыба в воде.

18 мая 1903 г. владивостокской крепостной жандармерией была задержана группа японцев Окано Сёдзиро, Танака Синсаку и Усиронэ Мацутаро во время составления ими чертежа Токаревской батареи. Однако задержанные не признали факта занятия разведкой, а обнаруженный чертёж выдали за рисунок владельца их столярной мастерской Харагути Кинтаро, который, в свою очередь, заявил, что «таковой был сделан им и представляет чертёж полок, которые ему хотели заказать в ти пографии Уссурийской железной дороги, и случайно остался в кармане его шубы, данной им Усиронэ в день его задержания» После такого объяснения задержанные были с извинениями отпущены.

«Хоть ты Иванов-седьмой, а дурак…»

Русский историк Николай Лысенко с горечью констатировал: “эту фразу в рассказе А. И. Куприна написал на листе бумаги японский кадровый разведчик, действовавший в Петербурге в годы Русско-японской войны под именем штабс-капитана Рыбникова. Этот парафраз из рассказа А. П. Чехова «Жалобная книга» был адресован петербургскому журналисту Владимиру Щавинскому, который своей болтливостью, театрализованным «благородством» и отсутствием даже намека на национальное самосознание вызывал у японца чувство органичной брезгливости. Впрочем, фразу о дураке Иванове Седьмом «штабс-капитан Рыбников» мог с полным основанием адресовать всему разведсообществу тогдашней России хотя бы потому, что не русские контрразведчики, в конечном итоге, пресекли деятельность матерого японского шпиона, а болтливая проститутка и полицейский филер.

Александр Куприн не случайно, разумеется, взял в творческую разработку сюжет о японском шпионе: в 1902—1905 годах деятельность японской разведки ощущалась в России весьма болезненно. Это стало следствием крайне слабой работы русского военного командования по созданию разведывательной и контрразведывательной сети, ориентированной на стратегическую борьбу с Японией. К началу войны у России не оказалось ни квалифицированных кадров разведчиков, ни разведшкол для подготовки агентуры, ни даже достаточного числа переводчиков, сносно знающих японский язык.

Британский агент при японской армии Я. Гамильтон оставил любопытное описание — каким незатейливым способом японцы придавали своей разведывательной инициативе невинный «спортивный» характер. «...На одном из банкетов в Берлине, — вспоминает английский разведчик, — зашел разговор о том, какое расстояние способна пройти лошадь под всадником при ежедневной работе и определенной скорости. Фукусима немедленно заявил, что его лошадь в состоянии перенести его из Берлина прямо во Владивосток. Его подняли на смех и этим только укрепили в намерении сделать этот опыт. Он пустился в путь и действительно доехал до Владивостока...

Почти опереточный спектакль с «личным обещанием» сделать транссибирский пробег был поставлен японской разведкой исключительно для одной группы легковерных зрителей — для русских генштабистов. Благородные ротозеи в Петербурге немедленно заглотили наживку японцев и выдали штатному разведчику японского Генштаба все необходимые разрешительные «подорожные» для его смелой акции.

В Российской армии с обеспечением хотя бы элементарной секретности была полная катастрофа. В то время военной цензуры не существовало, и газеты печатали все, что угодно, в том числе распоряжения Военного министерства, даты окончания формирования воинских подразделений, списки убитых и раненых, сведения о мобилизации частей для отправки на Дальний Восток и прочую секретную информацию. Находившиеся в свободной продаже военные газеты попадали в руки агентуры и немедленно использовались генеральным штабом Японии для оперативных целей.

Большой объём информации о России генштаб Японии получал от военного атташе в Петербурге подполковника Акаси Мотодзиро. На связь к нему от предшественника в августе 1902 г. перешёл ценный агент, штаб-офицер по особым поручениям при Главном интенданте русской армии ротмистр Н. И. Ивков. За вознаграждение Ивков передал информацию о сроках отправки на Дальний Восток 300-тысячной армии с конским составом и провиантом, пропускной способности Транссибирской железной дороги, расчётном количестве требуемого войскам продовольствия на 8–12 месяцев, другие секретные сведения. Согласно отчётам Акаси, в декабре 1903 – январе 1904 г. он выплатил Ивкову за полученную информацию свыше 2000 руб. и рассчитывал пользоваться его услугами дальше

В оперативном отношении Акаси также подчинялась организованная в феврале 1902 резидентура в Одессе, которая имела задание «вести тщательную разведку и регулярно информировать о перебросках войск, военных материалов, ресурсов с побережья Чёрного моря на Дальний Восток» Владивостокская резидентура во главе с майором Исидзака Дзэндзиро с помощью коммерческого агентства в течение 1903–1904 гг. Вела планомерную разведку русских войск на территории Приамурского

края, вскрывала военные переброски в Маньчжурию, Корею, Приморье и Забайкалье, изучала транспортную инфраструктуру региона.

Как показывает анализ японских архивных материалов, к началу войны ГШ располагал достаточно объективной информацией о группировке русских войск на востоке страны, русских мобилизационных ресурсах, предназначенных для переброски на Дальний Восток из Харькова, Москвы, Нижнего Новгорода, Пензы, Казани, Иркутска и Омска, пропускной способности Транссибирской и Китайско-Восточной железных дорог. Кроме того, 13 января 1904 г. военному атташе во Франции майору Хисамацу Садакото удалось добыть оперативный план развёртывания русской армии

Активную работу вела и морская разведка. В сентябре 1904 г. русская охранка арестовала двух японцев, служивших в коммерческих предприятиях Петербурга. Они много лет прожили в России, и оба, как выяснилось, оказались офицерами морского флота. Японцы глубоко вошли в жизнь русского общества, завязали много полезных знакомств и связей в торговых кругах, а через их посредничество вступили в контакт с личным составом русского флота. Один из них, чтобы укрепить свое положение, решил жениться на русской и даже, приняв православие, добросовестно выполнял все религиозные обряды

До осени 1904 г. охранка не располагала конкретными сведениями о связях российских революционеров с японцами. На след Акаси ее вывел появившийся в октябре этого года в Париже чиновник особых поручений при министре внутренних дел И.Ф.Манасевич-Мануйлов.

Точные указания на то, кому, в каком количестве и с какой целью предназначались японские деньги, царская охранка получила из записки Циллиакуса, «изъятой» агентом Мануйлова из чемодана Акаси в середине мая 1905 г. «Японское правительство при помощи своего агента Акаши, — пояснял содержание записки Мануйлов, — дало на приобретение 14500 ружей различным революционным группам 15300 фунтов стерлингов, то есть 382 500 франков. Кроме того, им выдано 4000 фунтов (100 000 франков) социалистам-революционерам и на приобретение яхты с содержанием экипажа 4000 фунтов (100 000 франков)»27. Кроме эсеров («SR.») в качестве получателей крупных сумм в документе фигурировала Грузинская партия социалистов-федералистов-революционеров («G.»), ППС («S-P.») и Финляндская партия активного сопротивления («F.»)

И всё же, всё же… презираемые собственным начальством и великосветской тусовкой, стеснённые крайне скромным финансированием и имея скудные штаты, российские разведчики и контрразведчики были одним из тех подразделений, кто не выкинул белый флаг и сражался каждый на своем месте до конца. За них не стыдно. Они сделали всё, что могли и даже больше.

Генерал-майору В.А. Косаговскому, отвечавшему за организацию военной разведки на Дальнем Востоке, все же удалось ценой больших усилий внедрить в Японию и Корею несколько тайных агентов, подобранных из иностранцев. В документах русской военной разведки они числятся под оперативными псевдонимами «Бале», «Эраш», «Колина», «Дори».

Кроме аретованных в Питере офицеров морской разведки, хоть и с запозданием, но был разоблачён и арестован японский «крот» ротмистр Ивков.

Португальский подданный, сын владельца газеты «Шанхай дейли пресс», торговый агент фирмы «Мостарг Эннинг», Хосе Мария Гидас уже в самом начале Русско-японской войны предложивший свои услуги японской разведке, в начале февраля 1904 г. он был задержан опытным российским разведчиком капитаном А. Н. Едрихиным в Порт-Артуре.

Чиновником по особым поручениям департамента полиции Манусевичем-Мануйло была вскрыта связь японской разведки с Деканозовым, Цилиакусом, Бонч-Бруевичем и другими активными революционными деятелями.

Наряду с агентурными данными, русской военной разведке удалось наладить перехват телеграфной переписки японских дипломатов из Европы в Токио через Париж и Шанхай. Только с апреля 1904 по март 1905 г. Русскими было дешифровано 350 секретных телеграмм противника.

Но самое главное - именно результаты Русско-японской войны вызвали к жизни проекты организации разведывательной службы, подвигнув высшее руководство империи к созданию Главного управления Генерального штаба, а затем и разведывательных отделений в штабах военных округов. Опыт войны заставил проводить разведывательные мероприятия по особому плану, а в Академии Генерального штаба был введён соответствующий учебный предмет

Из книги "Переписать сценарий!"