Русские и точка зрения Запада.

Начнём наше повествование с опроса свидетелей:

Амброджо Контарини (Ambrogio Contarini) (Венецианская республика) в 1474 году был направлен для переговоров в Персию, а на обратном пути посетил Московию, где находился четыре месяца и даже провёл переговоры с Иваном III.

«...Русские очень красивы, как мужчины, так и женщины, но вообще это народ грубый… Они величайшие пьяницы и весьма этим похваляются, презирая непьющих. Однако их государь не допускает, чтобы каждый мог свободно хмель приготовлять, потому что, если бы они пользовались подобной свободой, то ежедневно были бы пьяны и убивали бы друг друга, как звери...

Их жизнь протекает следующим образом: утром они стоят на базарах (речь о купцах и торговцах) примерно до полудня, потом отправляются в таверны есть и пить; после этого времени уже невозможно привлечь их к какому-либо делу...”

Раффаэлло Барберини (Raffaello Barberini)

Этот итальянский аристократ, посетил Московию в 1564 году в качестве частного лица с рекомендательным письмом от английской королевы Елизаветы к Ивану IV Васильевичу.

“Надобно знать, что они весьма наклонны к пьянству, и даже до такой степени, что от этого происходит у них много соблазна, зажигательство домов и тому подобное. Обыкновенно Государь строго воспрещает им это; но чуть настал Николин день, — дается им две недели праздника и полной свободы, и в это время им только и дела, что пить день и ночь! По домам, по улицам, везде, только и встречаете, что пьяных от водки, которой пьют много, да от пива и напитка, приготовляемого из меда...

Вообще чрезвычайно как ревнуют своих жен и мало дозволяют им отлучаться со двора; да и не без причины так ревнивы они: мужчины и женщины у них чрезвычайно как хороши собою и здоровы. Одно только, что женщины обыкновенно употребляют румяны и белила, к тому же так неприятно, что стыд и срам!”

Ричард Ченслор (Richard Chancellor). Английский мореплаватель, положивший начало торговым отношениям России с Англией.

"...Число бедных здесь очень велико, и живут они самым нищенским образом: я видел, как они едят соленые сельди и другие вонючие рыбы — нельзя найти более вонючей и гнилой рыбы, а они с удовольствием едят ее, похваливая, что она здоровее всякой другой рыбы и свежего кушанья…

Русские по природе очень склонны к обману; сдерживают их только сильные побои. Точно так же от природы они привыкают к суровой жизни, как в отношении пищи, так и в отношении жилья.. На поле битвы они действуют без всякого строя. Они с криком бегают кругом и почти никогда не дают сражений своим врагам, но действуют только украдкой.”

Адам Олеарий (Adam Olearius) Немецкий путешественник, географ, историк, математик и физик. В 1633 и 1636 годах был секретарем и переводчиком двух посольств, отправленных шлезвиг-голштинским герцогом Фридрихом III в Россию и Персию для налаживания торговых отношений.

“Они так преданы плотским удовольствиям и разврату, что некоторые оскверняются гнусным пороком, именуемым у нас содомиею... Это обстоятельство доставляет им потом тему для разговоров на пиршествах. Захваченные в таких преступлениях не наказываются у них серьезно.

Порок пьянства так распространен у этого народа во всех сословиях, как у духовных, так и у светских лиц, у высоких и низких, мужчин и женщин, молодых и старых, что, если на улицах видишь лежащих там и валяющихся в грязи пьяных, то не обращаешь внимания; до того все это обыденно. Если какой-либо возчик встречает подобных пьяных свиней, ему лично известных, то он их кидает в свою повозку и везет домой, где получает плату за проезд. Никто из них никогда не упустит случая, чтобы выпить или хорошенько напиться, когда бы, где бы и при каких обстоятельствах это ни было; пьют при этом чаще всего водку..."

Пожалуй достаточно.

Традиция приписывать врагам своим самые мерзкие обычаи и низменное происхождение, а себе и своим странам величественное древнее прошлое, основанное на фантазиях, вошла в западноевропейскую историю под названиями готицизма и рудбекианизма и развивалась в течение XVI–XVIII вв. Больше всех в этой области преуспели шведские историки, создавшие три фантастические версии древнешведской истории: первая – Швеция была прародиной древнего народа готов, и шведо-готы являются основоположниками германской культуры, вторая – Швеция была древней Гипербореей, и шведо-гиперборейцы выступают основоположниками древнегреческой культуры, а третья – «Варягия» находилась на Скандинавском полуострове, ровнехонько на месте Швеции, и шведо-варяги являются основоположниками древнерусской государственности. Эти фантазии поддерживались шведской королевской властью так же рьяно, как и Аугсбургское вероисповедание – официальный вероисповедальный документ лютеран. Они играли роль того, что сейчас назвали бы новой информационной технологией. Смысл ее заключался в том, чтобы через картины величественного прошлого способствовать выработке национального самосознания шведов и сплотить их как нацию. Выдуманная древнешведская история входила во все образовательные программы, по ней учились многие поколения шведов того времени.

Но мало того. Эти произведения старались распространять в Европе, ими повышался и международный престиж Швеции. На Европейском континенте ими стали увлекаться первейшие властители дум. Объясняется это тем, что готицизм, в рамках которого пропагандировалось величие древнего народа готов, очень поддерживался мыслителями Германии, стремившимися с его помощью отражать нападки итальянских гуманистов на немецкоязычное население Священной Римской империи. К XVII–XVIII вв. готицизмом заинтересовались английские и французские мыслители. На этой волне труды шведских историков-фантастов с благосклонностью читали и в Англии, и во Франции. Монтескье, Вольтер писали: вот ведь, надо же, какая великая Швеция… была в древности! Этими фантазиями увлекался и Байер, познакомившись с ними через переписку со шведскими литераторами и филологами и затем перетащив их в Петербург как модные достижения западноевропейской мысли.

Гулливер в экзотической академии: «Я вошел в другую комнату, запах был так отвратителен» - показывает уровень западноевропейской научной жизни в XVII–XVIII вв. Были там блистательные ученые, но была и масса надутых посредственностей, которых Свифт высмеял как членов великих академий Лапуту и Бальнибарби, где были популярны многие экзотические «академические» прожекты.

Однако время шло, и шведские утопии кусок за куском стали отваливаться с исторического полотна западноевропейской науки. Сначала к разряду причуд фантазии были отнесены шведо-гиперборейцы. Затем выяснили, что и готы не выходили из Швеции. Так что сейчас из трех фантазий осталась последняя - шведо-варяги с Волчьего острова. Так якобы называлась Швеция в древности, согласно историозодчеству шведских историков. Научного смысла в этой фантазии не больше, чем в идее гиперборейцев из Швеции.

И вот здесь мы подходим к ответу на вопрос: как могло произойти, что в России со школьной скамьи в массовое сознание ввинчиваются идеи, которые не находят научного подтверждения? И в чем причина долгожительства таких исторических утопий, как идея Руси из шведского Рослагена или идея о безродном Рюрике, не то завоевателе, не то наёмнике, сочиненных в ненаучной мифологизированной историографии?

Как это ни смешно, но эти утопии в значительной степени держатся за счет их поддержки российской исторической наукой, поскольку до этого в течение многих десятилетий они подпирались всей мощью советской академическо-образовательной системы. Норманнский период в древнерусской истории был упомянут Марксом в одной из его статей, а куда же было деваться советским историкам от статей Маркса? Потому все официальные советские справочные издания, включая БСЭ.... А сейчас норманизм держится еще и инерцией тех, кто писал в советское время.

Ещё одним мифом, является многократно повторенная ложь про Россию, как тюрьму народов и русских, как нацию рабов. Первым свою волосатую руку приложил к построению этого нарратива Ватикан, затем подхватила больная западничеством интеллигенция и неплохо отпалировала маркистско-ленинская теория. Слова Ленина о «сокровенных и прикровенных рабах – великороссах» с удовольствием цитировали как западные, так и местные партийные руководители всех братских союзных республик, а после распада СССР именно эти слова стали идеологической основой для дискриминации русского населения у соседей России, ставших независимыми и небратскими.

Однако, если оглянуться назад, всмотреться в историческое прошлое, реальность выглядит совсем по-другому.

Разные народы по-разному понимают рабство, и институт рабства отражен в их языках. .... Раб поставлен вне общества, он всегда «чужой», так как большинство народов получали рабов из военнопленных: «раб обязательно чужестранец». В латинском раб – это servus, вероятно, из имени этрусков, которых завоевали римляне, у французов раб – esclave, что значит славянин, в англосаксонском раб – wealth, означающее кельт, а еще английский язык знает слово slave, также означающее славянина. Западные народы добывали рабов из завоеванных племен, из инородцев, из чужих, причем в большинстве своем этими инородцами были как раз славяне, населявшие Западную Европу и оставившие там немало славянских названий .... Именования инородцев в значении раб выступают в большинстве языков. Но на русских это правило не распространялось никогда. Мы, русские, не делали пленных чужеземцев рабами.

Вот свидетельство греческого историка Маврикия Стратега: «Племена славян и антов сходны по своему образу жизни, по своим нравам, по своей любви к свободе. Их никоим образом нельзя склонить к рабству или подчинению в своей стране. Они многочисленны, выносливы, легко переносят жар, холод, дождь, наготу, недостаток в пище. К прибывающим к ним иноземцам они относятся ласково и, оказывая им знаки своего расположения, при переходе с одного места на другое охраняют их в случае надобности ...».

Слова раб, отрок, холоп, обозначавшие в русском языке подневольное состояние, имеют исконное русское происхождение, а вовсе не означают представителей плененных народов. Слово холоп (*холпъ) изначально было обозначением младшего члена рода, используемого в работниках.

Татьяна Миронова в книге “Броня генетической памяти” предполагает, что раб в русском языке вообще изначально демонстрировал степень родства:

“Слово раб (по-древнерусски оно звучало как роб) показывает, что это термин для младшего члена семьи, используемого в работе. Слово ребенок, имеющее истоки в древнем понятии робя-робенок-ребенок, сохранило значение «очень маленький член рода и семьи». Слова холоп, отрок, раб исконно означали своих, членов своего рода и своей семьи, используемых в работниках. Раб, или по-древнерусски – роб, был самый младший по возрасту работник, от него произошло слово ребенок, отрок – тоже семейный работник, только постарше, с четырнадцати лет до двадцати одного года, и, наконец, холоп – самый старший по возрасту работник в семье, но не достигший двадцати восьми лет.”

Независимо от этимологии слов “раб” и “холоп”, рабства в понимании других индоевропейских народов у русских не было. Наши предки использовали труд младших членов рода, сначала это были младшие по возрасту, потом – по социальному статусу. Но в любом случае, это были не пленные, не чужаки, не инородцы. Это были свои. Причем издеваться над рабами и холопами, обессиливать их неподъемным трудом так, как это делали в других землях и странах другие народы, русским не дозволяло как раз то, что это были свои, и требования бережно относиться к своим холопам прописаны во всех памятниках древнерусского права.

На формуле «будь другом!» построено многоплеменное русское государство, которое на основах дружбы и мирного соседства соединяло этой клятвой с русским народом другие племена и народности России. Эта же формула «будь другом!» рождала военные союзы, начиная от русско-половецких походов Владимира Мономаха и заканчивая объединенными силами Варшавского Договора.

Особенность русского человека в том, что он в друге видел названного брата. У нас такое представление сохраняется в понятиях воинского братства, монашеского братства, медицинского братства и сестричества. Возможно, это связано с тем, что понимание дружбы как соратничества, а значит, готовности к жертвенному подвигу за други своя, всегда было нам столь же дорого, как и кровное родство. Это удивительное для других народов русское свойство предопределило имперскую мощь нашего народа, который принимал на правах дружбы другие племена в свою страну, давал им равные с собой права, уважал их самобытность, просвещал Православием, но не принуждал к крещению.

Такая черта свойственна исключительно русским, строившим свою Империю не на принуждении и завоевании, а на добровольном вхождении народов в государство. Так были присоединены Грузия, Армения, Осетия, Абхазия, казахские улусы. Там, где племена просто жили на своей земле, не имея государственных потенций, а это и башкиры, и чуваши, и мордва, и буряты, и множество других сибирских племен, – они оставались жить по своим оседлостям, их никто не сгонял в резервации, их никто не отстреливал, как это случилось в Америке с индейцами.

Друг и свой равно дороги русскому – древний архетип мышления жив в нас и сейчас. Понятие о друге в архетипах русского мышления постоянно сопрягалось с представлением о враге. Эти два слова образовывали такое же смысловое противопоставление, как свой и чужой.

В слове враг содержится древний корень верг-, означающий, согласно исследованиям академика О. Н. Трубачева, что враг – это извергнутый из человеческого сообщества, изгой, отторгнутый людьми. Слова, которыми описывается значение слова враг, – недруг, неприятель, супротивник, супостат – свидетельствуют о том, что враг – это бывший друг, отвергнутый и изгнанный за измену или другое злодейство из дружины или иного содружества: «Не вспоя, не вскормя, ворога не наживешь». Врагом, согласно русским представлениям, может быть и свой по крови человек, и чужак. Враг – в первую голову изменник и предатель, пренебрегший нашим русским добром и нарушивший верность дружбе. И если к чужаку отношение у русских настороженно-отстраненное, то к врагу – непримиримо-враждебное. Когда враг – бывший свой, его презирают, как изгоя и предателя, им брезгуют и сторонятся его, как протухшей падали. Если же враг – чужой изменник дружбе, то тогда в русской душе вздымаются два негодующих чувства – отстраненная неприязнь к чужому и яростная мстительность к врагу, потому что опасность, исходящая от пришельцев, страшнее, чем от врагов своего рода-племени, когда в них видят супостатов и противников. Чувство самосохранения, как архетип поведения, заставляет русских занимать национальную круговую оборону.

Использованная литература.

Сборник. Россия XV - XVII вв. глазами иностранцев

О.Н Трубачев, “Труды по этимологии: Слово. История.”

Л.П. Грот. "Прерванная история русов"

Т. Миронова. " Броня генетической памяти"