Изабель

Продолжение воспоминаний подполковника ГРУ Андрея Андреевича. На это раз речь пойдет о знаменитом международном футбольном матче в Киеве, где западно-европейские болельщицы ради поддержки любимой команды сняли с себя лифчики, которые оказались весьма необычного свойства...

Автор иллюстраций: Леонард Крылов

Предыдущие части:
1. Советский оккупант Андрей Андреевич
2. Анна

Изабель

Мне часто снится, как я еду в поезде. Я люблю эти сны. Наверное, это связано с детством, когда я путешествовал с родителями. Отец мой работал на железной дороге и мог бесплатно возить нас в отпуск по всей стране. Для меня до сих пор нет ничего лучше на свете, как лежать на верхней полке купе или плацкарта и тупо пялиться в окно на бескрайние русские леса и равнины. И как же сладко всегда было засыпать под равномерный убаюкивающий стук колес. С некоторых пор пошла дурацкая мода делать длинные рельсы с редкими стыками, что убивает для меня всю романтику – вместо стука колес, какой-то заунывный бесконечный похоронный вой. И так теперь почти во всем: куда ни глянешь, понимаешь, что прежде во времена моей молодости было куда лучше. Наверное, на восьмом десятке я становлюсь старомодным. Почти те же чувства я испытываю, когда смотрю на современных молодых людей, особенно на девушек. Спору нет, они гораздо лучше ухожены и в них больше свободы. Они открыты миру и всему новому. Нет в них только чего-то неуловимо близкого и родного, что отличало советских девчонок от их современных сверстниц. Скорее всего, я просто плохо их знаю. Последние годы я замечаю за собой одну странную штуку. В моем сознании все, что было в прошлом, расцветает яркими и сочными красками, а будущее кажется унылым и тусклым. Я догадываюсь, отчего это происходит. В разведшколе у нас был регулярные занятия по медитации, который вел колоритный подполковник запаса по кличке Будда. Конечно, никакой мистикой там даже и не пахло. Это была весьма полезная психологическая практика, позволяющая со стороны посмотреть как течет река твоего сознания, и по ней мимо твоего безмолвного Я проплывают корабли мыслей... Благодаря навыкам медитации я более менее сносно научился анализировать, что со мной происходит, и способен отделять собственные мысли от навязанных мне со стороны образов. Вот и теперь у меня напрашивается вывод, что это сострадательная природа так позаботилась, чтобы человек готовился к своей смерти без лишних сожалений и тревог. Легко умирать, когда знаешь, что самое лучшее в этом мире для тебя уже далеко позади, и ничего хорошего впереди ни тебе, ни кому другому на Земле уже не светит… Но не буду отвлекаться и продолжу мой рассказ.

Итак, я покинул прежнее место службы и с молодой женой ехал в полную неизвестность. Дайна грустила. Мы попили обжигающе горячего чаю из знаменитых граненых стаканов в железных подстаканниках, и она сразу легла на нижней полке, накрывшись с головой одеялом, чтобы никто не мешал ей грустить о навсегда оставленном отчем доме, родных и друзьях. Воспоминания о первых годах учебы в военном училище и встречах с Анной увлекли меня, и я не заметил, как наступила ночь. Спать пока не хотелось, а продолжать таращиться в потемневшее окно уже не было никакого смысла. Я свесился с полки головой вниз и посмотрел на Дайну. Моя любимая крепко спала. Ее веки и ресницы чуть подрагивали. Невольно я залюбовался ее милым личиком с детскими веснушками. Теперь я несу за нее полную ответственность. Дайна полностью доверила мне свою судьбу, и я не имею права сделать ее несчастной. Я был уверен, что этого не будет. Ведь мы любим друг друга. А если это так, то все остальное уже не столь важно. Я лег на спину и закрыл глаза, с удовольствием прислушиваясь к равномерному убаюкивающему стуку колес. Вдруг звук резко поменялся – поезд въехал на железнодорожный мост и звонкий грохот железа тотчас заполонил все наше маленькое купе. Я невольно улыбнулся, потому что вдруг вспомнил что точно таким же грохотом неожиданно наполнился однажды футбольный стадион в Киеве во время крупного международного матча, где я встретил удивительную Изабель… История эта, пожалуй, стоит того, чтобы о ней рассказать подробней.

На последнем году учебы моя рота оказалась в командировке под Киевом. В то время там проходил этап какого-то международного футбольного турнира. Киевское Динамо готовилось дать бой грандам европейского футбола. Ажиотаж вокруг матча был огромный. В связи с нахлынувшими в город фанатами и болельщиками из разных стран, охранять стадион и порядок в городе отрядили представителей самых разных силовых ведомств. Нас распределили стоять в оцеплении вокруг поля. Я был на седьмом небе от счастья, потому что футболом увлекался с самого детства и постоянно с пацанами гонял во дворе мяч. Я родился и провел все свое детство в провинциальном шахтерском городке на Кузбассе и о том, чтобы попасть на настоящий большой стадион, где проводятся международные матчи, даже и не мечтал. А тут такое событие – будут играть настоящие звезды. Если сильно повезет, то может быть удастся раздобыть еще и автограф моего кумира, самого Олега Блохина! От такой захватывающей перспективы у меня кружилась голова. Накануне матча я долго не мог уснуть и продумывал стратегию, как заполучить заветный автограф. Наверное сейчас это выглядит несколько нелепо, но тогда для нас, простых советских людей, большой футбол это была почти религия. Футболистов мы любили не меньше, чем космонавтов, героев Второй Мировой и Гражданской. Во всяком случае в моем городке это было так. Какого же было мое разочарование, когда выяснилось, что стоять в оцеплении мы будем лицом к трибунам. При этом нам запрещено было оборачиваться и выражать эмоции. Легко сказать не выражать эмоции, когда буквально за твоей спиной происходит феерическое действо, а перед тобой огромная чаша стадиона до отказа заполненная неистово орущими болельщиками. Если бы в тот момент мне рассказали анекдот про курильщика попавшего в ад, где есть сигареты на любой вкус, но нечем прикурить, то я бы не смеялся, а рыдал. Честное слово. Но приказы в армии не обсуждаются, даже если их выполнение приносит тебе невыносимые душевные муки. Поэтому, когда начался матч, я покорно стоял спиной к футбольному полю с каменным выражением лица и с болью в душе смотрел на праздничные физиономии ликующих болельщиков. Им то как раз было очень хорошо…

Передо мной располагался сектор, целиком занятый зарубежными фанатами. До того момента иностранцев мне доводилось видеть только в кино. За пресловутый Железный Занавес случалось изредка попадали кое-какие западно-европейские и американские фильмы, но только тщательно отобранные советской цензурой. В советских же фильмах наши идеологические противники изображались преимущественно в негативном ключе. Поэтому составить себе объективное представление о том, что за люди живут за бугром не было никакой возможности. Оставалось лишь на слово верить газете «Правда», что по ту сторону границы счастливой и свободной страны Советов, в нечеловеческих условиях не живет, а выживает рабочий класс угнетаемый паразитирующим на его рабском труде классом империалистов буржуинов. Однако картина, которую я видел прямо перед собой, ни как не укладывалась в эту простую и понятную схему. Иностранные болельщики совершенно не были похожими на угнетаемых трудящихся, а уж на злобных империалистов и подавно. Мои прежние казалось бы железобетонные стереотипы таили и рушились на глазах, как снежный ком под беспощадными лучами летнего солнца. Иностранные болельщики, которых я видел перед собой, были обычными людьми, такими же, как и мы сами. Они смеялись, плакали, переживали, совершенно не сдерживали эмоций и были по-человечески счастливы. Обычные люди, с которыми, наверное, совсем нестрашно иметь дело. И все же было в них нечто такое, что сразу отличало их от нас, советских людей. Достаточно было посмотреть на любого иностранца и, даже не заглядывая в его паспорт, со стопроцентной уверенностью сказать – этот не советский человек. Встретишь такого средь бела дня в каком-нибудь унылом Мухосранске и сразу своим безотказным седьмым патриотическим чувством поймешь – перед тобой иностранный шпион. Пойдешь, конечно, доложишь куда следует, а потом на награждении медалью за бдительность журналисты будут спрашивать: «Герой, где ты добыл важные сведения, что перед тобой классовый враг?». А ты им в ответ:

– Да, нигде! По его довольной морде, нехай, сразу видно, что это империалист. Кто ж еще?

Я жадно всматривался в лица иностранных болельщиков и пытался понять, что же, собственно, в них не так, как у простых советских людей. Потом я перестал заморачивать себе голову этим вопросом и начал смотреть во что они одеты. Между прочим, по одежде они тоже резко отличались от местных болельщиков. Яркие футболки со всевозможными рисунками и надписями, банданы, короткие или наоборот слишком длинные шорты, кроссовки, стильные джинсы и кепки с длинными козырьками. По правде сказать, меня разбирала зависть. У нас в магазинах и близко ничего такого не было. Все мы всегда ходили примерно в одном и том же. Не скажу, что меня это раньше хоть как-то напрягало, потому что других вариантов перед глазами никогда не было. Но теперь после всего увиденного у меня случился настоящий культурный шок. Живут же люди, блин…

Накануне для нас провели часовой инструктаж. Собрали на плацу и высоченный политрук в звании майора хорошо поставленным голосом популярно объяснил нам коварные планы международного империализма замутить мозги простых советских граждан чуждыми им элементами своей буржуазной культуры. Инструкции были такие: ни в какие разговоры с иностранцами не вступать, все попытки с их стороны войти в контакт моментально твердо, но вежливо пресекать. Но главный упор делался на то, чтобы мы не вздумали заигрывать с ихними болельщицами, т.к. среди них запросто могут оказаться матерые шпионки, которые здесь находятся исключительно с целью вербовки военнослужащих. Любой, кто будет замечен в обществе девушек иностранного государства, будет подвергнут суровому дисциплинарному наказанию. Боюсь только все эти предостережения пошли насмарку. Глядя на искренние и счастливые лица иностранных фанатов, только уж совсем упертый и оболваненный официальной пропагандой человек мог всерьез полагать, что перед ним находятся наши смертельные классовые враги и хорошенькие вербовщицы вражеских разведок.

Когда футбольные фанаты с целью поддержки любимой команды приезжают на матч в другой город, а тем паче в другую страну, они оказываются в неравном положении относительно местных болельщиков, которые, будучи в подавляющем большинстве, играючи перекрикивают своих малочисленных оппонентов. Команда гостей в этом случае рискует вообще остаться без поддержки, что может катастрофически сказаться на результате игры. Ведь все футболисты глубоко в душе очень ранимые и чувствительные натуры; они не меньше артистов нуждаются в одобрении зрителей. Если им в этом отказать, то хорошего зрелища и крупного счета на табло в пользу любимой команды вполне можно и не дождаться. Поэтому главная задача фанатов произвести как можно больше шума, дабы вдохновить своих кумиров на активные действия. Тут все средства хороши, лишь бы произвести побольше адского грохота, дыма, вспышек, свиста, воя, жужжания и т.п. Но инструменты для производства световых и шумовых эффектов еще необходимо умудриться пронести с собой так, чтобы не заметила охрана. В данном конкретном случае пронести хоть что-то запрещенное на стадион у заморских гостей шансов практически не было. Киевская милиция поголовно болела за местное Динамо, поэтому всех понаехавших шмонали с особым украинским пристрастием и дотошностью. При входе на стадион безжалостно изымалось все, что могло издавать хоть какой-то посторонний шум. Если бы не присутствие иностранной прессы, иностранным фанатам еще бы и рты пластырем заклеили и связали бы для надежности, чтоб не дергались, молчали в тряпочку и не мешали подопечным всенародно любимого Валерия Васильевича Лобановского спокойно забивать красивые голы, причем желательно безответные.

Стадион был забит до отказа. Буквально яблоку негде было упасть. Едва начался матч, все потонуло в реве наших болельщиков. Со злорадством я смотрел на беспомощные и жалкие потуги зарубежных фанатов перекричать наших. Впрочем, как гласит поговорка, хорошо смеется тот, кто смеется последний. Поэтому, как вскоре выяснилось, я рано сбросил со счетов сидящих передо мной многоопытных бойцов группы поддержки. Эти ребята, как оказалось, тоже были не лыком шиты и свое дело знали на пять с плюсом. Такие вот так за просто никогда сдаваться не будут. Просто они из тактических соображений на данный момент еще грамотно выжидали, чтобы в нужный момент эффектно появиться на сцене и громко заявить о себе. Но пока что каждый смелый проход наших нападающих сопровождался одобрительным гулом, раздающимся за моей спиной. В пору было локти кусать от невозможности самому насладиться завораживающим действом разворачивающемся на поле. При очередном остром моменте у меня невольно возникало дикое желание забить на все, покинуть свой пост, взобраться на трибуны и от души во всю глотку заорать так, чтобы все мое тело, как у Шаляпина, от макушки до ануса, превратилось в один сплошной резонатор, извергающий громоподобное: «Оле-оле-оле».

Первые минуты матча проходили при подавляющем преимуществе хозяев стадиона. Гол в ворота гостей назревал с неотвратимостью наступления эпохи коммунизма в 1980 году, как нам это во всеуслышание трясущимися губами твердо обещал дорогой товарищ Леонид Ильич Брежнев. Я слышал это своими ушами и свято верил, что всего через несколько лет под новогодний бой курантов этот самый коммунизм вдруг, бац, и сразу наступит. Заживем же тогда… Тем временем в предчувствии близкого гола сгущался воздух и дрожала земля. Футбольные авгуры выпотрошили всех куриц, а букмекеры приняли последние ставки. Вся страна вскочила с диванов и замерла у экранов зомбиящиков с налитыми до краев стаканами, чтобы не сходя с места отпраздновать гол. Дело оставалось за малым – замочить мяч в ворота гостей. Наши игроки почему-то медлили, вероятно, выбирали, кому из нападающих уступить эту почетную миссию. Я, конечно, мечтал, что это будет великий Олег Блохин. При такой то поддержке стадиона не забить первыми казалось просто немыслимо. С чувством превосходства я взирал на бесполезные потуги сидящих передо мной иностранный болельщиков перекричать наших. В прочим, по ним было не видно, что они особо расстраивались. Лица у всех были довольные, они смеялись, размахивали флагами, что-то кричали. В общем делали хорошую мину при плохой игре. Я был абсолютно уверен, что их песенка спета, а игра проиграна. Вот только надо чуть-чуть подождать, когда наши, наконец, определятся, кому первым должна выпасть честь забить первый гол в ворота проклятых империалистов. И тут вдруг произошло нечто, что неожиданно спутало все карты.

Поскольку заняться мне было особо не чем, а на игру я смотреть при всем желании не мог, то я только и делал что пялился на иностранцев, главным образом на девушек. Поэтому от меня не укрылось, что вся женская часть сектора с иностранными фанатами вдруг засунула руки себе под майки. Сомнений быть не могло: дамочки у себя под футболками расстегивали лифчики и ничтоже сумняшеся извлекали их на свет божий.

– Какого черта! – удивленно воскликнул стоящий от меня по правую руку мой хороший приятель, неисправимый балагур Леха Вандышев.

– Похоже на международную провокацию – будут голыми сиськами наших отвлекать, чтобы мы им гол не замочили, – выдвинул я очевидную для меня гипотезу.

Но все оказалось еще интереснее.

Как быстро выяснилось, лифчики оказались непростыми. Когда фанатки вскочили на ноги и стали энергично раскручивать их над собой, раздался оглушительный свистящий треск, который тут же заполонил собой весь обалдевший от такой выходки стадион. Женскими лифчиками на поверку оказались особым образом сделанные пластиковые трещотки, которые при досмотре никто не заметил. В самом деле, кому же в здравом уме придет в голову перед входом на стадион осматривать нижнее женское белье. Киевская милиция в этом плане, конечно, сильно подкачала и теперь наверняка рвала, и метала. Кому-Надо сделал для себя надлежащие оргвыводы. Можно было не сомневаться, что в ближайшее время кто-то лишится должности, а то и пойдет под суд, если, не дай бог, конечно, наши проиграют. Все прекрасно знали, что среди высших мира сего имелись товарищи, ревностно болеющие за Киевское Динамо, и за ними бы долго не стало найти и покарать виновных в этом непотребстве. Да и по делом! Будь моя воля, на Колыму бы за такое разгильдяйство ссылал.

К сожалению, трюк с лифчиками произвел ошеломительный эффект. Наши болельщики как-то сразу притихли, и, оставшись без поддержки родного зала, футболисты Киевского Динамо заметно приуныли, а их соперники, наоборот воспряли духом и организовали навал на наши ворота. Игра тут же перешла на другую половину поля, и после целой череды опаснейших моментов мы пропустили. По стадиону объявили, что гол в наши ворота забил нападающий по имени Марио. Фамилию я даже вспоминать не хочу. Боже, что то тут началось! Ликующие иностранные фанаты все как один вскочили со скамеек, стали танцевать и орать песни. От переизбытка эмоций человек двадцать ринулись на наше оцепление, желая проникнуть на поле, чтобы лично поздравить своих футболистов. Толпа начала напирать, я и мои товарищи, просунув друг-другу руки под локти, организовали живой щит. Какая-то юная особа неожиданно пригнулась и ловко юркнула у меня под мышкой. В последнюю секунду я успел ухватить ее сзади за футболку. Она развернулась и я увидел черные глаза полные слез счастья за любимую команду. Девушка была в эйфории. Грудь ее высоко вздымалась и темные соски заметно просвечивали сквозь светлую футболку. Это явно была одна из тех фанаток, которые размахивали снятыми с себя лифчиками. Как заводная она непрерывно тараторила на французском:

– Mario, Mario, tu es mon Dieu…

– Гражданка, немедленно пройдите на свое место!

Я крепко взял ее за руку повыше локтя и подтолкнул к в сторону скамеек. И тут она совершила нечто такое, что на несколько секунд повергло меня в полный ступор: эта сумасшедшая француженка вдруг сжала меня в объятиях и стала целовать прямо в губы. На трибунах это заметили и зааплодировали нам. Со всех сторон защелкали фотоаппараты, а какой-то шустрый видеооператор из BBC не растерялся и начал нас снимать крупным планом. Много позже я узнал, что на следующий день по всем западным телеканалам в топ-выпусках новостей со смаком крутили по многу раз эти кадры, а первые полосы газет пестрели заголовками: «Смелый русский солдат целует иностранную фанатку», «Футбольные Ромео и Джульетта», «Любовь за Железным Занавесом», «Мяч Амура», «Бесстрашный поцелуй», «Человек, которого расстреляют», «Футбол объединяет сердца», «Любовь без границ», «Куда смотрит Политбюро?», «Коммунисты тоже люди», «Есть ли секс в СССР?», «Любовь за боковой линией», «Любовь вне политики», «Соблазнение Европы», «Советские любовные обряды и традиции», «Последний русский романтик», «Почему они сделали это?», «Любовь с первого гола», «Важный сигнал для политиков», «А будет ли мальчик?», «Взаимность или харрасмент?», «Поцелуй мира». Разумеется, под заголовками крупным планом шла и фотография, где мы целуемся, стоя в цепи военных и прущих на поле фанатов. На мое счастье нас запечатлели в тот момент, когда я стоял спиной к трибунам и моего лица не было видно, а то плакала бы моя будущая карьера разведчика…

– Андрюха, на твоем месте должен был быть я. Ну почему ты у нас всегда такой везунчик? – с нескрываемой досадой сказал мне Леха, которому пришлось бороться с высоченным бородатым толстяком больше похожим на викинга, чем на болельщика.

– Потому что некоторые глупые бабы любят исключительно глазами и на твою красивую душу им насрать. Не расстраивайся, Лех, будет и на твоей улице праздник.

– То же мне утешил! Хочешь сказать, я урод? Ты как знаешь, а я лично после отбоя свалю в город, – угрюмо сказал он.

Наконец порядок был восстановлен и матч продолжился. После такого жаркого поцелуя про футбол как-то уже совсем не думалось. Я нашел глазами мою фанатку. Она сидел совсем близко от меня на четвертом ряду. До самого конца я не мог оторвать глаз от ее лица. Бывают такие люди, про которых говорят: «Да, у него на лице все написано». Это был как раз тот случай. На лице у этой миловидной иностранки большими русскими буквами было выведено: «Марио, я тебя обожаю!». Ежу понятно, что ее поцелуй изначально предназначался не мне, а ее кумиру. Не уверен, что она вообще меня разглядела, просто попался ей под руку. Если бы на моем месте был Леха Вандышев, поцелуй достался бы ему. «Эх, надо было стать футболистом, а не военным», – мелькнула у меня сильно запоздалая мысль.

Когда матч закончился и стадион опустел, мы пошли к своему автобусу, который через весь город повез нас к студенческой общаге, где мы квартировались. Вечерний Киев был прекрасен; особенно в центре, где царила атмосфера веселого карнавала. Теплый летний вечер выманивал людей на улицу. Болельщики обеих команд громко чествовали своих героев. Матч закончился вничью, и поводов для грусти ни у кого не было, кроме нас, разумеется. Я смотрел сквозь стекло автобуса на толпы радостных фанатов и думал, что где то среди них наверняка та самая девушка, поцелуй который лишил меня покоя. Ее милое живое личико непрерывно стояло у меня перед глазами, а задорно торчащие под футболкой соски не выходили из головы. И со всем этим определенно надо было срочно что-то делать…

После шумного стадиона находиться в унылых опустевших на летние каникулы общагах было невыносимо. Поскольку Леха нашел еще двоих единомышленников, согласных свалить в самоволку, я решил к ним присоединиться. Едва скомандовали отбой, мы переоделись в гражданку и рванули в город. Автобусы еще ходили, поэтому мы быстро добрались до метро и на нем уже доехали до центра.

– На метре как на ведре, – сказал довольный Леха, когда мы поднимались на эскалаторе.

Глаза его блестели озорным блеском. Он еще в вагоне уже начал присматриваться к девушкам, каждая из которых была краше другой. Да и у меня тоже глаза разбегались.

Выйдя из метро в центре города, мы пошли сначала по Крещатику, а потом свернули куда-то в бок. В Киеве я был впервые, поэтому совершенно не ориентировался. То и дело нам попадались военные патрули. Но при таком скоплении молодежи можно было совершенно не опасаться, что нас вычислят, например, по короткой стрижке и попросят предъявить документы. Поэтому я полностью расслабился, глазел по сторонам и обдумывал план дальнейших действий. Все испортил Гоша Луценко.

В сущности, Гоша был отличный мужик. Цены бы ему не было, если бы не его хорошее воспитание совершенно неуместное в нашей простой солдатской среде. Меня, например, всегда раздражала его дурная привычка говорить «Будь здоров!» на малейший чих. И не лень же человеку регулярно открывать рот ради таких пустяков. И ладно бы только это. Коли уж пожелал здоровья, то и отвали не стой больше над душой. Но нет ведь, стоит, падла, и ждет, когда ему в ответ «Спасибо!» скажут. А попробуй не скажи, когда у человека кулаки размером с пудовые гири, а мозгов меньше, чем у страуса. Тут рискуешь вообще без здоровья навсегда остаться. Когда я о нем думаю, мне всегда на память приходит анекдот про десантников:

Ротный дает инструктаж перед прыжками, и один из срочников задает вопрос.

– Товарищ лейтенант, а что делать если парашют не раскроется.

– Если основной парашют не раскроется, открывай запасной.

Но боец не унимается:

– Товарищ лейтенант, а что делать, если запасной парашют не раскроется?

– Тогда переворачивайся и лети головой вниз, чтобы при приземлении не повредить ноги…

Гоша был родом из Львова из интеллигентной семьи. Мама у него работала учителем, а папа был очень строгим. И они оба уговорами и ремнем выработали у сына условный рефлекс – повсюду по поводу и без повода вставлять всякие вежливые словечки. До смешного иной раз доходило. Леха его немного побаивался, но все-таки позвал, т.к. Гоша единственный из нас, кто хоть немного знал Киев. Да только об этом всем нам скоро пришлось сильно пожалеть.

На одном из пересечений улиц прямо нам на встречу из-за угла как черт из табакерки выскочил патрульный офицер со своей свитой. Мы все морду кирпичом и проходим мимо. И только у Гоши правая рука по инерции дернулась, чтобы отдать честь. Когда кисть была уже у самого виска, он спохватился и стал усиленно скрести затылок: мол, зачесалось у него там неожиданно. Но метаться было уже поздно. Номер не прошел, и офицер скомандовал:

– Всем стоять! Предъявить документы.

Патрульные нас сразу начали окружать. Я шел чуть позади и, увидев такой поворот, долго раздумывать не стал и дал деру. За моей спиной застучала пара сапог. Ой, да ладно: чтобы какие-то красначи догнали десантника? Не смешите мои тапочки! Пробежав квартал, я нырнул в толпу на первой попавшейся оживленной улице. Погоня отстала. Немного пройдя вперед, я вышел на другую сторону и увидел парк, в который я и направился, чтобы в спокойной обстановке подумать, что делать дальше. Побродив по темным аллеям минут десять, я решил снова отправиться туда, где было много людей и, главное, девушек. И тут вдруг вижу всю свою честную компанию во главе с Лехой. Радости моей не было предела. Потом пацаны рассказали мне, что произошло после моего бегства. Оказалось, что снова отличился Гоша. И вот, что он учудил на этот раз.

Едва я убежал, патрульный офицер уже было собрался конвоировать моих друзей в ближайшее отделение милиции для выяснения личностей, но неожиданно чихнул. Гоша, разумеется, был тут как тут.

– Будьте здоровы, товарищ капитан! – сказал он, и вопросительно уставился на офицера, ожидая от того ответное «Спасибо!».

Более неуместного момента для выражения вежливости трудно себе было представить. Пацаны не сдержались и заржали.

– Издеваешься, гнида! – прошипел один из патрульных и ударил Гошу в печень.

Прежде чем загнуться от боли, Гоша, уязвленный в самых лучших чувствах, поднял свою кувалду и снес хама одним ударом так, что тот отлетел на два метра. Товарищи пострадавшего со всех сторон аки коршуны набросились на Гошу и стали его заламывать и бить. Стерпеть такое пацаны не могли и бросились на подмогу. Завязалась драка, в которой бравые парни из ВДВ быстро показали невоспитанным представителям внутренних войск, что Войска Дяди Васи ни на Земле, ни в ближнем и дальнем космосе не имеет себе равных, когда дело касается защиты чести и взаимовыручки. Перепуганный офицер не придумал ничего лучше, чем начать палить в воздух. Смешной дядька. Во всеобщей праздничной суматохе никто на это даже внимания не обратил: со стороны казалось, что кто-то пустил очередной салют или взорвал петарду.

Расправившись с патрулем, парни отдали офицеру честь и спокойно с достоинством ретировались, а офицер помчался звать подмогу. Чтобы замести следы Леха с компанией решили разделиться и зашли ненадолго в парк, чтобы в спокойной обстановке договориться о дальнейших планах. Тут-то я их встретил. Мы стали совещаться, что делать дальше. Кому-то просто хотелось мирно побродить по центру с бутылкой пива, а кому-то, вроде Лехи, не терпелось познакомиться с какой-нибудь девушкой. В итоге все кроме меня разошлись по своим делам, а я решил остаться в парке. Выпить я, конечно, по молодости был не дурак, но в тот момент мне захотелось остаться одному вместо того, чтобы весело провести время в компании своих друзей. Думаю, всему виной этот дурацкий поцелуй незнакомой девушки. Я все никак не мог выкинуть ее из головы. Около получаса я бродил по парку. Потом вышел на какую-то улицу и побрел по ней, куда ноги несли. Навстречу мне двигалась шумная компания. «Видимо, иностранные фанаты», – подумал я, т.к. они говорили между собой на непонятном мне языке. Я на них даже смотреть не стал, лишь отошел в сторону, чтобы дать им спокойно пройти мимо. Вдруг какая-то девушка отделилась от них и бросилась ко мне.

– Zdravstvuj!, – сказала она на ломаном русском и обняла меня.

Я удивленно посмотрел на нее и кровь ударила мне в виски – это была ОНА! Девушка была заметно пьяна, от нее пахло вином и духами.

– Привет! Здорово, что мы встретились. Как ты меня узнала? Я же в гражданке? Ты надолго здесь? Как тебя зовут? – засыпал я ее вопросами.

Но она только замахала в ответ руками:

– Je ne parle pas russe.

«Вот же черт!» – огорчился я, похоже, француженка. Как мы будем общаться-то?

– Sprichst du Deutsch? – спросил я с надеждой, на немецком, которым я неплохо владел.

– O, no. May be English? But I speak not very well.

«Вот же шайсе», с английским у меня совсем туго. Ну, будем выкручиваться» – решил я. Для начала было бы неплохо узнать ее имя.

– My name is Andrew, What about your name?

– My name is Isabelle, – она засмеялась и протянула мне руку для рукопожатия.

Но я вместо этого галантно поклонился и поцеловал ее. Это вышло на автомате. Сам от себя такого не ожидал! Хорошо, что из наших никто не видел – проходу бы потом не было от насмешек.

Изабель снова засмеялась. Видно было, что у нее в этот вечер очень хорошее настроение. Мне стало вдруг страшно, что она сейчас уйдет со своей компанией, и я снова останусь совсем один. Главное не молчать. Только вот английских слов у меня в запасе с гулькин нос. В первый раз в жизни я пожалел, что ленился изучать английский. Оказывается, такой полезный язык. Кто бы мог подумать…

– Where are you from? – вспомнил я очередную фразу.

Моя новая знакомая сложила одну руку на груди, а другой подперла подбородок, озорно на меня посматривая.

– I’m from ski. I’m star girl.

Ну да, конечно, она свалилась мне на голову прямо с неба. Кто бы сомневался.

– Your are very beautiful little star! – сказал я абсолютно искренне. – I love you…

– O, thank you. But how much do you love me?

– Very much! Please believe me…

– As the football?

В начале я подумал, что ослышался. Но потом вспомнил, что передо мной фанатка, и для нее любовь к футболу – высшая степень любви.

– Yes, of course, as the football. Could I show Kiev for you? It is a very fine city.

– O, it would be great!

Замечательно, теперь она от меня не уйдет. Главное теперь самому не заблудиться.

– Ok, sehr gut! Let’s go, – сказал я, второпях путая немецкие и английские словечки, и пригласил ее следовать за мной.

К этому времени я практически исчерпал известный мне запас английских слов, поэтому не знал, что еще сказать. Мы пошли рядом. Ее близость оказывала на меня фантастическое воздействие. Еще пять минут назад я ощущал, что нахожусь в чужом городе, где всем на меня наплевать. Мне было одиноко и грустно. Всеобщее веселье большей частью раздражало. И как же теперь все резко поменялось! Мы не сказали друг другу практически ничего, но я уже знал про нее много такого, чего не выразишь никакими словами.

Компания Изабель тем временем к моему облегчению скрылась из виду. Она же не торопилась от меня уходить, и это согревало мне душу. От моей юной спутницы шел неописуемый аромат Франции, где я никогда не был, но которую хорошо знал из романов Гюго, Бальзака, Мопассана, Золя, Стендаля, Флобера и Жюль Верна. Франции, которая благодаря стараниями Анны, успела покорить меня поэзией Артюра Рембо и Бодлера.

Изабелла была естественна и раскована. Она вела себя так, как будто бы мы с ней уже были сто лет знакомы, сохраняя при этом четкую дистанцию, как это умеют делать уважающие себя женщины. При этом она умудрялась подкупать меня своей непосредственностью и каким-то милым ни к чему не обязывающим флиртом.

– Isabelle, please, tell me more about you, – попросил я ее.

– O, Andrew, how is it possible? I know just some words In English. If you give me your address, I could write you…

– It is forbidden for us to friend with foreign people, If I receive your letter from abroad, I get big problem, – для пущей убедительности я провел ребром ладони себе по горлу, мол голову снимут. И это было чистейшей правдой. Но тут мне в голову пришла отличная:

– Please speak French. I’m sure I understand…

– Ок! It is very good idea…

И она с жаром заговорила по-французски. Разумеется, я не понял из ее речи ни единого слова, но это было и не важно, потому что все что было нужно, я почувствовал без слов. Французский язык создан, чтобы говорить о любви. Это все знают. Но в этот вечер я узнал еще кое что: он так же создан, чтобы говорить о любви к футболу, особенно если центральный нападающий француз, его зовут Марио и он самый великолепный форвард, ну и, конечно, мужчина на всем белом свете. Имя Марио она произносила в каждом предложении, активно при этом жестикулируя руками и ногами. Изабель рассказывала, как он ловко всех обходит на поле и забивает шедевральные голы, или лежит на газоне, скорчившись от боли после подлой подножки, которую ему поставили в штрафной, спасая ворота от неминуемого гола. Признаюсь, меня одолела зависть и ревность. Мне было обидно, что французский футбол, что уж там говорить, на голову выше нашего, и что они там в своей Европе, похоже, совсем ничего не знают про нашего Олега Блохина, на мой взгляд, величайшего нападающего всех времен и народов. Я не выдержал, в конце концов, и спросил:

– Do you know Oleg Blochin?

– Yes, of course, Mario said in an interview that Blochin is the best Soviet forward and his feature is grate.

Я был счастлив и горд услышать признание заслуг своего кумира из уст настоящего знатока. До хоккеистов нашим, конечно, еще топать и топать, но с такими нападающими, как Олег Блохин, можно смело смотреть в будущее. Вот, даже на Западе это уже признают. До наступления эпохи коммунизма чемпионат мира по футболу, конечно, мы не выиграем. Это просто утопия, кто бы там что ни говорил. Но вот потом лет через сто или двести это великое время обязательно наступит. Интуиция заядлого болельщика меня еще никогда не подводила.

На одном из пешеходных переходов мне пришлось взять Изабель за руку, потому что увлеченная разговором она совсем не смотрела по сторонам. Ее ладонь была сухой и горячей. Я почувствовал дежавю. Точно такая же рука была у Анны, когда однажды она неожиданно вцепилась в меня в пустынном ночном парке, до смерти испугавшись идущей нам на встречу пьяной компании. К сожалению, в СССР даже пьяные отморозки редко позволяли себе нарушить негласное табу и напасть на парня, когда он гуляет вместе с девушкой. Поэтому у меня не было шанса проявить себя во всей красе перед этой невероятной женщиной, которую я в то время нежно и страстно любил.

Дорогу мы давно перешли, но я все не отпускал ее руку, а Изабель не стремилась ее отнять. Она продолжала говорить, а я наслаждался волшебной музыкой французской речи и ее близостью. Мне было по-настоящему хорошо.

– Гражданин, ваши документы! – эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. Передо мной стоял патрульный офицер с парой солдат.

– Je ne parle pas russe, – ответил я машинально, от страха заговорив на чистейшем французском языке без малейшего акцента.

- Zdravstvuj! – пришла мне на помощь Изабель, быстро сообразив, что мне нужно срочно как-то выкручиваться. – Oleg Blochin! Did you see how he played?

При упоминании одного имени этого великого человека патрульный офицер тут же растаял.

– Я смотрел трансляцию. Это было незабываемо. Вы, уважаемая, видели как как он обвел трех ваших защитников! А Марио… Он же в этот момент схватился за голову… Да, сам Марио! Когда-нибудь мы вас обязательно выиграем. Вы уж извините, сударыня…

Офицер отдал честь на прощание, а Изабель протянула ему свою изящную ручку, чтобы пожать руку человека, который знает и ценит Марио. Тот оказался на высоте и галантно ее поцеловал. Я одобрительно на него посмотрел. Все-таки, советский офицер это вам ни хухры-мухры. Может быть и джентльменом, когда надо, дабы перед иностранцами лицом в грязь не ударить. Мы разошлись. Но минут через пять впереди замаячил еще один патруль. Просто нашествие какое-то! Изабель тоже их увидела, и мы от греха подальше, держась за руки, побежали в другую сторону.

– Thank you, Isabelle, you saved my life, – сказал я с чувством, когда мы остановились возле какого-то удивительного дома, на фасаде которого расположились химеры.

Она рассмеялась.

– You are the first man I’ve saved. But let’s go on. I’m afraid them, – сказала она показывая на угрожающе нависших над нашими головами чудовищ.

И мы пошли дальше. Было около двух часов ночи, народ все еще не расходился. Нам на пути то и дело попадались рестораны и шумные веселые компании, которые в них устремлялись. Увы, моей наличности не хватило бы даже на чашку хорошего кофе. Изабель больше не говорила, да и я молчал. Нам было хорошо и комфортно молча идти вдвоем по прекрасному городу среди праздничных толп. Несколько раз мы останавливались и долго-долго целовались. А потом снова шли дальше, не думая ни о прошлом, ни о будущем. Мы наслаждались тем, что было сейчас. И каждый миг был бесценен, потому что он уже никогда не мог повториться. Мне так и хотелось вслед за Фаустом воскликнуть «Verweile doch! Du bist so schon!» (Остановись мгновенье! Ты прекрасно!).

В одном из скверов нам попалось совершенно сказочное здание, похожее на волшебный дворец. Изабель остановилась и раскрыв рот с восхищением любовалась открывшейся нам панорамой. Место и в самом деле было удивительно красивым и романтичным. Казалось мы оба чудесным образом попали в волшебную сказку. Потом много позже я узнал, что это был кукольный театр.

– Wow… What is it? – спросила Изабелл.

Тут я вспомнил, что я же сам вызвался показать ей город, стало быть должен знать. Пришлось отшучиваться:

– It is my winter castle. Unfortunately it is now repairing and closed for visitors.

– Also you are prince? I believe it…

Она снова рассмеялась, а я, чтобы она больше не задавала лишних вопросов крепко обнял ее и стал целовать. Она не сопротивлялась моей настойчивости, с удовольствием подставляла губы, щеки, шею. Потом мы снова пошли по какой-то оживленной улице. Возле ресторана мы уперлись в толпу. По возгласам я понял, что оттуда вышло несколько футболистов, которые играли против Киевского Динамо. Среди них был один высокий красавец с пышной длинной шевелюрой ниспадающей до самых плеч. Окружающие тянулись к нему за автографом.

– Mario!!! – вскрикнула Изабель, вырвала свою руку и бросилась в толпу, забыв обо всем на свете при столь неожиданной встрече со своим обожаемым кумиром.

Я грустно стоял и смотрел. Сказка кончилась так же неожиданно, как и началась. А на что я собственно вообще рассчитывал? Постояв в одиночестве еще минут пять, я развернулся и пошел дальше, не оглядываясь. Душа была опустошена, а сердце разбито. Помню, как в детстве нечто похожее я испытывал после чтения книжек Жюля Верна, Стивенсона или Фенимора Купера. Когда была дочитана последняя страница приключенческого романа, возбужденное воображение какое-то время еще отказывалось сразу принять тот ужасный факт, что я больше не прячусь от пиратов на необитаемом острове и не отстреливаюсь от бандитов из индейского лука плечом к плечу с легендарным краснокожим вождем Чингачгуком. А потом наступало опустошение при мысли, что нужно снова идти в школу, делать дурацкие уроки и продолжать влачить жалкое унылое существование, где нет места опасным и захватывающим приключениям. Это длилось целую вечность – минут пять, если не больше. А потом все проходило. Уж чего-чего, а всяких интересных дел у меня в детстве хватало с избытком, даже на домашнее задание времени никогда не оставалось, да и школу регулярно приходилось прогуливать, если честно. Я сильно надеялся, что вот и теперь минут через тридцать моя тоска развеется, а то очень уж мне было в тот момент хреново…

Я прошел уже метров сто, как вдруг сзади кто-то схватил меня за руку. Это была Изабель.

– Andrew, why do you leave me! – она выглядела рассерженной.

– I thought you wish to stay with Mario.

– Forgot him! It was just a dummy dream. You waked me up, Andrew…

Мы снова взялись за руки и пошли дальше. Ну душе вновь стало хорошо и светло. Потом она попросила.

– Could you talk me about you. In Russian please.

Меня по началу смутила ее просьба. Все-таки нет так просто выложить всю свою подноготную первой встречной девушке пусть даже и такой чудесной. Но я быстро опомнился, она же ни шиша не поймет из моих слов, поэтому можно спокойно говорить все, что в голову взбредет. В конце концов, она же мне целый час про себя рассказывала про своего любимчика. Впрочем, с того времени слишком много уже поменялось. Главное, что она выбросила из головы дурацкие мечты о Марио, которому она никуда не упиралась. Ему же от нее ни холодно ни жарко. И смысл было по нему сохнуть? Я решил ей высказать, все, что у меня накипело за это время насчет этого парня.

– Изабель, ты хорошая девушка, видно, что умная и образованная. Но я дам тебе один добрый совет: никогда при другом мужчине, которому ты нравишься, не говори о своих чувствах к другому парню. Ты слышишь, никогда!!! За то время пока я с тобой ты минимум сотню раз произнесла имя Марио. Каждый раз, когда ты произносила его, я был готов придушить вас обоих. Ну нельзя же так издеваться над человеком, который ничего плохого тебе не сделал! И еще, знаешь, я все-таки не романтик. Какая жизнь такие и мы. Все о чем я все это время думал, это о том как бы круто было бы с тобой переспать. Да, блин, я понимаю, что с твоей стороны это выглядит пошло. Но меня реально разрывает. Ты вообще в курсе, что у любого нормального мужика половых гормонов больше, чем у бегемота? А я десантник, я четыре года живу в казарме. И во мне сейчас стадо бегемотов, и каждый хочет бегемотиху. Вот такой расклад, я тебе доложу. И ты мне смеешь еще говорить про Марио, у которого не жизнь, а малина. Ему даже в мусульманский рай попадать не нужно, его и так сейчас каждый день шестьдесят юных девственниц ждут не дождутся. Да он уже, наверное, смотреть на них не может! Оставьте вы мужика в покое.

Я посмотрел на Изабель. Она шла, поджав губы и смотря себе под ноги. Вид у нее был слегка виноватый. Мне стало немного неловко, что я сгоряча на нее наехал.

– Ладно, проехали. Знаешь, я так рад, что ты с ним не осталось и побежала меня искать. Вот, не совру, на руках тебя готов за это носить и ноги твои целовать. Я с тобой счастлив как дурак. Всю жизнь бы с тобой так ходил, держал тебя за руку и слушал как ты щебечешь, хоть ни слова не понимаю. Понимаю, что глупо так влюбляться, когда нет ни малейших перспектив. Ты завтра уже улетаешь. А я даже адрес не могу тебе оставить. И тебе написать не смогу. У нас с этим очень строго. С этим не шутят. Я же военный. И знаешь мне так сейчас хреново от того, что я тебя уже никогда не увижу. Никогда еще так хреново не было. Хотя вру, было один раз, когда Анна от меня к своему хахалю улетела. Я тогда выть хотел. Жизнь не мила была. Но там другой коленкор. Там вообще мне ничего не светило, кроме дружбы. Потом, мы ведь до сих пор с ней регулярно переписываемся, душу друг другу изливаем. А ты вот завтра уедешь и все. Почему так все устроено в этом мире, что два близких человека не могут друг с другом общаться. Это – неправильно. Мы же не одни с тобой такие. Кто-то же придумал, чтобы все было так как сейчас. Ты себе представить не можешь, сколько нам дерьма вывалили насчет вас. Козлы! Зла не хватает. И все-таки здорово, что мы с тобой встретились! Правда?

Я снова посмотрел на нее. Наши глаза встретились. Конечно же она со мной полностью согласно. По ее блестящим глазам это было сразу видно.

– Ты такая хорошая, Изабель! И имя у тебя необычное. Никогда такого не встречал. Я раньше думал, что это такой сорт винограда. И ты сама необычная. Не могу сейчас это выразить в чем это выражается. Потом наверное пойму. Спасибо тебе за этот волшебный вечер. Ну и прости, может, много лишнего наговорил. Как же я хочу, чтобы ты никуда не уезжала! Или, может, лучше мне к тебе поехать. Покажешь мне Париж, сводишь на Эйфелеву башню. И еще я хочу в Лувр! Анна столько мне про него рассказывала. Она там была один раз. Везет же людям! Я бы, пожалуй, даже пожил во Франции. Можно было бы стать бродячими музыкантами и путешествовать. Правда, у меня нет ни голоса, ни слуха. Но наверное, это и не нужно. Петь-то все могут. Еще я умею ушами шевелить. Не веришь? Давай на спор!

Я остановился и жестом показал, чтобы она смотрела на мои уши. Я с детства тренировался. У меня это хорошо получалось, даже авторитет себе этим завоевал. Пацаны в школе страшно завидовали, но повторить как я никто не мог.

Изабель смотрела как завороженная на то как я шевелю ушами. Даже рот открыла. А потом засмеялась.

– Все, ты проиграла! С тебя сто поцелуев.

Она и не возражала. Я обнял ее и мы долго так стояли и сладко целовались на зависть прохожим. Хорошо, что Леха Вандышев не видел. Он бы точно от позеленел бы. Не везет ему почему-то с девушками хоть плач. Вид у него слишком простецкий. Никому даже в голову не придёт, глядя на него, какой он классный товарищ и человек интересный. Сам бы не догадался, если бы не знал. Золото, а не мужик!

Вдоволь нацеловавшись, мы взялись за руки и двинулись дальше. В одном из подземных переходов стоял старик и играл на аккордеоне. Когда мы проходили, он как раз закончил играть Катюшу. Изабель, выпустила мою руку, подошла к нему и что-то попросила. Тот растерянно улыбнулся и развел руками, показывая, что не понимает. Тогда она начала напевать.

«Под небом Парижа», – сообразил уличный музыкант. – Можем и такое. Специально для Вас, мадмуазель… – сказал он и заиграл эту потрясающую мелодию.

И тут Изабель меня окончательно покорила. Она вдруг запела! И как запела. У нее оказался отлично поставленный голос, нежный и пронзительный. В переходе была замечательная акустика, от чего ее голос сразу же заполонил собой все окружающее пространство. Не прошло и минуты как в вокруг нас столпилась толпа зрителей. А Изабель еще и начала красиво танцевать в такт песне. Я стоял слушал и смотрел как завороженный. Слова этой прекрасной песни и голос исполнительницы и сейчас спустя много десятков лет до сих пор у меня в ушах…

Когда Изабель закончила петь, раздались крики браво. К ней подошли какие-то молодые люди и заговорили по-французски. Видимо кто-то из ее знакомых. Я посмотрел на часы. Самое время было прощаться. Главное, я был спокоен, что есть с кем оставить Изабель. Китайских церемоний на глазах ее приятелей и прохожих мы разводить не стали, просто обнялись на прощание – вот и все. Кому какое дело, что при этом творилось у нас в душах…

- Adue mon cherr!!! – это были последние слова, которые я от нее услышал.