Если набрать в поисковой системе «Яндекс» термин «власть», то высветится более 200 миллионов результатов, а поисковая система google даст и того больше значений – более 600 миллионов. Впечатляюще, правда? Но стоит вспомнить мудрое изречение, которое не раз всплывало в философской мысли: «знать все значит ничего не знать». И действительно, можно потратить значительную часть жизни, чтобы прочитать пусть и не 600, а «каких ни будь» 200 миллионов информативных сообщений о Власти, но такой гипер усидчивый чтец будет знать только 200 миллионов вариантов употребления слова Власть, а это, согласитесь, меньше чем даже ничто. Ведь нет гарантии, что он упустит одно два сообщения, а, следовательно, его картина (раз он решил прочитать все о Власти) будет далеко не полной и не достигнет мистического предела, выражающего себя в прилагательном местоимении (по другим мнениям – определительном местоимении) - «Все». Можно конечно сузить безбрежное поле анализа, до одной-двух тем, но... но… но. Даже в таком случае «Все» выяснить, прочитать, уяснить себе ну никак не получится. Всегда окажется нечто за бортом лодки твоей книги, что будет немедленно поставлено тебе в упрек. И это при том, что ты вынужден тратить значительную, большую часть своего времени, чтобы максимально приблизиться к понятию «Все». Так не лучше ли изначально отказаться от стремления изучить все концепции власти, все словари, все тексты, если неизбежно один из 600 миллионов вариаций текстов о Власти тобою будет упущен? Но тогда это ведет к проблеме определимости твоих собственных важностей в твоем собственном тексте. Возникнет закономерный вопрос: «А на какой собственно традиции вы базируете свой отказ от тотального анализа существующих мнений о власти, методик ее постижений и всего прочего, что является неотъемлемым атрибутом российской научной монографии?». Ответ: «Ни на какой, кроме своей собственной». Ведь отказавшись листать 600 миллионов страниц о Власти автор автоматически отказывается, и от сколь-нибудь сравнительного и последовательного анализа существующих концепций власти применительно к теме его философского интереса. По моему это совершенно очевидно. Если же кому то покажется, что совсем не очевидно, то можно привести и иной довод против системного использования в разработке заявленной темы теоретических концепций коллег. Не смотря на обилие монографий и попросту научно-популярных книг, начиная, пожалуй с Аристотеля и вплоть до М. Фуко и Ю. Хабермаса, ни одна концепция не стала основой для создания академического труда по «Всеобщей истории власти». Другими словами, автору совершенно не известна серьезная в двух, трех томах история Власти с древнейших времен до наших дней. История политических учений – имеется, История крестьянства в Европе – извольте, история развития государства – нет проблемм. Но вот истории Власти – нет. Отсутствуют сколь нибудь развернутые истории Власти не то что общемирового масштаба, но даже в рамках цивилизаций, географических регионов, этно-культурных сообществ. Конечно, есть, например История России, но это же полноценная история развития государства, история трансформации политических систем. А где история власти Европы по, например, М. Фуко? Есть зарисовки этого автора основанные на узком, крайне специализированном материале французских (отчасти британских) психиатрических лечебниц и тюрем, но продолжателей егог идей в формате трех=четырех томной истории коллектива авторов – нет. Как нет, например Истории власти в России, где под термином «власть» понимаются дефениции А. Кожева. Имеется ввиду история, которая охватывает не ничтожный отрезок в 200-300 лет а хотя бы 1,5-2 тыс. лет и затрагивает несколько цивилизаций, или, если угодно, культур. Ибо если на основе концепции Ю. Хабермаса создаются истории Власти только в масштабе послевоенной Европы, а текст Н. Луман хорош исключительно в рамках локальной истории социальных коммуникаций, то вся классичность заявленных авторов, увы, преждевременна. Ибо она не находит своего отражения в работах тех людей, которые профессионально занимаются историей. Так теории Э. Тоффлера может использовать для построения истории власти только не привередливый журналист или мало обращающий на историческую реальность практичный политолог. При всей массе текстов о том как надо изучать власть, нет ни одной серьезной книги исторического плана, которая бы действительно изучила власть по предложенным рецептам. Безусловно, на основании всего вышесказанного можно сделать вывод о фрагментарности имеющихся концепций власти, об их строгой укорененности в определенном времени и определенной политико-культурной среде. Они актуальны лишь при изучении отдельных, строго обозначенных, невообразимо узких вопросов имеющих мало отношения к формированию концепции истории власти, а следовательно, они не совершенны и при анализе настоящего власти. Ведь если имеющиеся теории не способны вобрать в себя, осмыслить и оценить массив застывшей, статичной, неподвижной информации о Власти в ее прошлом, то как они могут быть объективны при оценки текучей, хаотичной информации о Власти настоящей или будущей? Кстати обзор современной публицистики приводит к тому же выводу. Яркие журналлистские заметки, комментарии политических аналитиков, публицистика профессиональных дипломатов – не знает в своей структуре определенной концепции власти. Вы не встретите анализ действия власти с позиций Э. Каннети, не сможете найти последовательную серию очерков в формате Т. Ван Дейка или Б. де Жувенеля. Отдельный фрагменты их идей, краткие кусочки их концепций выглядящие как мамонты в стаде африканских слонов вот и все что использует политическая и дипломатическая журналистика из всего арсенала концепций власти. А это означает, что для стремительного фиксирования ускользающей реальности власти дня сегодняшнего (чем и славны журналисты!) имеющиеся концепции власти не подходят. Они не являются признанными практиками. Они признаны академическим сообществом, забыть о них профессионалу от политологии или философии – моветон, но использовать их как матрицы, шаблоны, удобный схемы каждый день своей профессиональной жизни практика вещь не мыслимая для историка и журналиста.
Теория власти, увы, безнадежно отстала от практики осмысления власти. Или нет, я все таки не прав. Теория власти живет в сепаратных отношениях с практикой власти. Она, теория, уехала в бессрочную эмиграцию в иную солнечную систему и лишь изредка наблюдает за практикой. Но что это дает? Пока свет практики дойдет до теории, реальность породившая этот свет сильно изменится. Я не называю практикой осмысления власти любой процесс обдумывания проблем власти. Нет практика осмысления власти это поиск и систематизация свидетельств – простых, материальных артефактов власти. Это может быть изображение скипетра в одной из лап геральдического орла изображенного на монете Банка России номиналом в 10 рублей от 2016 года. Это может быть Концепция долгосрочного развития Российской Федерации утвержденной в 2008 году. Это может быть книга мемуаров французского президента Жискара де Этьена. Практика осмысления власти это сведение артефактов власти, ее первоисточников в некую удобную и понятную схему, которая отличается не статикой, а динамикой, имеет не одну плоскость, а обладает многомерностью реалий. Практика осмысления власти это история и журналистика. Конечно есть еще социология, психология, политология. Но кто сказал, что серьезный социологический анализ Власти будет доступен обычному читателю? Ведь изложенные в таком исследовании данные носят гриф «Совершенно секретно» или, хотя бы, «Только для служебного пользования». Неужели, можно быть глупеньким цыплёнком, и считать, что по телевизору (Совершенно бесплатно! Без желания разыграть со зрителем нужную для заказчика программы комбинацию!) Вам покажут ход практического осмысления власти в стиле серьезной политологической работы? Неужели можно быть настолько глупы, чтобы верить в свои несчастные 500-600 рублей оставленные в книжном магазине за покупку очередного бестселлера «Психология власти», или «Социология власти» которые гарантируют тебе приобретение матрицы психологического анализа властной реальности, получения инструментов к доминированию, статистические таблицы отражающие фактаж социологической реальности и прочеее? Кто и когда тебе сказал на ушко, что мощнейшие аналитические центры годами копящие свои картотеки, разрабатывающие сложнейшие комбинации, формирующие изысканные школы изучения властной практики будут тебе доступны за пару сотен рублей или вообще бесплатно? Другое дело история и журналистика. Здесь карты власти открыты, ибо история и публицистика не имеют каких то особых способов воздействия на властную реальность. Их методы базируются в общей методологии своих дисциплин. Секреты хранят социологи, политики, психологи. Они помогают своим видением власти и по своим рецептам эту власть трансформировать, прикрывшись трудом историка или статьей журналиста. Но это конечный рецепт без особых знаний о его компонентах и этапах создания. Публицистика и история включены в комбинации творцов власти, но сами по себе они открыты широким слоям населения для понимания и изучения. Это тот предел знаний и та ее полнота, которая доступна для обнародования. Посему в своем разборе я не стал отвлекаться на практику осмысления власти политологией, социологией или психологией. Ибо те открытые факты, которые имеются являются строго дозированной, очень непоследовательной и крайне скупой информацией о существе этой самой практики. Она по определению и заведомо искажена, а следовательно не может служить базой для объективного изучения.
Оценили 0 человек
0 кармы