В России эти люди не принимают участие в опросах, редко работают или участвуют в социальной жизни — для большинства они почти невидимы. Речь идет о пожилых людях старше 80-ти, которые, как правило, с возрастом исключаются из общества, а их социальная среда в лучшем случае ограничивается кругом родных людей.
Ученые опрашивали людей старше 65 лет и их родных. По словам Рогозина, это уникальная выборка, так как люди старше 75−80 лет обычно в опросах не участвует. С возрастом им все труднее общаться, многие из них уже к этому возрасту серьезно больны.
О врачах и лекарствах
«Пожилые люди в России часто экономят на лекарствах. Они чаще предпочитают терпеть боль, чем принимать обезболивающие. Они не доверяют врачам и тому, что им выписывают, они часто пользуются самыми дешевыми лекарствами. Соответственно чаще страдают от побочных эффектов, не чувствуя облегчения от лечения.
Рост цен на лекарства превысил инфляцию в три раза
Проконсультироваться у врача им сложно, так как диагностика очень слабая. Пожилые рассказывают, что их походы к врачу сводятся к тому, что человек приходит, получает рецепт и уходит в аптеку за лекарством. «Вот и все мое хождение в больницу, на большее наши медики не годятся», — говорит женщина 77 лет из Брянска.
Одна женщина рассказывала о том, как она попала в дом престарелых. Она сначала жила в своем доме, после 75 лет начала сдавать — трудно за водой ходить, туалет на улице и так далее. Внучка предложила переехать к ней, так как бабушка не справлялась, они прожили вместе восемь лет, все было нормально.
Но потом как раз ей прописали врачи таблетки, которые действовали как слабительное, она не успевала в туалет, начались конфликты с внучкой, которой было неприятно убирать.
Женщина приняла решение поехать в дом престарелых, этот поступок ее понятен, это одно из решений конфликта, хотя были возможны и другие — памперсы, обращение ко врачам и прочее.
Там фактически нет никакой коммуникации. Такое ощущение, что врачи в большинстве своей массе подходят к лечению формально, сами не учатся, не развивают свои компетенции и людей отсекают от этого.
Поэтому здоровье пожилыми часто воспринимается как некий черный ящик — сколько проживу, столько проживу, лучше не обращать внимание. Это как раз один из элементов, почему у нас уровень жизни пожилых не такой высокий, как мог бы быть.
Само исследование в целом посвящено активному долголетию. Вопрос не в том, как доживать или жить долго. Если человек доживает до 65 лет, то вероятность того, что он доживет до 85 лет, довольно высока. Жить долго хорошо, вопрос в том, как вы живете, что собой представляют эти годы, почему они важны для человека и как сам человек их воспринимает.
О социальной жизни
«Это тот возраст, когда человек экономически неактивен, то есть перестает быть участником трудовых отношений. Часто говорят, что как только вышел на пенсию, стал людей забывать, кроме родственников ни с кем не общаешься. Это трагедия для тех, кто был включен в общество раньше, — для учителей, врачей, стюардесс — для всех тех, кто активно общался с людьми.
Период старения стал очень длительным — 20−30 лет человек живет совсем в другом мире, который не делится уже на работу, заботу о детях и досуг.
Этого ничего нет. Мы привыкли, что наш мир делится на части — есть образование, работа, поездки с семьей, забота о детях, это такая привычная схема.
А потом вот пенсия, и тебе говорят «отдыхай». Самое страшное для старика — это, когда говорят, ну что ты дергаешься, ты свое отработала, свое отжила, теперь отдыхай. Но человеку нельзя отдыхать все время, 30 лет человеку отдыхать как-то странно.
Физической смерти всегда предшествует социальная смерть. Когда человек перестает быть подвижным, отказывается от контактов, замыкается в себе, отдыхает.
Родственники или те люди, которые приходят и помогают (это может быть служба опеки или соседи, которые за небольшие деньги приходят и меняют памперсы, полы моют), — окружение в какой-то момент начинает считать, что старику больше ничего не надо, как в какой-то момент поддерживать его жизнедеятельность на уровне питания и испражнений. Мы сделаем, чтобы он был более или менее чистый, питался и больше ему ничего не надо.
Мы задавали вопрос: скажите, пожалуйста, как часто вы выходите из дома — каждый день, раз в месяц или реже. Так вот каждый день из дома выходят очень мало людей.
В возрасте 65−70 лет каждый день выходят из дома под 80%. После 85 лет из дома каждый день на улицу выходит уже мизерный процент. И причина, к сожалению, не только в немощи.
Социальные контакты очень важны. В 90 лет очень часто у человека уже нет родственников, остаются подруги и друзья, может быть, даже на 20 лет младше, коллеги по работе или соседи. В этом смысле любой регулярный контакт, любое общение и даже небольшая денежная помощь очень важны. Когда старик дает деньги, это часто важно для самого старика — это поднимает его самого в своих глазах, дает мотивацию для того, чтобы жить.
О сексуальности
Пожилые люди в парах живут дольше и счастливее, именно потому что для стариков важны прикосновения, обнимания, поглаживания — для них это и есть сексуальность. Иногда они даже испытывают эротические отношения, но такого очень мало. До 65 лет это случается у 30% людей, а после 80 лет это уже неразличимые уровни. Это очень быстро сходит на нет.
Прикосновения и обнимания с партнером различаются от тех же действий с другими людьми — это тоже сексуальность. Если живет пожилая пара, то они обнимают друг друга совсем иначе. Сексуальность — это когнитивная функция, это очень важно, это активное долголетие.
У нас очень много населения прекращает свою сексуальную жизнь, до этого активную, либо с выходом на пенсию, либо с рождением внуков, что происходит часто гораздо раньше. 45−55 лет — это период, когда идет отказ от секса. Человек, который отказывается от этой части жизни, потому что так принято, потому что неудобно. И это прямой удар по активному долголетию.
Опасность не в отказе от сексуальной жизни, а в том, что старикам навязана некая норма, которую они принимают как естественную.
«В СССР секса нет»: что было на самом деле
Пожилых пар немного. У нас старость с женским лицом, очень много одиноких женщин. При этом женщины, независимо от того, когда она потеряла мужа или развелась, это может быть 40 или 50 лет, как правило, потом не вступают в брак.
Как ни странно, у нас очень много одиноких мужчин. Для этого есть много разных причин. Казалось бы, ситуация такая, что на одного мужчину приходится много женщин, у мужчина есть выбор. Но есть жесткие аргументы, почему человек на это не идет. Есть элементарный страх перед тем, как ты с этим человеком уживешься, у тебя есть семья и у тебя есть собственность.
Еще сказывается привычка жить самому — в кругу семьи или одному, очень сложно выстраивать какие-то новые отношения. Можно было бы просто встречаться, но и это отсекается. Это и есть трагедия одиноких людей: они мультиплицируют свое одиночество во много раз.
Об отношениях с взрослыми детьми
«Если мы посмотрим на структуру семьи, то это как раз период времени, наиболее сложный для семьи, особенно для родных людей. Поскольку человек все время относился к маме и папе, как к тому, кто управляет или дает советы, является сильным и поддерживает, и этот образ, на самом деле, сохраняется и с годами. Все равно человек живет с этими представлениями о своих родителях.
А тут, если они доживают до этого возраста, они становятся немощными, капризными, неуклюжими и там очень много чего. За ними надо ухаживать, это создает колоссальное напряжение в семье, ненужные конфликты, падение субъективного благополучия всех членов семьи. Поэтому чрезвычайно важно изучать происходящее, выявлять успешные практики.
Наша социальная политика построена так, что мы помогаем пожилым. Когда человек становится все менее и менее самостоятельным и зависим от других по разным параметрам, не только физически, но и психологически.
Как раз после 70−80 лет резко развивается деменция в разных формах. Фактически помощь пожилым — это помощь семьям, в первую очередь.
Очень важно говорить не только со стариком, но и с теми, кто с ним живет. Любая социальная политика должна быть направлена на семью в целом, так как все решения о жизни стариков принимаются уже в семье.
У нас был отдельный блок, посвященный экономике семьи. Трансферты из пенсий другим родственникам представляют собой одну из значимых статей бюджета пожилых. Есть такой вопрос, куда тратится пенсия? Понятно, там большая доля питания, еда, практически нет ничего из обычных затрат молодых — одежда, техника и какие-то товары длительного пользования. А потом уже идут трансферты, какие-то передачи денег родственникам, а потом — оплата ЖКХ и лекарства.
Как семья принимает старение, как меняется уклад семьи, живущей со стариком? Если рядом человек старше 80−90, то семья не может поехать в отпуск. Пожилой человек очень много берет, но и дает много.
На стариках держится институт семьи, и мы через это понимаем его колоссальную важность. Трагедия наших семей в том, что институт семьи обрублен. Поколение наших бабушек и дедушек — это как раз то поколение, на которое пришлось его разрушение. Это люди, которые жили со страхом и нежеланием вспоминать некоторые периоды своей жизни и своих родственников.
О постоянной боли и борьбе с ней
«Важная вещь, которая отличает молодежь, от людей старших возрастов, и которая очень пугает, — это проживание с болью. Пожилые живут с болью. Исследования показывают, что пугаться здесь нечего, потому что порог болевой изменяется. Активное долголетие состоит не в том, чтобы закидать себя таблетками, препаратами, химией, а в том, чтобы управлять этой болью, когда-то понижать, регулировать. Нет людей, которым за 80 лет и которые бы не испытывали боль в ежедневном режиме. Речь идет о том, что я либо сдаюсь, либо пытаюсь с этим как-то работать, управлять болью.
Как это происходит? Вы заболели, свалились. Пожилые говорят, что это молодые могут лежать и ждать, когда уйдет боль, а мне надо идти.
То есть у человека все болит, он не может, но он должен свои 100 метров пройти.
Это уже не походы по 10 км, а это тот самый километр, те самые несколько сотен метров, которые вы идете и это приносит радость, потому что вы преодолеваете себя.
Человек в старшем возрасте похож на спортсмена, но у него планки другие, они нам не заметны, это мизерные достижения, мы их не видим и не замечаем, а для них это очень заметно. Они постоянно с этим работают, это преодоление своей телесности и есть активность, движение.
Стариков лечат не медпрепараты, а движение. Это когнитивные функции — возможность отстраняться и сохранять движение. Это позволяет сохранять оптимизм даже людям, прожившим очень много. Оптимистов 90-летних гораздо больше, чем оптимистов 70-летних.
Преодолев страх перед немощью, человек начинает жить вторую старость.
Борьба, которую ведет пожилой человек, по своему драматизму и динамике не меньше борьбы, которую ведет 20-летний выпускник вуза, когда выходит на рынок труда и пытается там получить новую квалификацию.
Беда нашего общества в том, что мы не видим этого драматизма. Нам нужно восхищаться и гордиться, учиться этому. Мы считаем, что старушка уже ни на что не годна, что с нее взять. А даже то, что она открывает глаза и реагирует на свет, — это огромное достижение.
О смерти в тишине
«Старики хотят готовиться к смерти, но их окружение не готово к этому психологически и нравственно, потому что это больно. После 80 лет большинство людей готово говорить о смерти. Они готовятся, откладывают деньги. Часто они откладывают по 50−100 тысяч. Люди хотят знать, как их похоронят, в чем их похоронят, хотят распределить наследство справедливым образом.
Но члены семьи не готовы разговаривать о смерти. Не нужно вменять в вину это родственникам, для многих просто невозможно принять смерть и, тем более, об этом говорить. Когда она приходит, то это огромная трагедия.
У нас даже нет практики хороших похорон. Это же огромное горе, которое родственники сжимают в себе, не выплескивают и живут с ним дальше. Это комок, который остается и в какой-то момент прорывается. Это колоссальная беда для всей семьи.
Это как раз сфера какой-то большой социальной просвещенческой работы, как раз здесь нужно образовываться, нужно учиться, нужно проживать это. Здесь как раз становится важна социальная роль религиозности, церкви. В этой сфере роль религиозности у нас потеряна. Любая религия дает понятный язык для разговора о смерти, это язык понятный своими ритуалами, например, плач, есть ситуации, когда можно и нужно плакать, можно выплеснуть и одновременно принять потерю.
Но это потеряно, ритуалы советского периода оказались не просто неубедительными, а комичными в какой-то момент, поэтому сейчас трансформировались вообще в непонятно что — эти похоронные агентства и агенты создают совершенно неприятные вещи.
У людей, которые хоронят своих близких, вместе с ощущением утраты, проводов остается досада взаимодействия с операторами, агентами, коммерсантами на смерти. Здесь очень много негатива.
При этом многие пожилые говорят о том, что лишь бы не дожить до немощи, умереть раньше. При этом даже те, кто лежат, но при этом живут в здоровых семьях, не просят эвтаназии. В их жизни есть радость, сознание человека настолько уникальный инструмент, что когда мы теряем что-то из этого мира, то мы каждый раз приобретаем другое взамен — то же любовь, восприятие восходов-закатов и этого мира в целом.
Общероссийский опрос по мобильным и стационарным телефонам проведен в июне 2017 года. Всего опрошено 2 тысяч человек, из них 1120 людей старше 65 лет и 880 членов семьи, в которых живут пожилые.
Оценили 12 человек
26 кармы