24 сентября 2015 года на сайте BBC появилась статья «Изнасилование Берлина: неизвестная история войны». Корреспондент Люси Эш (Lucy Ash) попыталась разобраться в «малоизвестных страницах» истории Второй мировой войны. Волна негодования и критики захлестнула российский Рунет, результатом которой стали извинения Би-Би-Си за оскорбительную надпись над фотографией в Твиттере, но не более того. Статья осталась висеть на сайте без изменений. Доступна она и сейчас.
Я внимательно прочитал ее, стараясь абстрагироваться от возмущения, которое с каждым абзацем поднималось в моей душе.
Lucy Ash, безусловно, проделала огромную работу, по поиску документов и свидетельств. Но почему-то у московского корреспондента BBC, работающего, с 1990 года в России и которой, по неизвестной причине белорусские власти отказали в визе в 2011 году с формулировкой «не обращаться за белорусской визой в будущем», получилось это несколько однобоко.
Первоисточником для нее стал дневник советского офицера Владимира Гельфанда, который описал один(!) случай:
"Они тыкали сюда, - объясняла красивая немка, задирая юбку, - всю ночь, и их было так много. Я была девушкой, - вздохнула она и заплакала. - Они мне испортили молодость. Среди них были старые, прыщавые, и все лезли на меня, все тыкали. Их было не меньше двадцати, да, да, - и залилась слезами".
"Они насиловали при мне мою дочь, - вставила бедная мать, - они могут еще прийти и снова насиловать мою девочку. - От этого снова все пришли в ужас, и горькое рыдание пронеслось из угла в угол подвала, куда привели меня хозяева. "Оставайся здесь, - вдруг бросилась ко мне девушка, - ты будешь со мной спать. Ты сможешь со мной делать все, что захочешь, но только ты один!"
Даже не буду спорить, что такие рассказы немецкой девушки могли быть правдой. Хотя, если вспомнить слова военного корреспондента Осмара Уйата, можно и засомневаться:
«В Красной Армии господствует суровая дисциплина. Грабежей, изнасилований и издевательств здесь не больше, чем в любой другой зоне оккупации. Дикие истории о зверствах всплывают из-за преувеличений и искажений индивидуальных случаев под влиянием нервозности, вызванной неумеренностью манер русских солдат и их любовью к водке. Одна женщина, которая рассказала мне большую часть сказок о жестокостях русских, от которых волосы встают дыбом, в конце концов была вынуждена признать, что единственным свидетельством, которое она видела собственными глазами, было то, как пьяные русские офицеры стреляли из пистолетов в воздух и по бутылкам…»
Действительно, приказ Сталина от 19 января 1945 гласил:
Офицеры и красноармейцы! Мы идем в страну противника. Каждой должен хранить самообладание, каждый должен быть храбрым...Оставшееся население на завоеванных областях, независимо от того немец ли, чех ли, поляк ли, не должно подвергаться насилию. Виновные будут наказаны по законам военного времени. На завоеванной территории не позволяется половые связи с женским полом . За насилие и изнасилования будут виновные расстреляны.
Вот что пишет еще один советский офицер Исаак Кобылянский:
Вскоре после вступления в Восточную Пруссию нас ознакомили с приказом, осуждавшим насилие в отношении гражданского населения, особенно женщин, и мародерство. В приказе говорилось о строгих наказаниях, которым будут подвергнуты нарушители. Я не припомню заседаний трибунала, арестов или разжалований в нашей дивизии. Но приказ сам по себе был сильным сдерживающим средством. В моем непосредственном окружении, а это две-три сотни человек, приказ не нарушался. Среди нас не было отъявленных насильников. Было бы наивно утверждать, что никто и нигде не нарушал этот приказ. Но, подчеркиваю, открытых нарушений приказа, массового насилия над немецкими женщинами не было.
Еще один военнослужащий В.П.Брюхов вспоминает случай, когда один из офицеров его полка вместе с механиком своего танка попытался изнасиловать румынскую девушку, а когда та попыталась сбежать — застрелил ее.
На следующий день приходят ее родители с местными властями к нам в бригаду. А еще через день органы их вычислили и взяли — СМЕРШ работал неплохо. Иванов сразу сознался, что стрелял, но он не понял, что убил. На третий день суд. На поляне построили всю бригаду, привезли бургомистра и отца с матерью. Механик плакал навзрыд. Иванов еще ему говорит: «Слушай, будь мужиком. Тебя все равно не расстреляют, нечего нюни распускать. Пошлют в штрафбат — искупишь кровью». Когда ему дали последнее слово, тот все просил прощения. Так и получилось — дали двадцать пять лет с заменой штрафным батальоном. Лейтенант встал и говорит: «Граждане судьи Военного трибунала, я совершил преступление и прошу мне никакого снисхождения не делать». Вот так просто и твердо. Сел и сидит, травинкой в зубах ковыряется. Объявили приговор: «Расстрелять перед строем. Построить бригаду. Приговор привести в исполнение». Строились мы минут пятнадцать двадцать. Подвели осужденного к заранее отрытой могиле. Бригадный особист, подполковник, говорит нашему батальонному особисту, стоящему в строю бригады: «Товарищ Морозов, приговор привести в исполнение». Тот не выходит. «Я вам приказываю!» Тот стоит, не выходит. Тогда подполковник подбегает к нему, хватает за руку, вырывает из строя и сквозь зубы матом: «Я тебе приказываю!!» Тот пошел. Подошел к осужденному. Лейтенант Иванов снял пилотку, поклонился, говорит: «Простите меня, братцы». И все. Морозов говорит ему: «Встань на колени». Он это сказал очень тихо, но всем слышно было — стояла жуткая тишина. Встал на колени, пилотку сложил за пояс: «Наклони голову». И когда он наклонил голову, особист выстрелил ему в затылок. Тело лейтенанта упало и бьется в конвульсиях. Так жутко было…. Особист повернулся и пошел, из пистолета дымок идет, а он идет, шатается, как пьяный. Полковник кричит: «Контрольный! Контрольный!» Тот ничего не слышит, идет. Тогда он сам подскакивает, раз, раз, еще.
Что мне запомнилось, после каждого выстрела, мертвый он уже был, а еще вздрагивал. Он тело ногой толкнул, оно скатилось в могилу: «Закопать». Закопали. «Разойдись!» В течение пятнадцати минут никто не расходился. Мертвая тишина. Воевал он здорово, уважали его, знали, что румыны сожгли его семью. Мог ведь снисхождения просить, говорить, что случайно, нет…. После этого никаких эксцессов с местным населением у нас в бригаде не было.
В докладе военного прокурора 1-го Белорусского фронта за период с 22 апреля по 5 мая 1945 года есть такие цифры: по семи армиям фронта на 908,5 тысяч человек зафиксировано 124 преступления, из которых 72 изнасилования.
Далее, корреспондент рассказывает о другом дневнике военного времени, который вела невеста немецкого солдата. Вот цитата из статьи:
В итоге автор дневника приходит к мысли, что ей нужно найти одного "волка", чтобы защититься от новых групповых изнасилований "зверьем мужского пола".
Она находит офицера из Ленинграда, с которым делит постель. Постепенно отношения между агрессором и жертвой становятся менее жестокими, более взаимными и неоднозначными. Немка и советский офицер даже обсуждают литературу и смысл жизни.
"Никоим образом нельзя утверждать, что майор меня насилует, - пишет она. – Почему я это делаю? За бекон, сахар, свечи, мясные консервы? В какой-то степени я уверена, что так и есть. Но к тому же мне нравится майор, и чем меньше он хочет получить от меня как мужчина, тем больше он мне нравится как человек".
Многие из ее соседок заключали подобные сделки с победителями поверженного Берлина.
Теперь обратимся к немецкой книги "Hungerwinter: Deutschlands humanitäre Katastrophe 1946/47" (Голодная зима - выживание после войны), вышедшей в 2009 году:
только в Мюнхене за три месяца около 1600 девушек было арестовано по подозрению в проституции и распространению венерических заболеваний. В британской зоне оценивали число арестов в 1946 г. в размере 15 000, большинство несовершеннолетние и 80 процентов с вен. заболеваниями.
И еще раз к записи в дневнике Владимира Гелфанда, которая почему-то не вощла в статью Би-Би-Си:
"Я хотел бы прелести красивой Марианны познать целиком, мне было мало поцелуев и обнимания. Я очень надеялся, но не принуждал. Ее мать была мной довольна. Куда уж лучше! В конце концов я возложил на алтарь доверительных и благосклонных отношений продукты, сладости и сливочное масло, колбасу и немецкие сигареты. Достаточно было половины, чтобы на глазах у матери вполне обоснованно всё возможное проделать с дочерью, и мама бы ее ни слова не сказала против. Поскольку продукты ценнее сегодня жизни, даже жизни юной нежной и любимой красоты в лице этой девушки".
О роли союзников в этом деле, Lucy Ash не забыла, но прошла вскользь. А ведь в 2015 году Der Spiegel опубликовал статью историка Мириам Гебхардт, изучившей данные архивов и статистику по детям, рожденным незамужними женщинами в период американской оккупации Германии. По данным Гебхардт, солдаты армии США изнасиловали 190 тысяч немок.
И напоследок о «волне абортов».
В Германии аборты были строго запрещены. Женщины фактически не могли их сделать, даже если хотели этого. Но 28 марта 1945 года Мартин Борман издал указ, разрешающий аборт в том случае, если немка заявит, что была изнасилована иностранным солдатом.
Как Вы думаете, что произошло дальше? Никто же не проверял правдивость немок, которым для сокрального действия у доктора нужно было только сказать волшебную фразу «изнасилована русскими»…
С вашей точки зрения, можно доверять статье корреспондента BBC, когда такие очевидные вещи были упущены в ее статье?
Оценили 32 человека
76 кармы