25 января в Церкви Екатерины Великомученицы, что на Царицыных сенях в Кремле служили особую торжественную, хотя и краткую литургию - Мэри Дигби, баронесса Оффали, принимала православную веру. В небольшом храме собралось довольно народу - царица и её ближний круг, настоятели нескольких кремлёвских церквей, а так же несколько иноземцев принявших православие ранее - никого из них Мэри не знала, но всё равно обстановка была тёплая, домашняя. На службе присутствовали и три царевны - Евдокия, Марфа и Софья, благочестием своим они сильно походили на венценосную свою мать.
Мэри была крещена ещё в детстве, в юности прошла конфирмацию, а потому ей требовалось только исповедоваться и причаститься, чтобы воцерковиться. Духовник царицы, старец Стефан, торжественно начал службу, и стал читать шестопсалмие, предваряя покаяние. Голос его сильный и ровный, упругими волнами нёс благословение. Мэри это чувствовала даже не особенно понимая речь - она и по русски-то ещё не освоилась, а уж церковно-славянский был для неё просто певучим потоком. Благоговение ещё более наполнило небольшой домашний храм и было уютно и спокойно - как у Христа за пазухой. Вдыхая запах ладана и прислушиваясь к своему сердцу она уже не сомневалась, что поступает правильно.
В мгновенье ока пролетела часть службы, Мэри только успевала креститься как её научили, да исполнять то, что было положено по обряду. Она была в некотором спокойном восторге, душа пела от происходящего.
Наконец дело дошло до исповеди и покаяния, отец Стефан стал читать молитву и Мэри повторяла за ним.
- А теперь повернись к людям и скажи "Простите, люди!"
Мэри развернулась к всем присутствующим и, потупив взор, тихо произнесла:
- Простите, люди!
- Бог простит! - ответили её царица и ближний её круг. Мэри различила тонкие голоса царевен и увидела как рада и счастлива её воспитанница, Евдокия.
Исповедовав грехи она услышала, как отец Стафан читает разрешительную молитву и гора упала с плеч. Хорошо, без грехов-то! Мэри и в самом деле очень и очень давно хотела исповедоваться, особенно тяготясь тем, что на ней лежала вина за пролитую кровь, хоть и врага, а всё ж человека, Роджера Таунсера.
Поцеловав крест и Евангелие Мэри обернулась к царице и взглядом поблагодарила её за всё то что Мария Ильинична сделала для неё. Царица, обычно немного бледная в последнее время, была бодра и даже немного румяна, то ли от лёгкого морозца, а скорее всего от волнения, которое она сама того не ожидая испытывала.
Мэри, поскольку служба посвящалась её воцерковлению, причащалась первой - она назвала своё имя и сложив руки приняла Причастие, поцеловала Чашу и услышала как все присутствующие запели "Тело Христово примите". Следом за ней стали причащаться и остальные, начиная с царицы.
Гонец с грамотой царя шёл широким намахом и буквально влетел во двор Большого Дворцового приказа.
- Богдана Матвеича!
- Подымись к нему. Он в казённой горнице описью занят, - младший подъячий с интересом разглядывал гонца. Видно было, что происходит что-то из ряда вон выходящее - "уж не война ли снова?"
Хитрово, увидев гонца поднялся, встревожившись.
- Что случилось?
- Того не ведаю. Приказано доставить! - он с поклоном протянул оружничему грамоту и передав отступил на шаг назад.
Хитрово сломал воск, развернул бумагу и глазами пробежал строки знакомого почерка.
"Здрав будь, Богдан! Выполнить тебе надлежит поручение моё - услать царевича Алексея из Москвы в Переяславль-Рязанский* под надёжной охраной и приставить к нему Гришку Полтевского. Сие сделать не медля, без мешкоты, стрельцы уже рындой моим Мишкой занаряжены и ждут твоего распоряжения. Потребное содержание отошли с ними, но чтобы всё было тайком, без огласки. Царицу же с царевнами и Фёдором спрячь в Коломенском и наряди Стремянных и головленковских вседневно службу нести пока не вернусь. Подле дворца на вольготных полях смотры войск пусть идут - приказы выводи на стрельбы, на ратный строй и рейтаров також".
Хитрово почесал бороду. Давно ли он получил от царя нагоняй за то что палил в Кремле, нарушая покой царской четы, а тут вдруг начать стрельбы рядом с Коломенским?.. Ясно было, что неспроста такие приказы отдаются. Алексей Михайлович не посчитал нужным посвятить в подробности своего верного товарища, и оставалось только гадать, что стало причиной такого внезапного переполоха.
Стремянные стрельцы действительно уже были наготове, и Мишка Трегубый давал им последние указания. Тотчас подъехал и Григорий встревоженно озираясь на происходящее.
- Что случилось? - спросил он.
- Не время задавать пустые вопросы. Ответов всё равно не ведаю.
Григорий озадаченно почесал затылок и соскочил с коня. Сегодня он был на Буслае, добром и смирном четырёхлетнем жеребце, который был необычайно высок в холке.
- Поедешь тотчас в Переяславль-Рязанский, будешь приставником царевича. Смекаешь?
- Без огласки едем? - и указал взглядом на Стременных - С ними?
- Царёва воля. Почему так сам не ведаю. Полагаю тебе о том тоже отписано было.
- Батюшка, Богдан Матвеич, но ведь у меня свадьба на завтрева назначена!
Григорий обречённо умолк. Хитрово даже отвечать ничего не стал.
- Казну возьмёшь. Сопровождать вас будет Трегубый Мишка - он за старшОго. Ты при царевиче - за него головой отвечаешь. Свадьбу отыграешь после возвращения.
Григорий понурил голову, но делать было нечего.
Хитрово быстро собрался и поскакали в Теремной, а затем до Конного корпуса. Когда они распорядились о лошадях царевич уже собрался и спустился на крыльцо. Стременные стояли рядом наготове.
- Богдан Матвеевич! - это была царица. Она выглянула через растворённое окно третьего жилья. - Ты поднимешься?
- Только собирался, матушка!
Царица была встревожена, но увидев письмо мужа не стала задавать вопросов. На звон колокольца в её руках сбежались все няньки-мамки, вся иная челядь.
- Не медля собираемся в Коломенское. Младших царевен пока не будить - пусть пока спят.
Чем-то тревожным сразу повеяло: в такой же суете собиралась царская семья во время чумного мора. Неужто снова беда приключилась?
- Матушка, а мне тоже собираться и ехать? - спросила встревоженно Мэри.
- Тоже, милая моя. Григория царь отсылает с царевичем Алексеем в Переяславль - так что свадьба ваша пока расстроится.
Мэри сникла. Такой оборот дела - плохая примета.
- А нельзя ли, матушка...
- ... тебе с Гришкой поехать?
Мэри кивнула.
- Царь распорядился, чтобы Евдокия отправлялась в Коломенское, ну и тебе при ней следует быть.
- Матушка, матушка, а можно ли мне слово моливить? - подлетела Евдокия к матери. - Можно я, можно я с братом в Переяславль отправлюсь? Можно? Я и присмотрю завместо тебя за ним? А?! Ну пожалуйста! Знаешь же какой он строптивый, нянек слушать не станет!
Непреклонная доселе царица задумалась. "А и впрямь, кто же за царевичем присматривать будет?" Няньку с ним и впрямь посылать как-то не с руки, взбеленится царевич - давно самостоятельный и хваткий. А сестрицу он любит очень и слушаться будет.
Евдокия повисла на шее царицы и крепко-крепко обняла её.
- Я справлюсь! В рукавицах ежовых держать буду!
Милославские строгие нотки в голосе были забавны в этой тоненькой бойкой девчонке.
- Хорошо. Только спрос с тебя будет как со взрослой. Ты царевна втрое спрос будет за то. И чтобы царевич молился справно - твой глаз на нём.
- Хорошо, матушка! Мэри, мы едем в Переяславль!!! Как здорово!
Мэри тоже улыбалась и была счастлива ещё и не веря, что недостижимое стало явью.
Мария Ильинична отозвала Мэри в сторону и наказала строго и внимательно присматривать за дочерью.
- У тебя того гляди голова закружится от свадебных дел, но я на то спуску не дам. Так что пока не окажетесь в Переяславле глаз с них не спускай. Я с Дашуней нянек пошлю - как бы это её мамки, но пусть они боле за царевичем глядят - чтобы не простыл, хворь какую не уловил. Семилеток всё-таки, разума не больно много.
Собрались быстро. Царицу и всё семейство посадили в четыре зимних кареты и четыре десятка Стременных уже стояли наготове.
Через час царица с поездом уже выехала на Коломенский тракт, в то время как небольшая кавалькада с царевичем во главе мчалась по рязанской дороге.
***
Привал сделали ближе к вечеру, пока не стало темнеть - следовало задать лошадям немного овса, да и дождаться пока их догонят более медленные возки с няньками и потребными дорожными припасами.
Григорий быстро развёл костёр, показывая царевичу как правильно это делается зимой, в снегу.
- А откуда ты это так ловко научился делать?
- Я, Алексей, два года почитай с гулящими людьми обретался. В лесу жил. Там и не такому научишься. Это вот "нудья" называется жар от неё идёт в стороны, очень быстро протаивает снег, а в снежную зиму такой костёр протаивает большую прогалину, стены ей ледяные крепко стоят и накидаешь сверху лапника - можно очень даже хорошо в лесу переночевать.
- Трудно кресалом огонь развести. У меня ни разу пока не получалось.
- Думаю, что с порохом и пистолем ничего трудного в этом нет, верно?
- С пистольным замком любой сможет... А вот кресалом - надо уметь!
К костру подсели остальные: Евдокия. Мэри и Михаил, царёв рында.
- Уже совсем тепло стало, разгорелся.
- Сейчас жару поддадим - руки отогреем.
Хворост просох быстро и стал весело трещать в костре. Зимой в лесу, когда уже вот-вот начнёт темнеть нет ничего лучше живого буйного огня. Подошли стрельцы, задав лошадям овса.
Мэри отогревая свои нежные ручки спросила:
- Вот персты у вас называются больший, указующий, середний, безымянный... смешное название! Как же имя перст может быть безымянный? Ведь это тоже имя! Раз есть имя, то он уже не может быть безымянным! А вот ещё мизинец. Что такое мизинец? Почему так называется?
- О, прекрасная Мэри, это совсем просто - мизинец значит младший, меньший. Один больший, другой меньший, а меж ними все остальные персты-братушки. Кроме прочего разве не знаешь ты, что наши названия перстов точь-в точь как латинские? Помнишь как мизинец у латын называется? Минимус - меньший! Ну и у нас то же самое, лишь только на русский лад. Вот река Мезень - меньшая, сравни её с соседками Печёрой или Двиной - и впрямь - меньшая.
- А как называется безымянный палец в английском? - спросил царевич. - Почему это ты Мэри так удивлена нашему названию?
- В английском это ring finger - что значит кольцевой палец или палец кольца, ведь обручальное кольцо носят именно на нём.
- Да верно, - Григорий вспомнил как сам удивился такому различию. - Когда-то один скоморох мне рассказал сказ о Чуде-Йуде семиголовом, слыхали такой сказ?
Григорий улыбнулся глядя на Алексея и Евдокию - они кивали и им было интересно, что он дальше скажет, ведь Гриорий напустил таинственности.
- Так вот - когда Иван, крестьянский сын, головы Чуду-Йуду рубил, ворог этот новые головы приращивал чиркнув по шее пальцем. Да-да именно безымянный палец то был - волшебным почитавшийся. Потому-то у него имени как бы и нет, не произносится оно, заветное, запретное имя! Поэтому и кольцо брачное именно на этом пальце положено носить - поскольку брак это таинство...
- Ишь что... - удивился Михаил Трегубый. - Жизнь прожил, а сего не ведал... Не простой то был скоморох видать. Точно колдун-ведун!
- Да не... какой из Васьки Кривого ведун? Самообычный площадной паяц, дурачок, чудило.
Где-то в раменье* захрустели ветки, так словно кто-то ломится через чащу...
Григорий посмотрел на встревоженных стрельцов, руки их легли на рукояти сабель.
- Это конь лесной по буеракам ломится, калину лопать повадился. Такого шума в лесу никто больше произвести не может.
- Лесной конь? - переспросил царевич.
- Именно что. Лось. Сохатый.
- Вон оно что! Стало быть бояться нечего. А мог бы ты, Григорий его подстрелить?
- А вот это опасно. Сохатый в лесу страшнее медведя.
Царевич не поверил и поглядел на Михаила Трегубого. Тот подтверждающе кивнул.
- Но медведь же задрать может, а лось что?
- Лось затопчет, алибо забодает... на рога подымет, изорвёт! Сохатого почём зря не тронь, а если на телка вдруг набредёшь - беги от него прочь. Лосиха наверняка рядом, и если взревнует - точно затопчет. Конечно скорее телёнок с лосихой убегут, но тут уж как обернётся - может и броситься. И на дереве не спрятаться - рогами любое дерево так бьют, что слетишь с него да прямо под копыта. Медведь лося в лесу сторонится, чего уж говорить о человеке, если сам хозяин леса сохатому дорогу даёт? И на болоте от него не укрыться - оне по болоту ходят, а ты потонешь.
- Чудно-то как! Вот уж кто мог бы подумать?! - воскликнула Евдокия.
Царевич задумавшись о чём-то смотрел на огонь.
- Кручина какая, али думка покою не даёт? - спросил Алексея Михаил.
- Вот скажи дядько Михаил, а почему у Переяславля такое название. Чудно как-то. Что значит оно? Ярославль понятно отчего так называется. Но почему Переяславль? И почему у нас Переяславлей несколько: Преяславль-Рязанский, Переяславль-Русский, Переяславль-Залесский. Чудно!
- А што чудного-то? Города сии строились на местах великих побед - оттого так и называются. Был сильный владатель земель - пришёл сильнейший его и переял славу, одолел. От сего-то и пошли названья места.
- Вот как!
Григорий тоже удивился - никогда не задумывался о том.
Только согрелись показались два возка с няньками да с добром и снова тронулись в путь. К ночи закружило, завьюжило. Снег медленно заметал наезжую дорогу. И всё ж к темноте были в большом селище Раменском, остановившись на подворье князя Степана Фёдоровича Львова-Векошкина. Сам князь был на богомолье с царём, однако же его домочадцы приняли путников и обустроили самым высоким чином. Алексей и Евдокия расположились в княжеском тереме, остальным отрядили хоромы поскромнее, но рядом.
- Скажи мне, Григорий, пошто нас батюшка так спешно из Москвы выслал? Неужель что-то грозное будет? - спросил царевич.
Стрелец в узорчатом окне рассматривая двор и разошедшуюся вьюгу не знал что ответить.
- Не ведаю того. Моё дело - наказ царя справно исполнить. В письме ничего подробнее видно не было, альбо Хитрово не велено нас было посвящать.
- А в городе что делать будем?
- Что делать? Дел найдём много. Должен же наследник всё знать и уметь? Огненный бой наладим - ведь неспроста меня царь-батюшка приставил? Караулы будем ходить сменять - наука не хитрая. да важная зело, исправно знать её надо, ведь караул суть спокойствие любого войска альбо города. Хотел бы чему другому научить приставил бы в дядьки монаха какого-нибудь, стольника или посольского человека.
- А ведь и ты тоже посольский!
- Я-то? Да нет. Какой я посольский? Меня как ерша из речки - выловили и на сковородку - ничего из посольского дела я толком не знаю...
- А чего ж там знать? Речь иноземную толмач толкует, а остальное всё просто.
- Как бы не так, царевич! Кажется только просто. Есть, допустим, у нас свой порядок за столом. У иноземцев порядок свой - не зная того можно сильно оконфузиться!
Григорий рассказывал про Англию: про морское путешествие туда, про приём при дворе и о граде Лондоне. Он и сам увлёкся освежая в памяти события своего недолгого пребывания в чине посольского служки. Алексей утрудившись от хлопот и дороги в тепле разомлел и хотя ему было безумно интересно послушать рассказ о заморских землях, но веки наливались свинцом и скоро он совсем угомонился. Григорий кликнул горничных и царевича и отнеся его в приготовленные покои.
Заглянул царёв рында и вопросительно посмотрел на стрельца.
- Спит царевич. Умаялся сего дня.
- А царевна велела его на вечернюю молитву звать. Вот так оплошали мы.
Вышли вон остановившись в сенях откуда можно было выйти на женскую половину терема. Слышно было как за дверьми завывает вьюга. В сенях было прохладно, можно сказать холодно.
- Как думаешь - завтра будет дорога, иль лучше в Раменском повременить - пока ямщики дорогу накатают?
- Вьюга - то не беда. Позёмка глубокой не бывает. - Михаил устало сел на лавку у стены. Подсвечник почти не давал света, в полумраке его лицо только угадывалось. - Хуже будет если снег повалит, тогда надолго здесь застрянем.
Трегубым рынду царя звали за небольшой шрам, что красовался у него над верхней губой. Он не был сильно заметен и прозвище закрепилось скорее в шутку. Григорий всё гадал сколько царскому телохранителю лет - сразу наверняка не скажешь.
- А сколько тебе лет, Михаил?
- Я уж и со счёту сбился, - он улыбнулся и потрепал Григория по голове. - На кой тебе, малец?
- Интересно же! Давно ли ты подле царя?
- Почитай с самого начала войны. Да не о том сейчас думать след. Пора на боковую - утром спозаранку вставать - если ночью путь не заметёт рано двинемся в дорогу, а нам ту дорогу готовить-собирать.
Ночью разразилось настоящее светопреставление. Пурга, завывающий в углах домов ветер и полная. непроглядная темень. Молодой месяц был скрыт тучами, буран нес столько снега, что поутру ахнули увидев, что тын княжьего двора занесло до половины, а местами и перемело. Дворовые псы спущенные на ночь с цепей уныло сидели рядом с занесёнными будками время от времени ныряя в глубокий снег, чтобы пройтись по двору. Вид у них был самый унылый.
Григорий вышел на высокий крылец - с утра холопы его очистили, и теперь они торили дорогу до конюшен. Было ещё темно и они работали при свете тусклого фонаря.
- Подсуропил нам дедушко Мороз! - крикнул Гришка мужикам - что ж делать? Как дальше в путь трогаться?
Здоровенный дед, махавший широченным заступом бросил расчищать дорожку и посмотрев на Григория усмехнулся:
- Седьмицу погостите, а дале дорогу пробьют и доедете. А покуда нет пути!
- Седьмицу в Раменском? Скукой изведёмся же...
Старик хохотнул, задорно ударив себя по бокам.
- Не дадим уж вам тоску-кручину разводить. Сегодня не изволите ли зайца по околицам бить? Заяц сей час ордой из леса прёт - снег свежий - след заметный... Прям по околицам шастает!
- А ведь и верно!
- То-то! Заступ в руки, стрелец, да и почнём лошадок ослобождать. Управимся быстро - досветла.
Григорий взял такой же широкий заступ сработанный из тяжёлой дубовой доски и стал помогать княжьим холопам.
- Не зазорно с нами тебе, служивому? - спросил дед, старший этой небольшой артели.
- Даже Бог шесть дней трудился. И мы к тому способны должны быть.
- Истинно речёшь.
Снег не столько откидывали сколько утаптывали - лёгкий морозец его со временем прихватит и можно будет ходить не опасаясь провалиться. Дверь конюшни освободили, мужики пошли за водой - поить лошадей, а старик Степан Макаров открыл люк в потолке конюшни и скинул два мешка овса.
- Побалуем сегодня гривастых наших...
Буслай увидев хозяина призывно заржал "Иди, иди сюда!" Конёк был хотя и четёрёхлеток, а привык к Григорию быстро - морковками и яблоками любого коня привадишь, если только не норовистый нравом будет. Он подпрыгивал в стойле смешно подкидывая круп. бил копытом нетерпеливо прося свободы и воли.
Когда Григорий вывел коня на улицу мужики уже раскопали ворота и растворили их. Буслай с удовольствием принял на спину попону и заржал, когда затягивали седло. Пританцовывая он готов был хоть сейчас взять с места в карьер, но Григорий прекрасно понимал, что на занесённой снегом улице чего только нет - и ямы и колдобины, а где-то и колоды могут валяться и валуны.
Солнце ещё только собиралось лизнуть окоём, но стало уже совсем светло. Пустив коня мелкой рысью по улице, взбивая фонтаны снега, Григорий добрался до околицы Раменского и повернул на другую улицу. Люди тянулись к колодцам, кто-то шёл по своим делам утопая в сугробах - в основном шли к заутреней службе.
- Здравия, хозяин! - крикнул Григорий одному из мужиков, что копошился во дворе крайней избы. - Шалит заяц? Видал косых?
- Ой, шалит! Глянул сей час - кору яблонек моих попортили, изверги! Даром что лубками их закрывал - не помогло!
- След свежий есть?
- Полно! Ночью шастали - собак не боятся, обнаглели!
- А пошли на них петли не ставите?
- С чего петли-то? Пенька их не удержит, а проволока кольчужная дорога... не больно-то размахнёшься!
Григорий высмотрел удобное место за околицей, где можно было поискать следов, да и вернулся за царевичем.
- Алексей, собирайся, одевайся теплее! Зайцев травить едем!
Мишка Трегубый одобрил затею и послал за стрельцами - на всякий случай чтобы держались рядом. Стрельцы - молодые парни, лет на пять-семь постарше Григория рады были такому поручению.
Намётанным глазом Григорий сразу распознал, где шла заячья тропа.
- Вот царевич, смекай, где заяц ходит - видишь распадок? Там у него сегодня настоящая кутерьма была - пять или шесть здоровущих прошли.
- Как узнал?
- Видишь куст на самой опушке леса? Это орешник, а рядом калиновый куст стоит. Видишь снег с них сбит, а ветви местами словно сломаны? Зайцы недавно погрызли. Присмотрись... А вот здесь, - стрелец указал на околицу села, где за плетёным тыном стоял небольшой яблоневый сад - вот здесь они яблоньки грызли. И распадком шли от тех кустов до тына, они всегда так делают. Открытым местом заяц не ходит - старается низиной.
- Мы сегодня подстрелим зайца?
- Глазастыми будем, подстрелим обязательно! Беляка-то наверное трудно будет заметить - без собак его не взять, а вот если русак попадётся или тумак* - тогда постараемся!
Начало 1662: https://cont.ws/post/219136
Начало 1663: https://cont.ws/post/252207
==========
Переяславль-Рязанский - название Рязани до 1778 года.
Раменье - чахлое сорное мелколесье, иногда название опушки леса.
Тумак - подвид зайца - помесь русака с беляком. Светло-серый зимой.
Оценили 17 человек
29 кармы