СЕРБСКИЕ ПИСЬМЕННЫЕ ИСТОЧНИКИ О ТАТАРАХ И ЗОЛОТОЙ ОРДЕ (ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА XIV в.)

Корпус источников для изучения отношений между Улусом Джучи (Золотой Орды) и балканско-дунайскими странами в ходе XIII–XIV веков составляют нумизматические и прочие археологические материалы, византийские, арабские, латинские и другие письменные источники.

Среди этих источников находятся и тексты, созданные на территории сербского средневекового государства, написанные на старославянском языке в сербской редакции. Широкому кругу исследователей эти тексты менее известны. Одна из причин заключается в том, что до недавнего времени в сербской историографии отсутствовал интерес к татарскому вопросу, точно так же, как и к сербско-татарским контактам в средневековую эпоху.

В отличие от соседней подунайской Болгарии, через которую полукочевые и кочевые народы мигрировали и заселяли балканские государства, средневековая Сербия с географической точки зрения не имела соприкосновения с западной частью Великой Евразийской степи. Однако, несмотря на то, что она располагалась на периферии их сферы, татарский военнополитический фактор оказал значительное влияние на средневековое сербское государство.

Во время великого монгольского западного похода весной 1242 года отряд во главе с Каданом, сыном великого хана Угэдэя (1229– 1241), преследовал венгерского короля Белу IV вплоть до побережья Далмации и по возвращении опустошил Сербию, Болгарию и земли Латинской империи в Константинополе.

Сербский правитель Стефан Урош II Милутин (1282–1321) на пике могущества Ногая в конце XIII века признавал его верховную власть. В начале XIV века татарские отряды сыграли ключевую роль в жестокой внутренней борьбе в Сербии между Милутином и его братом Стефаном Драгутином.

Во времена правления хана Узбека они участвовали в сербско-болгарском конфликте, кульминация которого разыгралась в 1330 году битвой при Велбужде. Важнейшие свидетельства об этих событиях хранят источники, которые будут рассмотрены на следующих страницах.

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ КОРОЛЯ МИЛУТИНА

Самое видное место среди сербских средневековых источников в изучении татарского влияния на Юго-Восточную Европу занимает «Сборник житии королей и архиепископов сербских». Основным мотивом для его составления послужила необходимость в создании идеологии правящей династии Неманичей и литургических текстов для сербских правителей и архиепископов, которых церковь провозгласила святыми.

Однако, в них сильно отразились политические состояния. Авторами Сборника были сербский архиепископ Даниил II, глава Церкви, видный политический деятель и дипломат, и его неизвестный ученик и преемник. Первую часть Сборника Даниил составил в период между 1324 и 1337 годами. В ней описано житие короля Уроша I (1243–276), его жены Елены и их сыновей Драгутина и Милутина.

Для нашей темы из числа этих текстов особенно важен текст Жизнеописания короля Милутина, поскольку он является основным источником, упоминающим множество деталей о сербско-татарских контактах в течение последних двух десятилетий XIII века.

После того, как Милутин во второй половине 1282 года сменил на престоле своего брата Драгутина (1276–1282), развернулся долгий сербсковизантийский конфликт.

Византийский император Михаил VIII Палеолог в то время попросил у своего зятя Ногая в помощь четырехтысячную армию татар для войны против своих балканских соседей. Хотя изначально планировалось использовать татар для нападения на сербского союзника, ренегатское греческое государство Фессалию, смерть Михаила VIII и нестабильные условия в Византийской империи, сопровождающие восхождение на престол его сына и наследника Андроника II, привели к пересмотру их привлечения.

Поставив в конце 1282 года во главе татарского войска императорского генерала Михаила Главаса, новый правитель послал их на Сербию. Византийский современник Георгий Пахимер отмечает, что эти действия преследовали не столько военные цели, сколько желание новой власти избавиться от неугодных татарских союзников, лично преданных умершему императору, на чью лояльность новая власть не могла положиться.

Подробная информация о военных операциях была записана в житии Милутина.

Участие татар в операциях в зимнее время застало противников врасплох, и они без труда проникли в самое сердце сербских земель до городов Липляны и Призрена. Византийские отряды тогда вернулись назад, а часть полка татарского, указывает Даниил, около Призрена отделилась от основной армии и ранней весной подошла к разлившейся реке Дриме .

Татары пытались перебраться через реку, но при переправе многие утонули, а добравшиеся до другого берега были убиты. Полная победа была достигнута после взятия в плен татарского командира Черноглава, которому отрубили голову, насадили на копье, и она была принесена благочестивому королю как особый дар.

Судя по словам Даниила, в битве на реке Дриме пострадала только часть войска татарского. Вполне возможно, что остальной части армии удалось вернуться в страны на другой стороне Дуная, на что указывает краткая информация об этих событиях, упомянутая византийским историком Никифором Григоре .

Этот военный поход послужил началом более активного участия Ногая в действиях на Балканах. Именно в эти годы он становится врагом императорской власти в Константинополе, вытеснив в дельте Дуная византийское влияние, взяв под свой прямой контроль область Валахии и включив Болгарское царство в свою сферу влияния. 

С другой стороны, последовали попытки Венгрии восстановить и укрепить свои позиции в Дунайском регионе.

Они вызвали конфликты крупных размеров, в которые были вовлечены сербские и северо-западные болгарские земли. Брат Милутина Драгутин после отречения от престола сохранил за собой северную часть сербских земель, а в 1284 году как зять венгерского короля получил во владение и удельные земли короны св. Стефана, лежащие к югу от рек Савы и Дуная.

Вскоре после этого он начал борьбу со своими восточными соседями, сводными братьями Дорманом («Дрьман») и Куделином, болгарскими правителями Браничевской области, которые были половецкого происхождения, а десять лет назад отреклись от венгерского суверенитета.

По мере усиления конфликта в него оказались втянутыми с одной стороны Милутин, а с другой – правитель северо-западных болгарских земель Шишман, столица которого располагалась в Видине, а потом и его покровитель Ногай.

В данный момент нет необходимости вдаваться в подробности этих событий, которые были многократно рассказаны и проанализированы, а достаточно лишь указать на значение жития Милутина как источника, повествующего об этих событиях и об участии татар в них. Были высказаны сомнения в достоверности и объективности изложения Даниила. Тем не менее, несмотря на предвзятое отношение автора к событиям и его следование официальной сербской политике, в принципе, его изложению можно доверять.

Например, он не умалчивает, что именно Драгутин начал конфликт против правителя Браничево. Более того, он открыто признает, что действия, предпринятые Драгутином, потерпели реальное фиаско: когда пришел он в сторону браничевскую, пошто была она очень укреплена, не мог он им учинить никакой пакости, ни изгнать их с этих земель, и вернулся он опять в свое государство.

Ногай позволил правителям Браничево набирать наемную армию на территории Валахии. По словам Даниила, видя насилие этого благочестивого короля [Драгутина] против них, Дорман и Куделин собрали вокруг себя многое войско народа татарского и куманов, дав им много золота.

«И тоу же емьше самого стареишиноу ихь глаголемааго Чрьноглава, и отьрезавьше главоу емоу оукрашеноу бисеры чьстьными, и вьньзьше на копие принесоше кь благочьстивомоу кралю яко дарь искоусьнь».

Правители Браничево, заручившись военной поддержкой татар, заняли земли Драгутина, о чем свидетельствуют и две грамоты венгерского короля Андраша III (1290–1301). От действий половцев (возможно, и татар), которые у них состояли на службе, пострадала и была сожжена резиденция сербских архиепископов, монастырь Жича, расположенная на территории государства Милутина.

Однако, в борьбе против троих соседей – двух сербских правителей и Венгрии правители Браничево потерпели поражение.

В 1292 году они были вынуждены бежать за Дунай и просить убежища у Ногая. Их земли перешли под управление Драгутина, т.е. были возвращены под верховный сюзеренитет венгерской короны.

Видя поражение своих союзников, в конфликт вмешался видинский

князь Шишман, приняв решение организовать поход на самого опасного противника – Милутина. Как пишет Даниил, он собрал треклятую ересь народа татарского и своих солдат. В отличие от правителя Браничево, татарская поддержка Шишману носила не наемный, а союзнический характер.

Тем не менее, его кампания потерпела неудачу. Болгаро-татарская армия была разбита недалеко от Печи, где их было побитo великое множество.

Сербский правитель, как передает Даниил, сумел не только отбить атаки нападавших, но и, нанеся молниеносный ответный удар, завоевал Видин. Болгарский князь, как и правители Браничево, был вынужден бежать через Дунай.

До этого времени Ногай не вмешивался напрямую в конфликт, он лишь оказывал военную помощь своим вассалам. Однако после того, как сербы заняли Видин, по словам Даниила, беззаконный и нечестивый царь татарский по имени Ногей... поднял все силы татарские пойти на этого праведного, т.е. на Милутина. Узнав об опасности, король без колебаний послал к нему своих посланников, которые застали его там, где он собрал большую силу в государстве своем. Они смогли отговорить его от предполагаемого похода, и в сербские страны правитель Нижнего Дуная вместо армии послал своих эмиссаров. Король договорился с ними, что пошлет к Ногаю на службу возлюбленного сына своего Стефана с великопоставленной знатью земли сербской. Слова Даниила не значат ничего иного, кроме выражения вассальной верности. То, что сербский правитель признал зависимость и верховную власть Ногая, видно из фактов, поскольку через своих представителей он выразил готовность повиноваться против такой великой [татарской] силы, а также по результатам самих переговоров – отправке королевского сына и представителей великопоставленной знати на службу к Ногаю.

«Си же видевьше насилие благочьстивааго краля елико на нихь, шьдьше сьвькоупише около себе воискоу многоу езыка татарьска и коуманы, злато много давьше им».

В сербской и болгарской литературе завоевание области Браничево Милутином и Драгутином устойчиво датируется 1291 годом. Однако, на основании данных венгерских грамот эту дату необходимо сдвинуть на год позже.

«Дияволь... тьжде бо и семоу безаконьномоу и нечестомоу цароу татаромь Ногею, вьшдьдь вь нь и наоусти его на сего христолюбивааго и на вьсе отьчьство его... и сь нечьстивыи вьздвигь се сь силами татарьскыими иде на сего праведьнааго».

Решение Милутина необходимо рассматривать в свете событий, происходящих в Восточной Болгарии, т.е. в странах Царства в Тырново.

Приблизительно в 1292 году его правитель Георгий I Тертер, тесть Милутина, был вынужден бежать в Византию под давлением Ногая, который на тырновский престол посадил своего приспешника Смильца (1292–1298).

Георгий I Тертер не помогал правителям северо-западных болгарских земель и поддерживал хорошие отношения с Милутином во время нахождения сербов в Браничево.

Признав татарскую верховную власть, Сербия была вовлечена в сферу влияния Ногая, которая в то время распространялась на весь Балканско–Карпатский регион. В результате татаро-сербского соглашения произошло примирение правителя Видина и Милутина, что определило дружественный характер сербско-болгарских отношений в течение следующих трех десятилетий.

Шишман взял себе в жены дочь видного сербского дворянина, а позже, вероятно, после гибели Ногая, взаимное сближение было укреплено путем заключения династического брака между сыном Шишмана Михаилом и дочерью Милутина Анной.

Вскоре после заключения соглашения с Ногаем сербский король вновь усилил агрессивную политику по отношению к Византии. Не случайно византийские источники свидетельствуют об одновременных сербских и татарских нападениях на имперские земли в конце XIII века.

Новые действия, предпринятые против Византии, – это последствия окончания конфликта на северо-восточных границах сербского государства, прекращения сербско-татарских столкновений и установления мира с правителем Видина под покровительством Ногая.

Подробности о жизни Стефана в ставке Ногая остаются неизвестными, единственное, что известно, это то, что он вернулся незадолго до начала конфликта между Ногаем и Токтой. По свидетельствам Даниила, после его возвращения, поскольку Стефан провел много времени на дворе беззаконного царя татарского Ногeя... и добрый Бог и этого молодого человека целым и невредимым вернул родителям... дьявол... хотел порадоваться их [т.е. татарской] гибели, глядя как они друг друга уничтожают. Так как поднимается в них ненависть и убийство и восстал один сильного имена [т.е. высокородный] того народа татарского со своей силой и пошел на этого нечестивого царя Ногeя...

Заключение соглашения между сербским правителем и Ногаем датируется периодом приблизительно между 1292 и 1296 гг.

Принимая во внимание все обстоятельства, скорее всего, оно было заключено в 1293 г. или самое позднее в 1294 году.

Поскольку конфликт между сарайским ханом и правителем нижнего Дуная начался осенью-зимой 1297/98 г., возвращение Стефана в Сербию должно было произойти в конце 1297 г. В старой сербской литературе обычно было указано, что Стефан вернулся только после смерти Ногая.

О его пребывании у татар кратко упоминается в поздних сербских летописях. Однако об этом нет ни слова в его грамоте-автобиографии монастырю Дечани, как ни в его жизнеописании, написанном Григорием Цамблаком.

Создается впечатление, что «татарский» юношеский период жизни Стефана пытаются предать забвению.

Так как случилась между ними большая война и кровопролитие, он убил его своим оружием и занял его престол. С тех пор началась между ними вражда, и начали они уничтожать друг друга.

Из книги, написанной Даниилом, известно, что сербские современники хорошо знали, что Токта («один сильного имена народа татарского») был законным правителем Улуса Джучи в отличие от «беззаконного» Ногая и как после смерти отца сыновья Ногая продолжали оказывать ожесточенное сопротивление хану из Сарая.

Кроме текста в Сборнике жизнеописания сербских королей и архиепископов, биография Милутина сохранилась еще в двух редакциях. Первая, называемая «Житие на свитке», написанная в XV веке, хранится в архивах монастыря Хиландар на Афоне.

Вторая версия содержится в так называемой «Улиарской жалованной грамоте», большая часть текста которой посвящена предполагаемой автобиографии самого Милутина. Сохранившаяся переписанная версия Улиарской грамоты датируется концом XIV века и, вероятно, автобиографическое повествование короля является ничем иным, как вставкой составителя документа. Тем не менее, судя по всему, вставка переписана с утраченного оригинала, который был создан ранее или параллельно с версией жития, составленной Даниилом. В этом тексте упоминаются подробности, отсутствующие в версии королевского жития Даниила, как, например, консультации с архиепископом и государственным собором о посылке гонцов к Ногаю, а также о многочисленных дарах богатых и разнообразных, посланных в этот раз государю Нижнего Дуная.

Часть II

Жизнеописание архиепископа Даниила II

Гибель Ногая означала прекращение татарского политического влияния в сербских землях, а в конце 1299 года Милутин помирился с Византией и породнился с императорским двором Палеолога. В начале XIV века у него появилась возможность обратиться к решению внутренних проблем и принять энергичные меры для расправы с другими центрами власти в сербских землях, которые воплощали его мать Елена и брат Драгутин.

Эти шаги привели к гражданской войне между двумя сербскими правителями, в которой сербское дворянство и церковные круги в основном встали на сторону Драгутина.

«И томоу сыноу его многа времена препроводивьшоу вь дворе безаконьнааго цара татаромь Ногея... Бог благый сего юношоу невредима вьзврати вь родителю своемоу. И по отьшьствии его малоу времени миноувшоу, не имыеи дияволь семоу благочьствимоу никоегоже зьла сьтворити, вьсхоте повеселити се погибелию их, зре ськоньчаваюштиихь се мождоу собою. Вьздвиже бо вь нихь ненависть оубииства, и вьставь некоторыи единь сильноименитыи тогожде езыка татарска сь силую своею, и пришьдь на сего нечьстивааго цара Ногея, хваливьша се на дрьжавоу того благочьстивааго, и тоу велицеи рати бывьши и крьвопролитию междоу ими, и оумрьтвивь и оружиемь своимь приеть престол его. И от толе начеше само вражьдоу имети междоу собою ськоньчаваюште се».

В «Житие на свитке» упоминаются консультации с архиепископом и церковных собором, но пропускается упоминание о дарах. Более поздняя сербская агиографическая традиция, судя по всему, исключила неприятные подробности о посылке даров Ногаю.

Во второй части Сборникa житий королей и архиепископов сербских, которую составил ученик Даниила, есть и жизнеописание самого архиепископа – важный источник об этих событиях.

По словам преемника Даниила, в то время, приблизительно в 1310 году, положение Милутина было чрезвычайно трудным. Однако, как отмечается в биографии архиепископа, во время королевской скорби, многие войска народов татарского, турецкого и ясского [т.е. аланского], дошедши, предались ему. И, пойдя с ним, отбили насилие тех, которые вели борьбу с ним, все хорошо закончилось с Божьей помощью.

Вскоре после этого доверенный короля и близкий соратник Даниила игумен Никодим был отправлен в Константинополь для переговоров, чтобы император Андроник II и патриарх Константинопольский Нифон выступили посредниками в заключении мира между враждующими братьями.

Бывшие подданные Ногая стали решающим фактором, обеспечившим королю победу во внутренней борьбе в самый тяжелый момент его многолетнего правления. Причина, по которой вообще упоминается об их участии в междоусобной борьбе, вероятно, заключается в определенном обстоятельстве, т.е. роли самого Даниила в этих событиях.

В частности, между 1307 и 1310 годами, когда он был игуменом на Афоне в монастыре Хиландар, у него уже случались контакты с аланскими и татарскими отрядами, которые ранее покинули византийскую армию. В какой-то момент вместе с вооруженным эскортом он перевозит в Сербию сокровищницу монастыря и табуны лошадей, которые, по-видимому, служили для оснащения армии Милутина против брата. Король содержал наемников в своей армии за счет средств, спрятанных в монастыре Баньска, в котором собрал много богатства, все свое имущество, а именно в то время Баньским епископом был назначен Даниил, его задача заключалась в заботе о государственной казне.

Несмотря на то, что биограф, вероятно, намеренно умолчал о деталях из биографии своего предшественника, которые не вписывались в шаблон жизнеописания, присутствуюшие намеки указывают на то, что Даниил принимал активное участие в подготовке войны Милутина против Драгутина, а также в рекрутировании наемников на службу своему государю.

Вполне вероятно, что Византия была не единственным каналом, по которому татары оказывались на службе у Милутина. Возможно, что судьба занесла в Сербию людей, которые в начале XIV века вместе с внуком Ногая Каракишеком нашли прибежище в Видинском княжестве. По сообщениям Бейбарса и ан-Нувайри, после того, как Шишман дал им приют, они бродили по разным местам (т.е. разным странам) и прокармливали себя мечами.

В венгерских документах и в поздних сербских источниках засвидетельствовано, что во время второго десятилетия XIV века Милутин неоднократно рассчитывал на военную поддержку своего верного союзника и зятя – правителя Видина и сына Шишмана Михаила.

«Вь ть бо годь скрьби его многые воискы езыка татарьска и тоурьска и яшьска пришьдьше предаше се емоу; и сь теми шьдь отьеть боруюштиихь его, вьса помоштию Божиею добре сьврьшивь».

ИСТОЧНИКИ ОБ УЧАСТИИ ТАТАР В БИТВЕ ПРИ ВЕЛБУЖДЕ (1330 г.)

В конце 1321 года умер Милутин. Власть в свои руки взял Стефан (1321– 1331) после короткой, но ожесточенной борьбы, в которой был убит его сводный брат Константин, назначенный отцом наследником престола.

Михаил Шишман оказывал поддержку Константину, что впоследствии привело к охлаждению сербско-болгарских отношений.

Вскоре после этого, в 1323 году, его избирают царем в Тырново, тем самым два болгарских государства были воссоединены в единый политический организм. После возведения на престол в Тырново он прогнал свою жену, сестру Стефана Анну, а их общего сына Ивана Стефана лишил наследства.

В этом месте не будем останавливаться на деталях тогдашних сербскогоболгарских отношений, единственное, что нужно отметить, это то, что после дальнейших распрей в 1330 году Михаил принял решение сломить сербское государство, придприняв энергичные военные действия. Решающая битва произошла при Велбужде (ныне это город Кюстендил на юго-западе Болгарии).

Болгарский царь пользовался поддержкой татар хана Узбека.

По данным Никифора Григоре, элитный отряд болгарской армии, которая в общей сложности насчитывала 15000 человек, составляли 3000 скифских наемников.

Более подробное представление об участии татар в боевых действиях дают сербские источники.

В преамбуле «Законника», составленного в 1349 году по инициативе внука Милутина, царя Стефана Душана, говорится, как в те времена против сербского государства поднялись болгарский царь, его союзник, византийский император Андроник III и валашский воевода Иванко Басараба, а вместе с ними и соседние черные татары и господство Ясско.

Преамбула Законника Душана является единственным источником, в котором упоминается участие алан в битве.Кроме того, в ней указано, что татарские отряды, воюющие на болгарской стороне, происходили из соседних стран или стран, простирающихся за Дунаем.

Участие татар в битве при Велбужде подтверждают и так называемые Старинные сербские летописи, появившиеся во второй половине ХIV века и частично составленные на основании утерянных источников. Они указывают, что в состав армии скифского военноначальника Михаила входили соседние народы татары и басарабы, т.е. влахи.

Король Стефан в своей грамоте-автобиографии монастырю Дечани (1331 г.) сам написал, что болгарский правитель двинулся на него вместе с другими могущественными царями, иноплеменными народами и многими язычниками. Под ними, несомненно, он подразумевал и татар.

В Жизнеописании короля Стефана преемник Даниила отражает эти близкие отношения из иной перспективы, неопределенно говоря о поддержке и помощи Милутина Михаилу в трудные времена.

«И позавидевь злоненавистьникь дïаволь нашемоу благомоу житию вьзьдвиже на нас... цара грьчаскаго, Михаила и брата его Белаоура, и Алеξеньдра цара Бльгаромь, и Басарабоу Иванька таста Алеξеньдра цара, соумегь живоущих чрьнiих Татарь и господство Яшько и прочïих с шьнимь господа».

«Изиде начелникь скиθ’скыи глаголемы Михаиль, сь силую мнωгою, и сь нимь ωкрьстныи езыци глаголю же Татари, Басараби сь прочими».

Узелац А. Сербские письменные источники о татарах...

В битве при Велбужде сербская армия одержала победу, а болгарский царь был убит на поле боя. Однако в политическом смысле победитель не воспользовался достигнутым успехом. Сводный брат Михаила Белаур и представители болгарской правящей элиты предложили сербскому правителю болгарскую корону. Он отказался и удовлетворился тем, что посадил на престол в Тырново своего племянника Ивана Стефана, сына Михаила. Тем не менее, Иван Стефан вскоре был свергнут, а в 1331 году власть в Тырново перешла к родственнику из правящей династии Ивану Александру. Вскоре после этого Стефан Дечанский был свергнут с престола, а его сын и преемник Стефан Душан помирился и породнился с новым болгарским правителем.

В историографии остались не до конца выясненными причины «мягкой» сербской политики в отношении Болгарии после победы под Велбуждем.

Сербские источники об этом умалчивают, но, скорее всего, это связано с тем, что болгарское царство подпадало под сферу влияния сильного хана Узбека. Об этом живописно свидетельствует произведения ал-Омари и других египетских писателей, которые говорят о страхе сербов и болгар перед кипчакским султаном, т.е. Узбеком, а также об отправке совместного сербско-болгарского посольства к мамлюкскому султану в Каир в 1330/1331 году.

После прихода к власти Иван Александр предпринял решительные шаги для подавления внутренней оппозиции в стране. Ее воплощал правитель Видина Белаур, часто и не совсем верно охарактеризованный как лидер просербской стороны в Болгарии. В одном из местных болгарских источников упоминается, что Иван Александр завоевал земли своего соперника, город Видин, все Подунавие, вплоть до реки Моравы. Тогда он рассчитывал на поддержку татар, о чем сохранилось одно случайное, но весьма значительное упоминание.

Торговец из адриатического города Дубровник Маргарито Бодачич, оказавшийся 5 декабря 1331 года на месте происходящих событий, написал в одном из своих писем, что тогда из Видина невозможно было попасть в [сербский город] Призрен из-за татар, которые вплотную подошли к Видину .

В третьей декаде XIV века татары хана Узбека вновь стали опасной угрозой для Византии, а Болгария, как во время Ногая, представляла логистическую базу для татарских нападений на Фракию. Важность сербских источников и упомянутого письма торговца из Дубровника в контексте политики Узбека в отношении балканских стран заключается главным образом в том, что они хранят сведения о тогдашних болгаро-татарских отношениях и их взаимном военном сотрудничестве.

«Поведи се царь бльгарьскыи Михаиль Шишманикь с инеми сильними цари и сь иноплеменьними езыкы и мьногими поганни, на брань кралевьства ми преети хоте срьбскоу землю».

«De Bedino non se podeva condur in Prisrino per chason che Tartari era vinudi aprovo Bedino... e poi che le novele fo bone che li sovraditi Tartari se parti, eo ande insteso in persona a Bedino».

ОБРАЗ ТАТАР В ЮЖНО - СЛАВЯНСКИХ СРЕДНЕВЕКОВЫХ ИСТОЧНИКАХ

У южных славян отсутствуют летописи, хроники и документальные источники, в которых имеются свидетельства о монгольском нашествии с

1241 по 1242 годы. Однако пугающая картина надвигающихся с востока полчищ глубоко врезалась в коллективную память народов Балканского полуострова.

Она оставила сильные отблески в апокрифических сочинениях сербской и болгарской средневековой литературы. Красноречивым примером служат Пандехово сказание, составленное в конце пятидесятых годов ХIII века, и Сказание о Сивилла, чья ранняя копия датируется XIV веком, хотя сам документ по логике вещей должен быть составлен ранее.

В Сказании о Сивилла татары представлены как одно из девяти солнц, которые светят над миром, страшнее всех с синим кольцом и черными лучами вокруг . Они девятый род. В то время, [их нашествия] перепутались дни в году. Поднимется войско с востока и разрушаються области и города от них, и кровавый плач поднимется от них. И когда начнут воевать, вода потечет как кровь.

Пандехово сказание проводит еще более сильные параллели между появлением татар и ветхозаветной традицией, упоминая их как Тарта – река большая и по этому городу нарекается она Тарта. Поэтому халдейские народы называют тартарами. Два меча и другим поднимутся на землю гневом, потому что дважды они обрушатся на землю гневом.

Во время гражданской войны в Болгарии (1277–1280) действия отрядов Ногая оставили столь же разрушительное впечатление. Живописный взгляд на тогдашние обстоятельства предоставляет текст надписи, найденной в Шумене, в северо-восточной Болгарии, которая по своим палеографическим характеристикам может быть датирована последними тремя десятилетиями XIII века: Я, Георгий, посмотрев вниз и вверх, сказал: Боже, имя Твое, избавь нас от татар.

При взгляде из южнославянской средневековой перспективы, вдохновленной библейским понятием мира, татары, как и другие племена, живущие за Дунаем, были иными, иноземцами. Показательным примером является и текст, написанный на старославянском языке в болгарской редакции, датируемый концом XIV века, который возник как адаптация интерполированного текста на греческом языке. В нем содержится список известных народов, перечисленных вместе с их ассоциативными эквивалентами животных, которыми описаны особенности некоторых этнических групп или их характеристики. Среди нехристианских народов упоминаются татары, ассоциированы с охотничьей собакой («татаринь загаре»).

«θ̃сльньце ωт всехь пострашно. ωбручь синь ωколо чьрьнозрачно».

«θ̃ род татаре. В та времена превратaт сa дьнние и години, вьстанут воие ωт вьстока. и потресет сa ωт них хори и градове и крьвавь плачь вздвïгнет сa ωт нихь. и кьду вьзвоюют крьвь яко и вода потечеть».

«Тар’та река есть велия. Премоу градоу томоу име eи наричеть се Тар’та. Темьже халдеисцие езыци наричають се тар‘тарие. Два м’ча и вьторымь изидоуть на землю гневомъ. Дващи бо имь изити на землю гневомъ».

«Азъ Ге[о]рги погледа долоу и горе и рекохъ Б[ож]е на име твое избави нъи ωт татаръ».

В сербских источниках упоминания о татарах короткие и фрагментарные.

Тем не менее, следует отметить, что в сборнике Даниила о татарах в общей сложности упоминается семь раз, больше, чем о каком-либо другом народе – упоминание о франках встречается четыре раза, о русских и греках только по одному разу. Другим важным фактором является то, что сербские писатели первой половины XIV века делают четкое различие между некоторыми восточными народами – аланами, половцами, турками и татарами.

В современных византийских источниках невозможно встретить подобного различия, а в более поздних сербских текстах оно теряется под византийским влиянием. Например, Григорий Цамблак в Жизнеописании Стефана Дечанского (составленном в начале XV века) называл татар готами. Его современник, Константин Философ, ученый болгарин при сербском дворе, представляя в кратких чертах биографию и карьеру Тамерлана до Анкарской битвы (1402), называл их персами.

Отношение сербских современников к татарам пронизано и определенной дозой прагматизма. В то время как люди Ногая, которые угрожали государству короля Милутина в конце XIII века, для архиепископа Даниила II были треклятой ересью, его преемник считал поступление этих людей на службу к королю помощью, посланную Божьим провидением.

* * *

В конце этого обзора следует отметить, что о татарах свидетельствуют и антропономастические и топономастические данные, сохранившиеся в жалованных грамотах сербских правителей. Этноним татарин встречается как личное имя в так называемой Второй Дечанской грамоте царя Стефана Душана...Поселение Ногаевцы («Ногаевци») недалеко от Призрена упоминается в одной грамоте Стефана Дечанского, датируемой 1327 годом. Рядом с городом Велес в современной Республике Македония и сегодня есть село Ногаевцы. Его название живописно хранит воспоминание о присутствии татар в средневековой Сербии.

А. Узелац. Институт Истории. Белград.