Булкохрустам посвящается. Какую же Россию мы потеряли.

Отрывки из книги Ольги Петровны Семёновой-Тянь-Шанской, дочери знаменитого путешественника, о быте крестьян в Рязанской губернии, многие из которых всю жизнь служили в имении её отца (1890-е годы).

Если отец бьет мать, ребёнок, разумеется, жалеет мать, но не с той точки зрения, что отец не прав. Жалеет он мать потому, что “того и гляди, убьет её батя”. А лишиться матери – самое ужасное несчастье для ребенка. Мать уж будет биться как рыба об лед, а поднимет своих детей на ноги. Что же до отца, то он замечательно беспечно относится к своим детям-сиротам. Для него их как бы не существует, а мачехи бьют и обижают их.

* * *

Девочки лет 7-12 присматривают за младшими братьями и сестрами. Также они пасут скотину, а именно телят. Они помогают и в поле: берут картошку, полют, носят взрослым еду и питьё во время полевой поры. Ходят за водой, полощут белье, учатся шить и прясть, мять лен и коноплю.

* * *

Дети с малых лет присутствуют при сговорах, свадьбах. Они очень рано усваивают, что отец “хозяин”, мать “хозяйка”, отец главенствует над матерью. И всякий ребенок отлично понимает, что девочки будущие “невесты”, а мальчики “женихи”. В некоторых деревнях до сих пор [1890-е] держатся обычаи “просватывать” девочек лет 12-14 за соответствующих им по возрасту мальчиков. Теперь такие сговоры нередко расстраиваются, когда жених и невеста делаются взрослыми. А если нет, так “невеста” 14-15 лет и “жених” лет 16 начинают сожительствовать вместе до своего совершеннолетия.

* * *

Девок на улице любят весёлых, таких, которые умеют плясать и за словом в карман не полезут. Всякая девушка имеет своего малого, с которым “стоит”.

Он дарит её то бумажным платком, то дешёвым кольцом или серьгами, то куском розового мыла, то гостинцами – подсолнухами, жамками, рожками. Девушки тоже иногда дарят парней гостинцами. Примечательно, что после “улицы” бабы и девушки провожают парня, а не наоборот; малый даже до порога избы не проводит девушку.

Обычно на таких “улицах” завязывались внебрачные связи, которые часто кончались браком. Хотя очень нередки случаи, когда бросают ту, “которую любили”. Старшие нередко ругают и бьют дочерей за такие связи; малым же ничего за это не достается.

С “распутёвыми” девками или бабами чинится иногда расправа. “Распутёвой” называется такая девка или баба, у которой несколько любовников. Эти любовники сговариваются иногда поучить её и, если она девка, мажут ей ворота дёгтем, а если она баба, бьют её. Побьют, затем подымут ей рубашку на голову, свяжут (так, что голова женщины как бы в мешке, а до пояса она голая) и пустят так по деревне.

Девка, у которой один любовник, уже не считается “распутёвой”, и ей ворота дёгтем не мажут.

О женитьбе или замужестве первые заговаривают бабы, а не мужики; мужики только с ними соглашаются. Прежде всего стремились приобрести в дом “хозяйку” – рабочую силу. Плохим считалось, если сын гуляет с “никудашней девкой”, то есть, плохо работающей. Не ценились также “хворые”, болезненные невесты. Бывает, впрочем, что какие-нибудь 15-25 рублей, даваемые отцом за девкой, заменяли и здоровье, и ум, и доброе поведение…

* * *

Если молодой убедится в недевственности своей жены, тут же иногда чинит расправу: пинки ногою, щипки в живот и половые части. Один малый, женившийся не по доброй воле на “нечестной” девушке, за которой отец давал 15 рублей, так её истязал после свадьбы, что цветущая девушка превратилась в больную на вид женщину. “Весь низ ей выщипал”, – говорила её мать. Мало того, запирал ее на целый день в маленьком амбарчике без пищи. На ночь тоже запирал её на замок, а сам уходил к своей любовнице, какой-то вдове. Таскал за волосы, бил, чем попало. Унялся только, когда бедная женщина забеременела, – боялся, “как бы за тяжёлую бабу в острог не попасть”.

* * *

Беременная жена делает всё: справляет всю домашнюю работу, в поле вяжет, полет, молотит, берет конопли, сажает или копает картофель, вплоть до самых родов. Иная баба при начавшихся родовых схватках бежит домой, “как овченка”: приляжет во время схваток на землю, а как боли отпустят, опять бежит: “как овченка бежит, трясётся”.

Часто женихи и невесты физически ещё весьма мало развиты. Вследствие этого первые дети родятся слабыми и обыкновенно не выживают. Молодые матери также очень часто “засыпают” детей, то есть придушивают нечаянно во сне.

* * *

Матери на третий и на четвёртый день после родов встают и принимаются за домашнюю работу. Иногда даже на другой день после родов родильница уже затапливает печь сама. На работу в поле мать идёт через пять-семь дней после родов, ребенка либо берёт с собой, либо оставляет на попечение “старухи” или старшей сестры.

“По закону” муж имеет право спать с женой только после шести недель, когда родильница возьмет очистительную молитву. Но это редко бывает. После первого ребенка муж иногда поберегает жену, а уж после второго и третьего, конечно, нет. Если выпьет, то уже через неделю после родов начинает жить с женой, а нет, так недели через две-три.

Жену, конечно, не спрашивают о её желаниях: “Аксинья, иди-ка сюда”, – и всё тут.

* * *

В трезвом виде муж бил жену редко, в пьяном – часто и чем попало. Бьют и палкой, и рогачом, и сапогами, кулаками, пинком. Таскают за косы через порог.

В селе Мураёвне был случай, что пьяница муж убил свою жену “за гульбу”. Он замотал её косы вокруг своей руки и бил головой о порог, о лавки и о стену, пока она не впала в бессознательное состояние, а через день умерла, не приходя в себя.

Если муж бьёт жену и при этом сломает тот предмет из своего несложного инвентаря, которым чинил расправу, то ему гораздо более жалко этот предмет, чем избитую жену.

* * *

Пьяный муж бьет иногда жену, если она откажется исполнить какое-нибудь его приказание, лечь с ним спать и т.д.

Я знала одного мужика, который любил, когда был пьяный, так издеваться над женой: “Становись на колени, клади голову на порог, моя воля, захочу – убью тебя!”. И баба должна была беспрекословно класть свою голову на порог, а он заносил над ней топор, причем маленькие дети обыкновенно поднимали плач и крик. Тогда он произносил: “Детей жалко, а то бы не быть тебе живой”, – и отпускал её. Это называется “мудровать над женой”.

* * *

Бюджет у мужа и жены в семье был раздельный. Мужу принадлежала вся усадьба, хлеб, лошади, свиньи, весь инвентарь. Жене – посуда, одежда, лен, куры, корова. Овцы – общее имущество, но бывали овцы “собинки” – частное имущество бабы, которое после её смерти переходило дочери. Шерсть с овец делилась так: весенняя – бабам, осенняя – мужикам, которые не обязаны были снабжать баб теплой одеждой.

Если жена нанималась летом на работу поденно, плата принадлежала ей самой. Если сдельно – то чаще мужу. В таких случаях бабы часто отказывались работать даже в самую горячую пору, когда платилась высокая цена за уборку хлеба: “Мне-то что, пропадай его (мужнины) деньги пропадом”.

Бывают и взаимные покражи у супругов. То муж выкрадет из жениного сундука деньги на кабак, то жена сворует у мужа муки или крупы, чтобы отдать в мелочную лавочку за мыло или ситец…