Кровавая кавказская разборка в Кисловодске в мае 1850 года.

Во время пребывания князя Воронцова в Кисловодске (где в это время находились и мы) местные властители - черкесские, кабардинские, лезгинские князья, словом, высшие представители территорий, находящихся под властью России, - должны были засвидетельствовать свое почтение наместнику.

В этот момент аул (черкесское слово, означающее поселение) являет собой во всех отношениях оживленное и исключительно живописное место. Одеяния, лошади, оружие, шелка — все сверкает золотом и роскошью. Мне предложили писать портреты некоторых упомянутых мною выше военачальников; о двух из них я расскажу особо, ибо они сыграли значительную роль в событиях, которые произошли позднее.

То были молодой и невероятно красивый кабардинец князь Туманов и генерал, грузинский князь Эристов, представитель древнего рода, обладавший колоссальным влиянием.

Однажды утром я отправился к князю Эристову, чтобы начать работу над его портретом. Он проживал в маленьком домике с галереей, располагавшемся недалеко от источника.

Для того чтобы пробраться в его дом, мне пришлось пройти через оцепление вооруженных людей. Чем ближе я приближался к дому, тем плотнее становилась толпа. Добраться до гостиной оказалось столь же непростым делом, так как она вся была запружена людьми.

Заметив меня, князь на плохом французском обратился ко мне: «Проходите, месье Дессен, раскладывайте ваши вещи, я вернусь через минуту». Я прошел во внутренние покои, однако не прошло и десяти минут, как я услышал страшный шум.

Обернувшись, я увидел толпу людей, стремительно выбегавших из дома. Князь остался один. Я внимательно посмотрел на него: его невозмутимое лицо не выдавало ни единого чувства, вид его в этот момент был воистину прекрасным и величественным. Одет он был в черный простой мундир, однако на поясе носил дорогое оружие с искусной отделкой.

Поскольку князь не проявлял никакого желания говорить и что-либо объяснять, то мне ничего не оставалось, как подняться на галерею, откуда я стал с любопытством наблюдать за волнением, которое царило во дворе. Черкесы, кабардинцы, чеченцы, казаки с трудом сдерживали своих коней.

Не успел я понять причину этого возмущения, как вдруг увидел князя Александра Дондукова; он прибежал с левой стороны дома. Генерал, который только что присоединился ко мне на галерее, увидев его, закричал по-французски: «Дондуков, не ходите туда!» Молодой князь быстро развернулся и побежал в другом направлении, но все же пробрался в дом с другой стороны.

Между ними произошел диалог, смысл которого я не понял, после чего Дондуков ободряюще похлопал меня по плечу и произнес:

- Что ж, Дессен, сейчас вы будете свидетелем вооруженной стычки.

- Вооруженной стычки? Вы, наверное, изволите шутить?

- Никак нет, все вполне серьезно. Помните, два дня тому назад вы писали портрет князя Туманова, кабардинца?

- Да, - отвечал я, - помню.

- Так вот, этот князек пожаловался генералу Эристову, что кто-то из его соплеменников, в отсутствие родителей, похитил его сестру, с тем, чтобы не платить за нее калым, — таковы местные нравы. Князь Эристов призвал к себе похитителей, их-то вы и видели из окна. Князь потребовал от них сложить оружие и сдаться, что они сделать отказались, и теперь генералу придется применить силу — вон, смотрите, можете убедиться сами.

И действительно, впереди нас возник казачий заслон с пиками в руках, задачей которого было окружить похитителей. Спустя мгновение мерным шагом подошли линейные войска и заняли позицию возле источника.

При виде солдат черкесы повернули назад и приготовились бежать. Заметив движение, князь Эристов, стоявший подле меня, приказал открыть огонь, раздался залп из двухсот или трехсот ружей.

Один бандит упал замертво, сраженный пулей, другие спрыгнули с лошадей, чтобы поднять его, но, увидев, что их товарищ мертв, устремились к вершине горы, с виду напоминавшей сахарную голову. Там разгорелось ожесточенное сражение.

Я вышел из дома, чтобы лучше следить за разворачивающимися событиями. Пули свистели над моей головой; войска оцепили холм и, продвигаясь вперед рядами, медленно сужали кольцо.

Вот уже убит и второй черкес, я видел, как он скатился с горы и проходившие мимо солдаты добили его ударами штыков. Затем и третий черкес пал бездыханным. Четвертый раненый спустился с левой стороны холма, и ему одним ударом сабли снес голову князь Илико, позже женившийся на одной из самых прелестнейших княжон Москвы.

Меж тем театр военных действий переместился в другое место. Пятый черкес, спасаясь от погони, побежал в сторону здания, в котором размещался клоб (клуб). Там ему попытался преградить проход слуга, но черкес выстрелом из пистолета сразил его наповал.

Другой слуга, увидев несчастье, постигшее его собрата, не стал терять времени даром и попытался спрятаться в танцевальной зале. Он добежал до оркестровой лестницы, но черкес преследовал его, и ему не оставалось ничего иного, как выпрыгнуть из окна.

К этому времени подоспели войска; жертвами злодея стали еще несколько человек, однако и сам он пал от удара кинжала. Так закончилась эта драма, которая могла закончиться весьма печально для меня, безобидного художника, отправлявшегося писать портрет.

Трупы похитителей протащили по земле, изваляв в пыли, а на следующий день продали их лошадей и оружие, на котором еще оставались следы крови.

Чтобы как-то забыть о происшедшем, князь Воронцов распорядился устроить бал, но он уже проходил не с такою живостью, как прежде. Мы провели здесь еще восемь дней, в течение которых я продолжал свою работу.

Эмиль Франсуа Дессен «Записки о путешествии на Кавказ»/Журнал «Наше наследие» №108 (2014 г.).